У моего друга старого гэбэшника Юрия Тарасовича, много учеников - следаков СБУ и прокуратуры. Они частенько дергают своего учителя, когда заходят в тупик. Ну, чистый Шерлок Холмс. У Тарасыча животный нюх на правду и неправду. Если поговорит с подследственным и почувствует, что тот не виноват, то так и говорит:
- Я не знаю, что и кто, но только не этот, даже если орудием убийства он отбивался при задержании... Ищи дальше.
Вот пару лет назад, обратился к Юрию Тарасовичу следователь прокуратуры:
-Тарасыч, тут такое дело, вроде все пляшет, но что-то не то. Фактура такая:
В районном городе "N" бультерьер загрыз своего хозяина и не абы кого а целого капитана милиции.
Я навел справки - пес был найпаскуднейший. Гулял без поводка и намордника. Не проходило и месяца, что бы он не жрал кого-нибудь. То собачку загрызет, то людей покусает. А пару лет назад, хорошо так, погрыз лицо трехлетней девочке, на этаже с ним живет. Ее мама кинулась ребенка от бультерьера отрывать, так он ей руку перекусил. Ну девочка осталась жива, только шрамы на лице. Так все и замялось, даже до суда не дошло, видимо капитан, царство ему небесное, тоже был не подарок. Зашугал их как-то. Капитан, вы понимаете, да еще и город маленький...Ну вот.Дальше. Возвращаемся к нашим временам.
Приходит с работы жена капитана, видит - муж лежит с перекушенным горлом в луже крови, а рядом бультерьер - морда вся в крови. Хвостиком замахал, обрадовался, что хозяйка вернулась, бросился к ней, она еле успела выскочить назад и захлопнуть дверь. Вызвала милицию. Ну и конечно, зверюгу покрошили из автомата.
Так вот теперь самое главное: эксперты говорят, что следы от зубов на горле не очень совпадают с зубами бультерьера. Правда, пару зубов пулей выбило, но все равно...

Какая "осень золотая"!?
Какой еще "природы бал"!?
Люблю грозу в начале мая,
А осень, суку, ниибал!

Вы что, как с дуба лист упали,
Как ртуть в термометре сползли!?
Какой "восторг", какие "дали",
Какие, в жопу, журавли!?!

Какая "красота природы"!?
Какое "время колдовства"!?
Пальто, сапог, труба завода
И заебавшая листва!!!

Послушать вас, так все прекрасно:
И холод сраный, дождь и снег.
И ветер, блядь, и нос мой красный,
И перед лужами разбег.

Какая, на хуй, "красок пляска"?
Какая, блядь, "прозрачность вод"?
Я городской, привыкший к ласке,
А не степной оленевод!

Романтики, в пизду идите
С любовью к всяческой красе!
Какая ж мука, извините,
Жить в этой средней полосе!

- Да, морозец прихватил конкретный, - Карпов растёр щёки перчатками, - у меня пальцы на ногах уже онемели. Товарищ лейтенант, может, погреться где можно? В подъезде хотя бы.
Лейтенант Самойленко хмыкнул недовольно.
- Отставить погреться. Через два часа вернёмся в участок, там и погреешься.
- Ноги отморожу к чёрту, - проворчал Карпов. - А может, в ларёк? По чуть-чуть? Для сугреву.
Третий патрульный, сержант Игнатьев, оживился:
- Действительно, командир, я за свои куплю. Ну, совсем уже невмоготу. Насквозь промёрзли.
- Вот, черти, - лейтенант и сам не против был согреться, - где тут ночной есть?
- Да вон, за углом. Там Машка должна сегодня работать. Я нормальную возьму, не бодягу.
- Ладно, давай в ларёк, и закусить чего-нибудь возьми. И стаканчики.
- Есть, стаканчики, - заулыбался Игнатьев, и заскользил по накатанному льду, мелко перебирая ногами, чтобы не поскользнуться. Потом махнул рукой и сошёл с тротуара в хрустящий снег. Благо, ботинки высокие, не набьётся.
- Ну, что, Карпов. Пойдём пока, школьный двор посмотрим. Там вечно шпана ошивается.
- Товарищ лейтенант, какая шпана в такой мороз в два часа ночи?

