Вера Баева была девкой видной. Но, какой-то несчастливой на мужиков. Прямо - беда!
Родилась она в деревне, второй из девятерых детей, четверо из которых умерли еще в детстве. Отчего умерли? А кто их знает? От жизни. Жизнь в деревне не мёд. Отец да мать в колхозе, все хозяйство на старших детях. Надо рано, еще засветло встать, накормить скотину, кур, гусей, уток. Подоить корову, и если лето, передать его деревенскому пастуху, а если другое время года - собираться в школу и идти до нее несколько километров пехом. После школы успеть сделать уроки и помочь родителям по хозяйству.
Отец веркин - Герасим Алексеич Баев, жену взял за рекой, из казачек. Анна Ивановна была до самой старости красива, стройна и осанку имела величественную, словно дворянка. В молодости первая плясунья на селе, любила песни донские, берегла костюм свой народный, с широкими юбками и монистами из монеток, в кованом сундуке. Аккуратно сложенный вместе с другим приданным, доставала на Пасху и по другим большим праздникам, в веселье была безудержна, в работе обстоятельна. Хозяйство вела, как учила ее мать, и дома было хоть и не богато, но чисто, хата побелена, двор всегда выметен, огород - на зависть соседям. В семье была строга к детям и мужу, что не мешало тому гулять от нее до самых седых волос.
Герасим, сам мужик невысокий и сухопарый, был драчлив, охоч до гулянок и успех у баб всегда имел оглушительный. Не раз Нюре соседки-подружки рассказывали о муже-кобеле, не раз она сама рвала волосы его любовницам, а все равно, нет-нет, да и углядывала в каком-нибудь из сельских пострелят Герасимовы черты.

-Ох ё.. -лежавший на земле Адам потянулся и потирая нывшие виски потянулся к ручью. Пил он долго, холодная вода сводила зубы и не позволяла делать большие глотки. Голова безумно ныла . болела правая рука и ныл орган , выдававший принадлежность Адама к мужской и единственной части сотворённого Создателем мира.. Напившись, Адам с трудом , постоянно чертыхаясь и матерясь, подобрал на земле несколько фруктов и прислонившись к пальме спиной раздражённо заметил..
-Сука ты ползучая.. хоть бы пожрать принёс.
-Это ты мне?- из разросшегося куста сначала донёсся приглушённый голос, затем появилась змеиная морда Искусителя
-нет, блять.. дереву..
-Ну знаешь.. никто не просил тебя вчера так нажиратся..- Искуситель помусолил во рту кончик хвоста и приложил его ко лбу Адама.- о, брат.. да у тебя ещё и температура поднялась..
-Ублюдок ты длинный, ясно тебе - мрачно изрёк Адам
-Это почему?

-Да потому что ты вчера принёс нектар и причем явно бодяжный.. выдержка небось лет триста?
-Знаешь, Адам.. -Искуситель развалившись на мягкой траве щурил морду на яркое солнце и помахивал хвостом - помяни моё слово.. через какой- нибудь жалкий миллион лет мужики будут жрать этот нектар всего- то пятилетней выдержки и уверять что это божественно..
-Угу.. через миллион лет планету будут населять хитрые дебилы типа тебя?- Адам скосил насмешливый взгляд на Искусителя..- не пиздел бы, животное..
Вместо ответа Искуситель повернулся к палящему солнцу другим боком и свернулся клубком. Адам потёр ладонью нывший висок и оглядел поляну мутным взглядом..

-И откуда он только взялся? - Малдер с брезгливой миной оттирал кетчуп с галстука, - этого ещё не хватало!
-Как откуда? - агент Скалли сосредоточенно нахмурилась, явно не понимая возникновения такого вопроса, - из упаковки. Ты когда картошку поливал им, то запизделся про новый объект.
Малдер оторвал взгляд от пятна. Ну не дура, а?
-Да я как раз про объект. Странный он какой-то. Улыбается всё время. Говорит, что из России, а сам, по жаргону, в Гарлеме за своего сойдёт. Вот ты, скажи, ты веришь, что его инопланетяне похищали?
-Я? - Дана ухмыльнулась, - да я и в инопланетян-то не верю. Всё можно объяснить естественными причинами. Обыкновенная пьянь. Напился до синих чертей, вот и морочит людям голову.
-Ага. Напился и оказался в Америки. У него ведь не только паспорт российский. Ты его бельё видела? Таких трусов, прости Господи, в Штатах не делают. У него на жопе доллар с Линкольном. А спереди - статуя свободы. И вместо факела у неё половой член в руке. Да такой натуральный.
Малдер вздохнул.
-Больше всего бились над этикеткой. Несколько советологов опросили - что такое "верейская швейная фабрика"? - ни один не знает. И почему написано "100% cotton", хотя специалисты утверждают, что это материал середины прошлого века под названием "sitez". Такое ощущение, что этот парень не только в пространстве перемещается, но и во времени...

