Гражданский ты или военный, но ты с концом рожден не зря! Есть просто праздник офигенный - день 23 ФЕВРАЛЯ!!!!!

В городе жара. Липкая, и очень пиздопротивная. Кондер сломан, и мне приходится сидеть перед вентилятором, который гоняет по кабинету горячий воздух.
Выехать за город, на пляж, не получается.
У Мусика невротебические дела - встретить какую-то старую кошелку (подругу матери), потом свозить их на кладбище (огорода им мало, к земле-то привыкать), потом поводить их по китайскому рынку в поисках последних моделей рейтузов от Адибас. В общем, он весь в делах, а я парюсь дома.
В свете всего этого, я решила махнуть в Торчихреновку к Ленке, и загореть до негроидного состояния на огороде.

Утро встретило меня серым небом и мелким, противным дождиком. Я решила не отчаиваться, ведь пить пиво можно и в дождь. Посему, собрав необходимый минимум (смену белья и зубную щетку), я разбудила Дусю, и мы отправились в путь.
Благодаря усилиям одного знакомого шамана, который пел прельстивые мантры, и усиленно оттопыривал чакры, погода стала немного налаживаться.

Мы тряслись в маршрутке, когда дождь снова начал мелко накрапывать. Почему мы ехали на маршрутке, спросите вы? А вот хуй его знает, чесслово. Ведь перед отъездом я вела себя как прекрасная жена и великолепная кулинарка, а благодаря моим вывертам в постели я была вознаграждена приличной суммой.
Но мерзкая жаба последнее время совсем обнаглела, и когда дело касается разбазаривания хрустящих бумажек, она начинает меня зверски душить. Но, если речь идет о пиве, водке и прочих горячительных напитках, она, пупырчатая сука, благоразумно молчит.

Третье сентября. Понедельник. Сегодня третий день осени подходит к концу. Необыкновенно тёплые дни. Вечер. За высоким зарешёченным окном, где то там, чуть справа - луна. Её не видно, но она точно там. Её свет, проникая через небольшое окошко, освещает пустую стену, угол железной кровати с коваными шишками и край дубового стола. На столе чернильница, перо и несколько чистых листов бумаги. Писать нет ни сил, ни желания. Всё что она хотела сказать, она уже сказала. И с её слов всё записал лично товарищ Мальков. Три дня бесконечных допросов. Сколько можно? Скорее бы уже...

В коридоре за дверью послышались шаги, сначала совсем тихо, затем всё громче и громче,... восемь,... двенадцать, тринадцать,... ровно двадцать два. Наконец, шаги замерли под дверью. Открылось небольшое окошко, на уровне глаз. Кто-то из коридора вглядывался в полумрак камеры. Секунду спустя в замке лязгнул ключ, и скрипнули давно не смазываемые петли, массивной металлической двери.

-Каплан, на выход! - Услышала Фанни голос коменданта. Она послушно встала с табурета, накинула на плечи старенькое пальто, и опустив взгляд в каменный пол, проскользнула за приоткрытую дверь.

- Куда меня? Опять на допрос? - Спросила она, следуя между двумя вооруженными охранниками.

- Скоро узнаешь. - Раздался сзади недружелюбный голос коменданта Красной Крепости.

Зазвонил телефон. Я нехотя оторвалась от клавиатуры и прижала трубку к уху.
- Леля!
Упс... Если мама называет меня не Лелечкой, значит, что-то случилось.
- Да, мама? Привет.
- Как ты могла его выгнать? - даже не поздоровавшись, начинает она.
Это плохой признак. Я откинулась на спинку кресла и закурила.
- И сколько можно просить тебя, чтобы ты не курила, когда я с тобой разговариваю?
- Тебе сильно пахнет дымом? - ухмыляюсь я.
- Вот! Вот поэтому он и не возвращается к тебе!
- Потому что я курю, когда разговариваю с тобой?
- Прекрати! Совсем не поэтому! Ни у одного нормального человека не хватит терпения жить под градом насмешек и глупых розыгрышей.

Я включаю Сапера и пытаюсь абстрагироваться от голоса на том конце линии. Пару раз в год мамочка устраивает промывку мозгов. Хорошо хоть, что в этот раз по телефону.
- Ты с детства была неуправляемой. Это все отец - избаловал тебя. Только ему было смешно, когда ты подкладывала в обувь гостям сырые яйца.
- Это было всего два раза, - прерываю я ее. - И только дяде Феде, за то, что он пьяный окунул голову в мой аквариум. И рыбки, между прочим, сдохли. А он от этих яиц не сдох. А два раза - за мою любимую скалярию.
- А эти твои жестокие шутки с Галей? Как можно так хладнокровно поджечь вату на животе и накрыть тазом?
- Мам, вспомни, как лихо она пробарабанила подъем? И ожогов почти не было. Зато после этого она перестала щипать меня за щечки и приговаривать, что я подходящая невеста для ее Игорька, - я старалась не смеяться, что бы мама не обиделась.