- Виталик, - Самойленко нахмурил брови, - ты у меня дотрындишься. Сказал - школу, значит, школу.
Лейтенант пошёл вдоль школьного забора, всматриваясь в ночной полумрак. Лунный свет, отражаясь от снега, освещал получше фонарей, но и тени деревьев тоже были глубокими и чернотой своей похожими на провалы в никуда. Карпов пошёл следом, притопывая ногами, чтобы хоть как-то привести в чувство онемевшие пальцы.

Перед уходом в армию я прощался с дедом и он спросил:
- Ты Швейка читал?
- Нет, говорю.
- На, вот возьми почитай, и будь в армии Швейком, тогда служба твоя легче пойдет.
В поезде по дороге в часть, я проглотил эту книжицу и вправду стал ее главным героем. Не то что бы мне было легче, но веселее безусловно. Я устраивал спектакли из чего угодно, например: У нашего взвода комсомольское собрание. Командир взвода - старлей:
- Товарищи комсомольцы, у нас в стране перестройка и ускорение, поэтому предлагаю вызвать первый взвод на соцсоревнование, какие будут предложения?
Поднимаю руку, получаю слово:
- Товарищ старший лейтенант, я предлагаю не вызывать их на соревнование.
Так и им спокойнее и мы не проиграем...
- Что за ерунда, это странная позиция, а как же померяться силами и умениями в настоящем соревновании, отстоять честь нашего четвертого взвода?

Опять беру слово:
- Раз у нас гласность и открытость, то скажу за себя. Лично от меня не зависело, попасть в наш взвод или нет, без меня решили, даже в каком городе я буду служить и даже в какой республике. Так же никто не спрашивал, в каких я желаю служить войсках. Я, например, желал бы служить в разведке, лежал бы на своем домашнем диване и разведывал бы, что сегодня по телику. Так, что если честно, то я дорожу честью нашего взвода точно так же как и первого.
Старлей начал терять лицо:

У одной моей доброй знакомой есть такая тихая страсть - коллекционирование всяких табличек и прочих уличных и не только раритетов.
Вся комната у неё уставлена и увешана. "Остановка первого вагона", "Стой! Ведутся ремонтные работы!", дорожные знаки, указатели населённых пунктов, и прочее, и разное.
Тащит она их откуда только можно. Совершенно понятно, что при таком хобби в её сумочке всегда в наличии пара отвёрток и плоскогубцы. Однажды после собеседования, (по поводу работы, на которую её в итоге не взяли), она вышла из кабинета, раздраженно хлопнула дверью, оглянулась, и тут же азартно свинтила с этой двери бронзовую табличку с надписью "Начальник отдела кадров Сулейманов Сергей Денисович"
То есть каждая такая штука у неё не просто так себе штука, но и имеет какую-то историю.
Друзья, зная эту её страсть, тоже иногда тащат интересные вещи.
Но в основном всё это добывается в поездках по городам, на прогулках, и другим случайным образом. Она не охотится за раритетами специально, но уж если ей что-то приглянулось, то судьба этого "что-то" неизбежна.

Как-то раз ей кровь из носу потребовалась табличка с названием поезда "Москва-Вологда". Не "Россия", не "Москва-Владивосток", а именно вот эта.
Тогда она взяла с собой одного приятеля, что б было не так страшно, и они под покровом ночи проникли на территорию отстойника в районе ярославского вокзала, нашли нужный поезд, и табличку свинтили.
И - оба-на! - охрана их тут же повязала.
Привели в линейное отделение, составили протокол, и совсем намеревались отпустить.

" ...То, что делают со мной, с моей семьёй и с моим народом, невыносимо. Эта шайка воров и бандитов допивают последние капли нашей крови. А мы, опустошённые, выпитые, истощённые, тихо блеем в своих стойлах, пережёвывая жалкие подачки. Я не хочу больше быть частью стада, я ненавижу этих жирных пастухов. И я не буду больше блеять вместе со всеми..."
Олег Борисович закурил, жадно затянувшись, допил остывший кофе. Перечитывать написанное не хотелось. Он знал наизусть каждое слово. Каждое слово шло из души, из сердца, он сотни раз проговаривал их про себя. И сегодня решил написать. Сам не зная, для чего. Возможно, чтобы освободиться от гнёта невысказанных эмоций.
Он писал сказки, рассказы для детей, добрые и весёлые, довольно успешные и востребованные.