Утро в Простоквашино выдалось пригожее.
- Неправильно ты, дядя Федор, бутерброд ешь... - Матроскин почесал себя за ухом и зевнул, - Ты его Хватайкой кверху держишь, а его надо Хватайкой на язык класть. Тогда вкуснее получится.

Дядя Федор голову со стола поднял, изо рта остатки бутерброда вытащил и посмотрел на кота мутными глазами. Кот в фокус не попал. Дядя Федор сжал тогда гудящую голову руками, произвел освежающий стон класса "от прям щас убить бы какую-нить полосатую тварь" и сумел, наконец, поймать кота в фокус. Тот вздрогнул и зажмурился.
- Слышь, Матроскин, - голос дяди Федора напоминал отелятельное мычание Мурки, - Фигассе ваша корова молоко дает.. Из него только сгущенку делать и котов в ней топить.

- Что ж за характер у тебя такой?! - укоризненно заметил Матроскин и, на всякий случай, пересел подальше, - У мужчины характер должен быть легкий, заухомпочесательный, а у тебя - тяжелый, вжидкостиутоплятельный. Куда это годится? С пол-литры... молока-то!
Но тут в дверь постучали. Матроскин живенько со стула соскочил и открывать побежал. Распахнул дверь - а там бобер стоит и мокрого Шарика на плече держит.
- Вот, - говорит, - я вашу Муму из реки вытащил. Делать мне больше нечего, только пса этого спасать. Вы уж в следующий раз в болоте его топите.
- А я не просил меня спасать, - стонет Шарик, - Я, может, хотел утонуть. Лучше умереть Муму, чем жить Филей, между прочим.
- Каким еще таким Филей? - спрашивает дядя Федор и квасу отхлебывает.
- А таким! - отвечает Матроскин, - Это он потом Муму стал, а сначала ты кричал, что он - Филя из "тети Тани" и все пытался его на руку надеть.

Теплой летней ночью Витек сидел на лавочке с бутылочкой пива и размышлял о жизни. Жизнь, честно сказать, у него особо не складывалась. Школа с двойки на тройку, ПТУ, два года армейского стройбата, токарь на заводе - вообщем похвастаться вехами на жизненном пути, при всем желании сложно. А хотелось совсем другого. С экрана телевизора, с обложек журналов на витринах, она, другая, красивая, беззаботная жизнь безжалостно вторгалась в сознание, как бы говоря: ты неудачник, "лузер", ты пахал и пашешь и будешь пахать в своей провинции, а эта жизнь для совсем других, для умных, успешных, популярных, отрывающихся на всю катушку, не знающих что такое перебиваться от зарплаты к зарплате, жить в старой хрущевке с вечно пьяным отцом и затюканной жизнью матерью. Багамы, Карибы, тусовки, красивые девушки, дорогие машины, это где-то все там, за гранью реальности.
Витек сделал глоток пива и, поставив бутылку на лавочку, неторопясь закурил. Эта лавочка в парке, на пути от автобусной остановки до дома после работы, была его своеобразным местом релаксации, неким прибежищем, как в детстве огромный шкаф для одежды, где так хорошо спрятаться между висящих курток и пальто от злого, не понимающего тебя мира.
- Мани, мани, мани..., - вдруг истошно завопила "АББА" из-под лавочки.
Витек от неожиданности подпрыгнул, опрокинув пиво и, матерясь, заглянул под лавочку. Песня доносилась из объемистого кожаного портфеля, лежавшего под лавкой. Витек, озираясь по сторонам, схватил портфель, вытащил сотовый из кармашка сбоку и быстро выключил его.
"Так, мобилу загнать, дорогая, портфель тоже, - пронеслось в голове, - блин подфартило то как, это ж надо, а может внутри еще что ценного есть". Витек расстегнул портфель, заглянул и остолбенел. Портфель был туго набит пачками стодолларовых купюр. Дальнейшие пятнадцать минут жизни Витек не вспомнил бы даже под гипнозом. Схватив портфель в охапку, презрев всю осторожность и конспирацию, он спринтерским бегом одолел дистанцию от парка до своего подъезда, ворвался домой и закрыл дверь на все замки. Не разуваясь, он заскочил в свою комнату и вывалил содержимое портфеля на кровать. Пачки купюр с портретами мертвых американских президентов, казалось, озарили всю комнату тусклым изумрудным светом. Витек, не шевелясь, заворожено смотрел на добычу и только мысли в голове носились с невероятной скоростью:

Поплавок нагло дремал, демонстрируя полную солидарность с уснувшим под мягким солнцем ветерком. Рыба, чуя опасность, обходила крючок стороной, предпочитая обшаривать скудные заросли речной травы подальше от берега. Тишина вокруг была непроницаемой, словно мир набили ленивой, дрожащей как призрачное желе, прозрачной ватой.

"Наверно, на червя можно было бы что-нибудь поймать. Не то, что на пустой крючок", - грустно подумала Смерть, неспешно и без всякого смысла подергивая удочку. Увы, ловля на червяка для нее была абсолютно невозможна. Любая живность, оказавшись в руке Смерти, вела себя так, как и должна была вести себя в руке смерти - умирала мгновенно и безропотно.

Смерть попыталась в очередной раз представить резкий нырок поплавка, упругое сопротивление попавшейся добычи, радость удавшейся рыбалки... Впрочем, рыба сама по себе была не интересна. Покой - вот что было по-настоящему важно. Редкие минуты покоя, безмятежности - это больше всего понравилось Смерти в единственном разумном, как ей казалось, изобретении человечества. Пожалуй, она и сама не смогла бы вспомнить, когда впервые удосужилась провести выходной у реки, - помнила лишь, что крючок был костяной, - но занятие это неожиданно понравилось, принеся настоящий отдых от постоянных хлопот.

Сегодня долго половить рыбку не удастся. До начала работы осталось чуть меньше часа из двух, доставшихся ей совершенно случайно. Видимо, сегодняшняя лень в природе способствовала перерыву в убийствах, несчастных случаях и прочих сверхурочных мероприятиях.

- Не хочу, - упрямо повторила она, пряча руки за спину.
- Значит, ты меня совсем не любишь, - вздохнула мама, сворачивая платье. - А я так старалась, выбирала его. Думала, ты обрадуешься.
Лида зажмурилась, не давая слезам пролиться. Платье было уродским. Снова девочки будут смеяться над ней.
- А мне было бы так приятно, если бы ты пошла в нем. И тогда я бы знала точно, что старалась не зря. - Мама замерла, посмотрела на девочку и повторила, - ты меня совсем не любишь.
Всхлипывая, Лидочка кинулась к маме, обхватила ее за талию и, вжавшись лицом в живот, разрыдалась.
- Люблю, мамочка! Очень люблю!
Девочки смеялись над ней, но Лидочка молчала, ведь она любила маму...


Дыхание обжигало кожу, шепот проникал прямо в сердце, разрывая на части и разливая по телу истому. Горячие руки блуждали по телу.
- Я хочу, чтобы ты стала моей...
У Лидочки кружилась голова, сбивалось дыхание. Пересохшими губами она прошептала еле слышно:
- Нет, ведь так нельзя.
- Значит, ты меня совсем не любишь?
Ее как будто окатили холодной водой.
- Очень люблю, - испуганно прошептала она.
Боль, слезы и "Я тебе еще позвоню" на прощание.

Молодой человек уронил с плеча шубу на руки подоспевшего лакея, крутнулся перед зеркалом, оглядывая себя со всех сторон, и, пощипывая на ходу щегольские усики, вошел в зал.
- Какой столик изволите, барин? Возле сцены? Или кого-нибудь ожидаете - есть кабинеты поинтимнее, - подскочил к нему половой.
Молодой человек оглядел трактир и выпятил подбородок: - В центр зала, голубчик, - половой бросился переворачивать стулья, и щёголь прошествовал к столу.
- Очень порекомендую сегодня телятину-с, барин! Также сегодня у нас лангусты-с, свежайшие!
- А подай-ка мне бутылку шустовской водки, голубчик! - щёголь уселся на стуле поудобнее, закинул ногу на ногу и достал из кармана портсигар.
- Вот-с, извольте - винная карта. К телятине посоветую божоле...
- Шустовская водка, "Рябиновая" - есть у вас, я надеюсь?
- Так барин же - какая водка, помилуйте-с? У нас приличное заведение, свой погреб, винная карта на двести сортов отменнейших вин-с... - обиженно пожал плечами половой.