Занесло в гости)))

После четвертого курса нас, как будущих ниибацца зооинженеров, отправили на практику в колхоз "Красные Ебеня" (или что-то типа того). В предвкушении деревенского самогона и ядреной диетической пиздятинки, мы с корефаном Лехой ебашили на убитом автобусе по закоулкам расейской инперии и дискутировали о проблемах демографии в современной деревне и путях освежения колхозного генофонда посредством академической компиляции. С нами ебашил еще один крендель, по фамилии Степан (а может и по имени - хуй его знает - мы дополнений к этому обозначению не знали, да и было нам похуй абсолютно, так как был он с другого факультета), но в дискуссии он не участвовал по причине глубокого похмельного синдрома, а страдальчески полувалялся на полу, изредка поблевывая в открытое окно и поскуливая, как отпижженный первоклассник.
Автобус паралитически подскочил на главном ухабе колхозной площади и лихо замер посреди охуительно большой лужи. Мы сразу же догадались (а хуле - люди образованные как-никак), что это конечная цель нашего вояжа. Помявшись немного, мы выкинули Степана из автобуса, и он умудрился упасть в лужу всего только одной рукой и головой; вдогонку выкинули его чемодан и по нему, как капитаны по мостику (или, бля, по чему они там ходят, капитаны?) сошли на щедро унавоженную красноебеньскую пыль.

В далекой молодости, будучи сильным, глупым и наивным, строил я дачу.
Сила была немерянная, дурость была немыслимая.
Мешки с цементом, кирпичи, балки, столбы бетонные, бревна и прочее таскал на себе, не соблюдая правил личной безопасности.
В итоге в конце строительного сезона стал ощущать некоторое неудобство в правом боку. При попытке что-либо поднять, положить и даже при кашле с чиханием внизу живота что-то кололо. Сначала терпимо, а потом ощутимо. Надежды на то, что само пройдет, не оправдались и, поздней осенью, снедаемый мрачными мыслями - не дай Бог, рак какой-нибудь, пошел я к хирургу.
Прием вёл черный, горбоносый, волосатый армянин.
- На что жалуемся?
- Да вот, здесь тянет...
- Дачник?
- А как же!
- Ясно. Осень наступила, потянулись дачники с грыжами...
- ???
- Снимай штаны!
В голову закрались мрачные мысли - про армян и их сексуальные наклонности много говорили такого, чего на себе мне испытать не хотелось категорически. Успокоив себя тем, что доктор, хотя и армянин, но клятву Гиппократа давал, я разделся.
Доктор поманил меня к себе и жестким медицинским пальцем вонзился мне в такое место, о наличии которого я и не подозревал - сбоку и внутри, на самом верху ноги, там, где нога кончается и начинается совсем другая часть тела, оказывается, есть отверстие, закрытое кожей и мясом, и он знал про него!

Мы приехали охотиться в Тверскую область на озеро Теплень. Оставили машину в посёлке с одноимённым названием. А сами втроём и с двумя лайками, на перегруженной лодке неспешно добрались до другой стороны озера с помощью малосильного мотора "Ветерок". Установили армейскую палатку на берегу широкого залива.
Заканчивался август 1992 года, это была моя последняя охота по водоплавающей и болотной дичи перед отъездом в Бруклин. Вода сильно упала, и на заболоченных поймах я, со своими друзьями, Андреем и Мишкой, с раннего утра стрелял жирных бекасов и пугливых уток.
Бекас по-английски звучит "снайп", наверно слово снайпер впервые присвоили человеку, умело бившему этого небольшого, но очень вёрткого кулика, который, взлетая, делает немыслимые виражи из стороны в сторону.

Так вот Андрей являлся большим мастаком по части стрельбы. Мишка только год, как стал охотником, и нещадно мазал даже по уткам, которые чуть ли ни на плечи ему садились. Но и мне было далеко до Андрея. Не вру, я своими глазами видел, как несколько раз он умудрялся валить дуплетом двух одновременно взлетевших птиц.
Собаки радостно носились вокруг, распугивая уток, но приносили помощь, находя битую дичь и подранков в высокой, густой траве. В основном работал мой трёхлетний кобель Чембар, а Мишкина Рада, семи месяцев от роду, порой, только мешала ему, но всё же накапливала опыт, наблюдая, чем занимается её старший товарищ. Дни летели очень быстро, и погода не подвела, за все десять дней, что провели на озере, ни разу не прошёл дождь.