Но сегодня настроение было не для сказок. Накипело, наболело, чирей созрел и требовал освобождения. И Олег Борисович сел за компьютер, и писал, стучал по клавишам, изливая гной с кровью. Мысли, взлелеянные неприятностями личными, проблемами знакомых, растущими ценами, обнищанием народа и безразличностью властей, полной безнадёгой и отсутствием перспектив, наконец-то стали буквами. Перечитывать не хотелось, как совсем не интересно смотреть на собственные испражнения.
Но и легче не стало, ничего не изменилось в душе, совсем ничего.
Зря это всё. Наивно и глупо.

Олег Борисович вздрогнул от звонка в дверь. Кто бы это мог быть? Жена всегда звонит перед возвращением. Дети должны быть в школе.
Он встал, ткнул недокуренную сигарету в пепельницу и пошёл в коридор. Посмотрев в глазок, увидел милиционера в форме, нетерпеливо переминающегося.
- Да? - спросил писатель.
- Я ваш участковый. Откройте, пожалуйста, дверь.

Дело было где-то в году 90-м.
Есть в нашей стране славный город Тольятти, с одной стороны реки Волга, а с другой ее стороны находится город Жигулевск.
Так вот буквально первая деревня от этого Жигулевска называется "ВАЛЫ".
Ехал я из Саратова в Димитровград и путь мой проходил через вышеназванный населенный пункт.
На дворе стоял ноябрь месяц, время 7:30 утра.
Ну думаю: в деревне одна улица протяженностью около 500 м, менты на пересменке. В зоне видимости никого нет. Не буду сбрасывать скорость - проскочу.
И не угадал, из-за автобусной остановки навстречу мне инспектор с поднятым жезлом.
- Вы знак на въезде видели? - говорит. - Ограничение 40 км.
Ну типа парень твоя скорость 110 км/ч.
Радар показывает.

Я начинаю придумывать отмазку, и в этот момент второй гаишник кричит первому: смотри как летит.
Я бросил взгляд в зеркало заднего вида и -.
Несется тонированная шестерка (в те года иномарок практически не было), позади нее столб из поднятой грязи (ноябрь месяц на дворе).
Мент останавливает тачку, из нее выходит грузин-россиянин.
И далее следует примерно вот такой диалог.
Милиционер(М):
- Вы на въезде в населенный пункт знак ограничение скорости 40 км видели?
Грузин(Г):
- Видэл да.
М - А куда же вы так едете со скоростью 120 км в час?
Г - А там еще один знак висит.
М - (с удивлением) Какой?
Г - ВАЛЫ.
М - Ну и что?
Г - Вот я и валу.
Грузина отпустили.

И не было в ней ничего подозрительного. То ли мышь белая с глазами полными блядства, то ли полноватая блядь с мышиными глазами - я сразу не разглядел: на велосипеде ехал. Сразу я только поебацца увидел, ну, и вошёл ей колесом между ног для начала. Главное, ехал по тротуару осторожно, крался, можно сказать, километров тридцать в час всего, а она листовки религиозные раздавала. И будто кто-то свыше за руль придержал, чтоб я коитус этот велосипедный свершил. Прокатил её на колесе недалеко и на асфальт уронил несильно. Брык, сука, и лежит, как на приеме у патологоанатома, нараспашку, смерть клиническую симулирует. Актриса бля из театра юного дрочера. Ну, я не растерялся: дыхание рот в рот с языком сделал и ушибленный клитор, на всякий случай, простимулировал.
Никогда еще у меня в руках он до таких неебических размеров не опухал. Я до этого момента фразу "клитор, как дыня" плохо догонял. Очнулась неожиданно, когда я уже в трусы полез - непосредственно дыню пальпировать, и возмутилась сразу непечатными словами, тварюка неблагодарная. Я, как человек культурный, прихуел аж слегонца с того, в каком разнообразии похожее на "кондом" слово засочеталось. "Ну, чего ты блять так раскудахталась, овца? - думаю, - И откуда в двадцатилетней пизде такой богатый внутренний мир?", - попутно размышляю, а сам суечусь вокруг: "Простите, извините, всяхуйня, не хотел вас задеть, я просто хотел...".
Ну, смотрю, она тоже заднюю включила, смирение на ебальнике симпатичном нарисовала и молитвы какие-то бормочет. Слово за слово, хуем по столу, и я в больницу её на раме повез. На раме уже и познакомились. Оказалось, она баптистка, и её Анфисой зовут, а я это имя крысиное пиздец как не люблю. Баптистка Анфиса блять...
- А как тебя мама с папой называют? - на "ты" уже перешли.
- Мама - Фися, а папа - Фиська, - смущается чего-то.