Молодой человек, поднявшись со стула, одёрнул пиджак и, рассчитаннным на скандал громким голосом, вопрошал: "Ка-а-ак? В вашей забегаловке нету шустовской "Рябиновой"???"
- Не извольте беспокоиться, барин-с, сей секунд! - половой от греха подальше прихватил со стола солонку и соусники и помчался вглубь зала, к неприметной двери, прячущейся за толстой портьерой. Поставив соусники на столик возле стены, он пригладил волосы, отодвинул тяжёлую портьеру и постучал.

Всё это так же странно, как смотреть на воду. Моя кожа, огромными снежными лохмотьями, стала покидать меня перед самым Новым годом. Обычно это происходило на яблочный спас.
В краю, где никто и никогда не видел Луны, из спасённых яблок делали сидр, разбавляли его самогоном и, добавив (для голоса) сушёных лягушачьих пенисов, пили. Потом молчали. Молчали до тех пор, пока кто-нибудь не отыскивал на дне колодца Полярную Звезду. Но новорожденный ребёнок, зачатый последним поэтом виноградно-целлофановой эпохи, сказал:
"На дне колодца каждый может
Узреть Полярную Звезду.
А вы попробуйте иначе".
И теперь они не открывают рта покуда не найдут отражения третьего глаза Большой Медведицы в штормящем море. Но там его нет. Глаза Большой Медведицы отражаются только в развалинах юного Херсонеса...
...в котором жил один старик, что выращивал зубы во рту, словно морковку на грядке. И, причём, делал он это не только со своими, но и с зубами любого желающего. Однако, стоила эта процедура так дорого, что желающих просто не было. Поэтому выезжал зубастый старец по воскресеньям в Ак-Мечеть торговать дисками. Его дискотека - танцы здесь ни при чём - была богата, как евнух в плане воздержания. Но, не смотря на это, старик торговал только джазом.

- Почему иные яйца умнее кур перепелиных? - спросил я мудреца.
- Есть, - ответил мне он (потому что был мудр и зрил в корень), доставая из недр своей вопросительной котомки один из дисков "Tribal Tech".
- А как бы его послушать?
- А чего его слушать? Надо брать, - мудрость хитра и ленива, как удав в джунглях Амазонки, но не лжива. Расплатившись за диск, я всё-таки поинтересовался:

..., а если завтра ты не придёшь, знай: я убью себя литровой ёмкостью водки в одну морду и умру - молодой, красивый и с чистой шеей.
Он сидел под часами - молодой латентный педераст в третьем поколении. Кукушка только что прокуковала пять утра. Не спалось. Он взял бинокль и направил его глаз к звёздам. Венера сегодня была без носа. Сифилис. "Кстати, о носе", - подумал он и чихнул. В стену нервно постучали, и ему вспомнилась где-то не ко времени прочитанная реклама: "Перед сном пользуйтесь нашими бананами. Запихивайте их себе в уши, и мы гарантируем вам спокойный сон с элементами здорового похуизма".
Далее в его существовании следует раннее многоточие. Многоточие, как ожидание. Ожидание, как серпом и молотом по яйцам. Но
суицид отложен до лучших времён. Потому что, как только стукнула его кукушке блажь в голову, прокуковать двенадцать, она пришла. Пришла и прямо с порога, не успев снять своей красной куртки, озадачила:
- Читайте знания - источник книги. - Вручила ему пакет с киром и, как ни в чём не бывало, продолжила: - когда я жила в Ленинграде, у нас под окнами ходил трамвай ?6. Он звенел по утрам, и гремел на поворотах, застревая в параллельных кривых мирах из стали (параллельные миры ведь делают из стали, так?).

- А под моими окнами ходит только сумасшедший молочник, - сказал я, принимая от неё красную куртку. - Он каждое утро ходит и, как резанный, орёт: "молоко. Молоко! МОЛОКО!!!". И сразу же появляется скромное желание нахлобучить на уши шапку и робко спуститься на улицу, но не за молоком, а для того, чтобы убить его. Убить как можно изощренней и медленнее. Потому что сны...
- А я своему придурку говорю: разбуди меня позавчера в полвосьмого, а он вместо этого разбудил меня завтра в девять утра. Представляешь?

