14 апреля 2010 года в 22:07
- Батя, а расскажи какую-нибудь интересную историю - Вовка поворошил угли, подцепил палкой пропеченную картофелину и выкатил ее себе под ноги, - ну, из тех времен, когда ты еще жил на севере.
Вечерело. Отблески костра отражались в его любопытных юношеских глазах, и я, недолго поковырявшись в закоулках памяти, вспомнил давнишнюю удивительную историю, объяснения которой так и не нашел до сих пор. С удовольствием опрокинув третий стаканчик белой, я, окинул взглядом спокойное зеркало Нерли и, предвкушая прекрасный утренний клев, повел свой рассказ.
- Эта история случилась, когда я был примерно в твоем возрасте. Жили мы тогда в Сосногорске...
- Уффф.... мне пятнадцать, пап! - обжигаясь картофельными внутренностями, сын ехидно напомнил мне, как на днях, заполняя какую-то анкету, я перепутал год его рождения.
- Хорош! И не перебивай. Так вот, жили мы тогда в Сосногорске. В нашем подъезде, двумя этажами ниже, жила очень красивая женщина по имени Наташа. Каждый вечер она выходила во двор, пошатываясь от неизбежного норд-веста и сумеречных ревербераций одинокого безумия, садилась на обшарпанную, изрезанную ножами комсомольцев скамью под навесом и закуривала болгарский "Inter". Всегда одна. Летом - в зеленом сарафане с большими желтыми пуговицами. Осенью - в расклешенном плаще и с ярким оранжевым зонтом. Зимой ее тело согревала фиолетовая шкура неведомого науке зверя, в самые морозные дни из-под капюшона тлел рубиновый уголек сигареты, и ее неподвижная фигура становилась похожей на монумент "Приговор инквизиции". Вот что странно, я никогда не видел ее весной. Иногда к ней подсаживались мужчины.
Первый был капитаном дальнего плавания. Ростом не ниже двух метров, с огромными клешнями, доставшимися ему в наследство от отца, камчатского китобоя. Он дымил грубой вишневой трубкой, набитой пересохшим голландским табаком, а его просоленные ресницы каждую минуту семафорили команду "Полундра! Свистать всех наверх". Раз в месяц, после аванса, он уходил в кругосветку, но уже на следующие сутки, ровно к двенадцати склянкам, буксиры в серых кителях возвращали его в порт приписки. Однажды он не вернулся из рейса на Мадагаскар. В восемьдесят пятом, промозглой февральской ночью, его нашли на мурманских верфях. Блатная финка поставила на якорь могучее сердце. А старший сын Натальи, Андрей, носил растянутый вылинявший тельник, матерился, как бывалый докер, и любой из нас пошел бы с ним в разведку, - я потянулся на расстеленном спальнике, закурил и плеснул в мельхиоровый стакан еще пятьдесят капель. - Тссс...- мне показалось, что зазвенел колокольчик одной из донок, поставленных на ночь.