Миша и Настя познакомились на сайте знакомств. Понравились друг другу на фотографии и решили познакомиться вживую. Знакомиться, естественно, решили не просто так, а с элементами романтики, то есть, проще говоря, вместе сходить в клуб.
Всё бы было ничего, но у Насти был комлекс неполноценности. Она комплексовала. Очень сильно. Комплексовала из-за слишком маленьких и плоских ягодиц. Она мечтала об округлой крепкой попке, на которой будут задерживаться томные мужские взгляды. О том, как будут покачиваться при ходьбе её упругие ягодицы, натягивая ткань джинсов и вызывая у прохожих глотательные движения от гортани до самого паха. О роскошной задницы, достойной кинозвезды.
Но кинозвездной задницы у Насти не было. Было плосковатое безобразие с кулачек размером. И это была катастрофа. С таким безобразием нельзя было строить личную жизнь. С таким безобразием можно было фотографироваться только по пояс. И ж совсем точно, такое безобразие нельзя было показывать парню на первом свидании.
И Настя решила воспользоваться помощью индустрии красоты. Она неделю искала по всему интернету, и наконец нашла выход. Прекрасный выход из ситуации. Силиконовые накладки. Эти прекрасные, упругие, похожие даже на ощупь на настоящую плоть накладки крепились изнутри к специальным шортикам, которые, будучи натянуты на попу, создавали полную иллюзию отличной упругой кругленькой попки.

- Не ссы: вот перчатки, они конским волосом набиты. - Виталик совал мне в рожу эти чертовы перчатки.
- На хуй надо! Ты мастер спорта, хуле. Ты пиздишь, что только уклоняться будешь! Ебнешь в дыню, и мне чо потом, на "группу" садиться? - упирался я.
- Вот зуб даю - ни разу не ударю! А ты пиздячь, как можешь. Да только хуй попадешь... - уговаривал меня нетрезвый мастер спорта по боксу.
Короче, уговорил-таки. Надел я перчатки и думаю: "Ебать тя конем с твоими заебами. А то еще просто так пизды отхватить можно, без перчаток".
Вообще бухать с бывшими "мастерами", "сенсэями" и "авторитетами" я не люблю. После второго "пузыря" их тянет на демонстрацию своих невъебенных способностей. И приходится простому работяге терпеть эту муку или кидаться стульями. Мне стульями кидаться нравится. Тут я, пожалуй, тоже мастер.
Ну, да ладно. Виталик объяснил мне, что надо ударить своими перчатками по перчаткам соперника, и бой начинается. Вся беда была в том, что происходило это в присутствии множества так же не трезвых свидетелей, которым было в кайф полюбоваться на неравный бой с последующим легким (или нелегким) нокаутом Bespyatkina. И еще эти сволочи, как в фильмах Гая Ричи, по-блатному так "мостились" на березовых бревнах с пивом и чипсами.
Блядь, ведь знают, что Виталик делал отпечатки кулаков на почтовых ящиках. Не гнул их, как простое быдло, а именно бил так резко и сильно, что на металле оставались нехуевые "посмертные" слепки.
В общем, объяснил мне товарищ правила и посмотрел в глаза как волк. Отбросив мандраж и близость неминуемого аута, я ударил его по перчаткам и, вобрав всю рабочую силу в мышцы, прямо и свирепо всадил в сторону лица Виталика. В той стороне что-то хрустнуло, и я почувствовал препятствие.
Как сквозь туман я видел деформацию лица мастера, кровавую соплю и падение тела на кусты боярышника.
Вся публика перестала хрустеть чипсами. Наступила та самая тишина, которая разрушила Советский Союз. И только в парке приглушенно стонала дискотека.