Писатель был лысоват, несмотря на сравнительную молодость, пузоват и бездарен. Служа третий год после университета обычным бухгалтером в одной из столичных фирм, он получал сравнительно неплохие деньги. В силу своей неженатости и, соответственно, имея массу свободного времени, некоторое время назад он не нашел ничего лучшего, чем заняться литературной деятельностью. "Ну вот сначала в стол попишу, потом в интернет выложусь, потом, глядишь, и книжка моя выйдет..." - примерно так думал он вечерами, кусая кончик ручки, хмуря брови и отправляя в корзину для бумаг исписанные кривым почерком листки - словом, вел себя как любой начинающий бумагомарака, обладающий непомерными, но отнюдь не неподъемными, амбициями и полным отсутствием таланта.
Но, хотя он был и бесталантен - он был отнюдь не глуп, поэтому его рукописи с завидным постоянством складировались только в тумбочку стола, и до Интернета дело не дошло. Уж что-что, но меньше всего он хотел видеть злые презрительные комментарии таких же маршалов пера и генераллисимусов печатной машинки, как и он, и еще меньше - не дай Бог - читать эти самые комментарии.
В тот злополучный вечер он вышел просто прогуляться, набраться новых впечатлений и, возможно, идей для своего нового тумбочного блокбастера. Но вместо впечатлений и идей он встретил своего бывшего одноклассника Славку-Ворчика. Ворчиком его прозвали за некоторое сходство с деревянной палкой, с одной стороны которой находилась лошадь, а с другой плуг. Ворчик был длинным и тонким, Славка тоже. Правда, злые языки шептали, что прозвали его не из-за внешнего сходства, а внутреннего, и доля правды в этом была. С одной стороны Славка ржал как конь, а с другой стороны, в определенные моменты своего существования, тормозил, как плуг.

- Если бы фильм "Тарас Бульба" снимал Стивен Спилберг

Еврей Янкель (Дэниел Крейг) молится у могилы своей семьи, которую изрубили пьяные запорожцы. Сам он чудом остался жив - его защитил авторитетный казак Тарас Бульба (Энтони Хопкинс) за то, что в свое время еврей помог выкупить из турецкого плена старшего брата Тараса.
Теперь душа Янкеля разрывается между ненавистью к запорожцам и благодарностью к старому Бульбе.
Еврей размышляет, почему в мире такая несправедливость к его народу. В попытках найти ответ, он отправляется по Украине и встречает других евреев. Некоторые из них, пытаясь выжить и прокормить своих детей и всю родню, вынуждены заниматься всевозможной коммерцией. В том числе и брать плату за вход в церковь, которую им, в свою очередь, в аренду сдают польские магнаты.
Пытаясь отомстить казакам, Янкель одалживает деньги под выгодный процент хорунжему Галяндовичу (Кристофер Уокен), который обещает закупить оружие и разбить запорожцев. Однако, спустя обещанное время тот деньги не возвращает. Когда воины Галяндовича вступают в осажденные казаками город, Янкель следует за ними, чтоб спросить у хорунжего - на что тот потратил ссуженную ему, в том числе и брацлавскими евреями, сумму. В ответ он получает побои, и его чуть не казнят. После этого Янкель горько разочаровывается в поляках, и приходит к выводу, что нельзя и от них ждать справедливости.
В осажденном городе главный герой встречает Андрия (Леонардо Ди Каприо). Узнав, что сын перешел на польскую сторону, Янкель начинает проникаться сочувствием к Тарасу Бульбе. С большим сожалением он приносит новость старому казаку. Услышав это, Тарас Бульба начинает рыдать. Он обнимается с евреем, и они рыдают вместе каждый о своем горе.