Деревенька, как деревенька. Как все, как многие. Только в этой деревеньке электричество вдруг кончилось. Подозревали Гошку с Генкой, но на самом деле ветер провод оборвал. Хотя Генка с Гошкой все равно на подозрении первые, даже если ураган Катрина какой-нибудь в деревеньку заглянет.
Электричество в деревне не очень нужная вещь летом. Светает рано, темнеет поздно. Встают все с рассветом, ложатся с закатом. Свет не жгут, экономят. Но тут, как раз всем электричество понадобилось телевизор смотреть. Кино про Штирлица. Телевизоров в деревеньке шесть штук всего. Кто соседей домой пригласил, а кто на подоконник телевизор выставил, и с улицы смотрят, сидя на лавочках. То есть, смотрели, пока провод не оборвало.
Ветер, ветром, а про Гошку с Генкой почти каждый в деревне подумал, что это они не дают Штирлица досмотреть. Но электриков вызвали. А Генка с Гошкой с чердака слезли, когда электрики сказали, что это ветер провод порвал, точно. Невиновность, невиновностью, но когда подозревают именно тебя, подозрения лучше переждать на чердаке. А так они слезли и побежали смотреть, как "электричество чинят". Так тетка Арина сказала.
Что такое электричество Гошка знал не понаслышке. Хотя в школе еще не проходили. Гошкин заслуженный учитель физики, Петр Васильевич вполне мог подтвердить. Заслуженным Петр Васильевич был не только потому, что преподавал еще Гошкиным родителям физкультуру, а еще потому, что просто был хорошим учителем физики и заслуженным учителем РСФСР. Это он Гошку с электричеством познакомил, раньше, чем школьной программой положено. Так и сказал: Гоша, если ты электростатическую машину в лаборантской хоть пальцем тронешь, получишь по лбу. Гошка и не трогал. Может, кому по лбу и хочется, а Гошке нет. Поэтому, когда Петр Васильевич в лаборантскую вернулся, электростатическая машина так и стояла, пальцем нетронутая, а Гошка с еще одним любителем физики вывели тоненьким проводочком из-под клеммника кинескопа работающего телевизора несколько тысяч вольт и наблюдали, как ионный ветер соль из одной кучки в другую перетаскивает.

У нее были потрясающие глаза. Синие, с янтарным ободком, широко открытые, полные восторга и доверчивости. Волосы спускались ниже лопаток и ложились на спину золотым покрывалом. Юная, еще не до конца сформировавшаяся грудь, похожая на маленькие бутоны, прекрасные, как сама природа. Она приехала из какого-то маленького городка, он не помнил название, да оно его и не и не интересовало, впрочем, его вообще ничего не интересовало, когда он видел ее вблизи. Она верила в сказку и жила, не снимая толстенных розовых очков. Она умела смеяться как никто другой и, самое главное, она была свободной. Полное отсутствие родственников, близких, друзей делали ее столь доступной для опытного соблазнителя, что он сначала даже не поверил подвернувшейся удаче. Он называл ее маленькой принцессой и восхищался ею, как восхищаются маленьким забавным котенком, умильной пушистой игрушкой или редкой безделушкой, которая, пусть и на миг, делает нашу жизнь прекрасной.

Ему даже не пришлось прикладывать много усилий, чтоб этот прекрасный цветок раскрыл ему свои объятия. Ее душа словно ждала его, такого самоуверенно-красивого, жесткого в суждениях, уверенно идущего по жизни. "Сталин" прозвали его хорошо знающие люди. "Аленький" - звала его она. Он любил жить красиво. Любил брать то, что ему нравится. Он просто взял и увез ее на берег огромного черного моря, смеясь, обещал купить ей любую звезду, а потом украл душу и сердце. "Ты сводишь меня с ума", - шептал он ей под аккомпанемент шелеста прибоя, и не лгал. Ее нежное тело было бесценным даром, который он не колеблясь принял. Ему казалось, что ночи с ней - это и есть смысл его жизни, он был готов ради нее на все. Я не отдам тебя никому, даже в обмен на все черное море...