Я махнул жезлом, и лазурный Лексус "Винтаж" остановился. Клаус направил автомат в сторону водительской двери. Зеркальное стекло плавно опустилось. Из салона повеяло утренним кофе в сочетании с легким дымком кубинской сигары.
Дорогой запах. Судя по умопомрачительному аромату, синтезатор у владельца машины стоил как моя годовая зарплата.
Загорелый сухощавый мужчина с волосами "соль с перцем" протянул темно синий квадратик удостоверения.
Синий плюс! Выше только фиолетовый и фиолетовый плюс. Наверное, важная шишка. У меня у самого - зеленый минус.
Я с невозмутимым видом изучил голограммы, и протянул пластик обратно.
- Белеет парус одинокий...
- В тумане моря голубом, - мягким баритоном ответил мужчина.
- Что ищет он в стране далекой? - продолжил я.
- Что кинул он в краю родном? - печально произнес водитель.
- Автор?
- Лермонтов Михаил Юрьевич.
- Основоположник стиля регтайм?
- Бен Харней из Луисвилла. Но настоящим классиком стал гениальный Скотт Джоплин.
- Чьи тенденции одержали верх по итогам последних показов в Милане?
- Луиджи Инзаги. Двубортные удлиненные пиджаки. Сухой асфальт, фиолет, пурпур, бордо.
Только после этого я козырнул, и представился:
- Старший сержант Кашира, культурная полиция. Простите, сударь, но согласно закону о подтверждении статуса, я был обязан убедиться в том, что вы действительно...
- Не продолжайте сержант, - перебил меня владелец лексуса. Вы отлично несете службу. Благодаря таким как вы, в наше просвещенное общество не проникают всяческие узколобые мещане. Будьте любезны, ваши документы.

- Ну это... Я начинать буду. - нерешительно сказал Валентин своей супруге.
- Это ж не супружеский долг, Валентин, а постройка курятника. - буркнула супруга. - Можно и решительнее начинать. Уже ведь пара месяцев как все материалы есть. Бетон, который. У нас будет бетонный курятник.
- Цемент, песок, щебень и арматура нам достались даром! - вскипел Валентин.
- Вот-вот. Тренируйся. - кивнула супруга. - Следующие лет сорок ты будешь всем объяснять почему дом у нас из подручного материала, а курятник - монолит.
- Да ну тебя. - плюнул Валентин и вышел к объекту.
Колышки с натянутыми нитями на расчищенной площадке ласково сообщали Валентину "Здесь будет твой курятник" и кричали "Тут до фига работы, мужик!!"
- Начало - половина дела! - уговорил себя Валентин и взялся за лопату.
Послышался негромкий свист, переходящий в шипение и перед Валентином материализовался какой-то тип в сверкающей одежде.
- Это научит тебя, дикарь, вести беседу в цивилизованном русле! - прокричал тип и отвесил Валентину пощечину.
И тут же исчез в никуда.
- Что за.. - опешил Валентин и потер ударенную щеку.
Щеку жгло от пощечины, в душе ширилась обида ни за что ударенного труженика, мысль металась не в силах найти объяснения материализации и дематериализации обидчика. И тут опять раздался тихий свист, переходящий в шипение.
- Получи, тварь! - воскликнул Валентин и пнул ногой материализовавшегося типа с блестящей одежде.
Пнул по всей видимости метко, потому что тип присел и застонал негромко:

Мало кто знает, откуда пошло выражение "кинуть палку", хотя многие используют его в своей речи. А история такова.

Жил в Древней Греции один раб по имени Эзоп. Очень знаменитый раб, потому что он писал всякие остроумные басни. Кстати, наш баснописец Крылов, басни которого мы в школе зубрили, многие сюжеты своих басен содрал у него. Мне об этом один историк рассказывал. Ага. Значится, дальше.

Спрятался как-то Эзоп во дворе у своих хозяев, решив немного подрочить. Тёлки-то у него не было. В общем, увлёкся, сидит, своё дело делает, вдруг сзади подходит хозяйка и застаёт его на месте преступления. Ловит, что говорится, с поличным. Посмотрела она на его "прибор" и вся загорелась. Видимо, приборчик был что надо. И говорит Эзопу: "Раб мой, хочешь с хозяйкой покувыракаться? Я согласна..." А хозяйка красавица, такая вся из себя, ну, в общем, ясно... Эзоп чуть сознание от предложения не потерял. И хочется, и колется, но умом понимает, что, если хозяин застукает, ему крышка. А хозяйка неймётся: "Эзопчик, полюби меня, я тебе шмоток новых дам, одену, обую..." "Эх, была-не была", - подумал раб и согласился.

Но стерва попросила, чтобы он удовлетворил её пять раз подряд. Голодный Эзоп согласился и давай трудиться изо всех сил. Удовлетворил тётку четыре раза и чувствует, силы заканчиваются. Спрашивает у неё, мол, может, хватит? А та стоит на своём: "Пообещал пять раз, так давай работай!" Ну, Эзоп собрал последние силы и вставил ещё раз свой прибор, да промахнулся. Но хозяйка не прочь была и против анального секса. А когда Эзоп кончил и стал просить обещанную новую одежду для себя, та лярва и говорит ему: "Ни хрена не получишь, я просила тебя одно поле вспахать, а ты на соседнее со своим плугом залез, так что, дорогой, или ещё раз или я ухожу..."

Весна 1945
Дверь плавно открылась. Загорелый, молодой лейтенант, стоящий на посту, приветливо улыбнулся. Они проследовали вглубь огромной столовой. Огромные стеллажи и панно с фотографиями всевозможных блюд украшали стены, равно как и готическая надпись "Шпайзехалле".
Как вы себя чувствуете после госпиталя, Пауль? - спросил его спутник - Есть хотите?
- У меня прямо-таки дьявольский аппетит, герр Шпеер...
- Это хорошо, мой мальчик, вы должны набираться сил...

Очень симпатичная девушка улыбнулась Паулю и предложила лишний гамбургер. Пауль засмотрелся на неё, и придал лицу самое благостное выражение.
- Я работаю до семи, майор. Буду рада вас увидеть на вечернем кофе...
Кашлянув, Пауль ответил:
- Я буду в семь пятнадцать...

Шпеер улыбнулся и похлопал Пауля по плечу.
- Дело молодое, а Сандра ещё не знала мужчину. Вы явно ей понравились Кёпке!
Паулю были приятны слова Шпеера, он жевал пищу и думал, откуда он знает, что она невинна? Неужели Менгеле зашёл так далеко, что результаты медпроверок придавал огласке? Или же, сидя вечерами за коньяком, они со Шпеером смаковали детали выводов медиков о состоянии физической оболочки женской части экипажа...? Может быть..

-- Полевой! Саша-а-а-а! Постой!! - надрывалась училка, но Сашка, сделав вид что не слышит, быстро завернул за угол школы и, сунув ненавистный пионерский галстук в карман, направился к дому. На сегодня школа закончилась. Прогулянное черчение не в счёт.

Около подъезда со скамейки навстречу подростку поднялся мужчина. Это был, как показалось Сашке, старик лет тридцати пяти. Он повёл себя несколько странно - очень внимательно осмотрел парня и загородил ему путь.

-- Саша? - полуутвердительно, но всё же спросил он, - ты Полевой Саша? Да?
-- Да, это я, а вам чего? - на всякий случай сделал тот пару шагов назад.

Лицо незнакомца показалось семикласснику очень знакомым. Он очень походил на сашкиного отца.

-- Не бойся, я только хочу поговорить, садись, - приглашающе махнул рукой мужик и сам опустился на край скамейки. Саша присел рядом - всё таки день, свой родной дом, ничего страшного. Мужчина продолжал всматриваться в пацана с любопытством и очень внимательно.

-- Послушай меня, не перебивай, а просто послушай, - начал незнакомец, - я знаю - ты парень умный и я попытаюсь тебе помочь. Можешь мне не поверить, но только послушай....Через какое-то время твоя семья переедет за границу.
-- Откуда вы знаете? - не утерпел и перебил Полевой.

Незнакомец усмехнулся и покачал головой.

Первоначально бешеный стук в висках медленно начинает ослабевать. Открыв глаза, обнаруживаю бледное лицо в зеркальном потолке.

Выгляжу не очень. Теплая вода приятно нежит тело. Струя воды, проходящая через слоя фильтров( а когда-то я заботился о своем здоровье) бьет по коленке и разбрызгивается по стенкам ванной комнаты.
Ну что уж? Пора и поразмыслить над тем, что происходит и почему. Так и хочется самому себе ответить
"по качену!!!"
Меня зовут Михаил. Мне 28 лет. Не женат, детей не имею. По крайней мере, я об этом не слышал. Хотя одна из знакомых по слухам сделала от меня аборт. Знакомую, после той пьянки, а собственно и того самого единственного секса с ней, видел неоднократно, она молчала, значит слухи не врут. О своей беременности мне ничего не говорила, поэтому перед этим фактом совесть моя была спокойна. Один хрен, предложил бы тоже самое, но тут она сделала без моего ведома, посему, быть ответственной ей, я не при чем, я не знал, я крайний...

Жизнь с самого рождения проходила довольно резво и насыщенно. Мама и папа бесконечно сильно любили своего единственного ребенка, и по возможности баловали его, как могли, лишая себя милых сердцу надежд на светлое будущее.
Детство провел в спортивных секциях и кружках, которые представляли собой бывшие подвалы, кое-где покрашенные желтой маслянкой. Школу, бедную до ужаса, в которой постоянно брали, заработанные отцовским горбом, деньги, то на ремонт, то на походы в музеи, закончил с отличием.
Возможно тогда, я и стал ненавидеть бедность, с ее жалкой сущностью.
После школы поступил на экономический факультет в университет средней руки.

Она родилась в маленьком городке. Урюпинск или Воткинск, сейчас не важно. Родители алкаши, девочка училась быть крутой. Первая в классе закурила, первая отсосала восьмикласснику, первая дала взрослому мужику в сауне за деньги. Когда одноклассницы решались на первый анал, она уже рассекала по городу на вишневом 190 мерсе. Ложилась на дачах под одного, на хатах под двоих. На уроки приходила поздно, иногда вообще месяцами не появлялась. Директор и завуч устали ругаться, поэтому махнули рукой. Естественно вся школа таращила глаза на золотые цепочки, дорогущие юбки и роскошный макияж - родители большинства втапливали на заводах, чтобы позволить бутылку-другую водки. Мечтать о машине никто не смел, даже менты, дежурно штрафующие за отсутствие прав завидовали. Как она закончила 11 класс все недоумевали, но закончила. На выпускном угощала всех бэйлисом, а рано утром, когда мальчики набирались смелости первый раз залезть в лифчик девочкам, укатила покорять Москву.

Где она провела четыре года не знаю. Наверное в общагах, вроде училась, даже на второй курс бауманки перешла. Мы встретились на дискаче, где я пропивал свою жизнь. Времена выдались самые тяжелые - меня выгнала жена, попёрли с работы, всплыли проблемы из прошлого. Мыкался второй месяц по съемным квартирам и случайным знакомым, жрал что придётся, ебал такое, что снилось в кошмарах. И тут она - бледная тень моей мечты. Точёные ножки в черных колготочках, на высоченных каблучках. Юбчонка не совсем блядская, однако, воображению оставляла немногое. Короткая шубейка или куртка сильно подбитая мехом, впрочем, не скрывающая грудки третьего с замахом на четвёртый размер. Крашеная блондинка, волосы ниже плеч, чёлочка. Немного тёмные круги под глазами - бессонные ночи макияжем не скрыть. Глаза как прицелы. Да и туфельки некогда дорогие, грязищей помазанные. Клавафелинщица короче.

Как-то нахуярил я какую-то хуйню, которую выложили на растерзание политсрушникам, которые, в свою очередь, пиздили про какой-то гас, ни то про гас-мяс, хуй проссышь, но я понял одно: каклы-пидарасы, грызуны-пидарасы в кубе, а евреев мы сроду не любили и оттого они пидарасы биспизды. Но, есть одно но...

У меня дед живой, войну прошел, недавно рассказал, как для него война закончилась. Бои шли под Кауносом, город наши уже заняли вот и гнали они отступающих немцев на запад. Тут деда и ранили.
Рядом снаряд разорвался, свалился на земь, гляжу на ногу, а у меня пол бедра нет, кость видно. Старшина подполз: "Чо Степ?". "Чо, чо, во чо!". Старшина перевязал кое как и показал направление расположение санбата. "Ползи" - говорит. Ну я и пополз, хуй знает, жить что ли так хотелось, но полз изо всех сил. Дополз до какой-то землянки, оттуда боец вышел. Гляжу, а это Кочерга, хохол с такой фамилией, мы с ним в одном отделении были, когда часть формировали под Саратовом для отправки под Сталинград. И Сталинград вместе прошли, а потом, когда доукомплектовывали, его куда-то перевели и вот повстречались, он тоже меня признал.

-Степан, живой, чо с тобой!?
-Да вот ведь чо, сказали в санбат ползти, далеко еще, не знаешь?
-Далеко, да не ссы, я в связистах, ща по радио санитара вызову.
Вызвав санитара, хохол сделал новую перевязку, предложил пожрать, выпить, да какая уж тут жрачка. Через какое-то время пришел санитар, с упряжкой ездовых собак, спросил, может привязать к небольшой тележке, а то собаки быстро побегут, он за ними не поспеет. Да нахер надо, простился с Кочергой (фамилию помню, а ими позабыл), вцепился в тележку, и понесли меня собаки.