Это случилось в начале 90-х годов. Коли помните, в это время цены летели намного быстрее, чем зарплаты и, тем более, стипендии. Я тогда была вечно голодной студенткой, в голове у которой крутился один и тот же вопрос: к кому бы пойти в гости пожрать? И вот однажды ко мне в общагу заваливается мой приятель (к которым у нас были только чисто дружеские отношения) и приглашает пойти с ним на день рождения к его другу: мол, там все мужики будут со своими девушками, одному идти неудобно, а ты же знаешь, моя баба бросила меня неделю назад, выручи.
Я с радостью согласилась, тем более, что мне был обещан хороший стол. Весь вечер я усиленно играла роль скромной девушки моего приятеля (он уломал не выдавать тайны о том, что на самом деле у нас никакого романа нет). Жратва действительно была что надо: я уплетала за обе щеки, нахваливая кулинарные изыски хозяйки. Компания оказалась очень веселая, и за разговорами, едой и выпивкой я не заметила, как наступила полночь. К слову сказать, я жила в очень строгой общаге, где в 23.00 закрывалась входная дверь и никакие мольбы не могли разжалобить вахтершу и уговорить ее открыть эту чертову дверь. А посему, когда все разошлись, именинник с женой постелили нам с приятелем свое супружеское ложе, а сами улеглись спать на полу.

С выпитых напитков я тут же отрубилась. Просыпаюсь от того, что мой упившийся в зюзю приятель усиленно ко мне лезет. Я отталкиваю его с шепотом: "Ты что, с ума сошел?!". Но он ничего не соображает и продолжает домогаться. Боясь разбудить соседей, я тихо стараюсь отбиться. В итоге, устав с ним бороться, я со всей силы саданула его по яйцам. Он, естественно, от боли схватился за причинное место и, так же пытаясь особо не шуметь, сдавленно застонал. В этот момент с пола раздался зловещий шепот хозяйки дома: "Вот видишь, ребята там уже вовсю трахаются, а у тебя, как всегда, по пьяни не стоит!" Я закусила зубами подушку, чтобы не разоржаться во весь голос, и еще долго пыталась сдержать смех.

(страшная сказка в трех частях)


Часть первая

-Ань, скажи, ну куда они его девают?
-Кого?
-Ну, второй носок.
-Какой второй носок?
-Из пары.
-Кто девает??
-Ну эти. Мужики. Понимаешь? Я купила десять пар. Как думаешь, сколько осталось?
-Давно купила-то?
-Две недели назад.
-Не больше шести.
-Семь. И не пар! Осталось семь носков. Как думаешь, может, он их ест? Ночью. Когда я сплю.
-Машинка, может, тырит?
-Да, конечно. Его тырит, а мои не тырит. Мои, между прочим, меньше. И красивее!
-Мой тоже...

-Так я помню, ты говорила. Я думала, может, ты нашла, куда?
-При переезде нашла. Но не все. Ты вроде бы тоже переезжаешь?
-Да. Вот я и боюсь теперь: а вдруг они не найдутся, понимаешь? И где они тогда? Ну где?

Когда жена Чебакова, Ольга, уезжала в санаторий, она сказала ему:
- Чебаков, меня не будет три недели. Я тебе все перестирала, забила холодильник. Вот тебе еще денег. По целых двести рублей на день. Если не будешь пить, Чебаков, тебе хватит до получки. А получку вышлешь мне. Иначе мне не на что будет купить билет на самолет, чтобы вернуться к тебе, дорогому, любимому Ты все понял, Чебаков?
- Понял, - сказал Чебаков. - Пить не буду. На двести рублей не особенно разгуляешься.
Ольга уехала. Чебаков день не пьет, два в рот не берет, три - все как стеклышко... И даже гордиться собой стал. А тут как-то идет с работы домой, смотрит - на тротуаре зеленая бумажка лежит. Поднял и глазам своим не поверил. Тыща. Вот это да!
Долго думал Чебаков, что делать ему с этими деньгами. И придумал.
Просыпается Чебаков - дома бардак. Стол заставлен пустыми бутылками. На диване спят двое каких-то незнакомых мужиков. В карманах, естественно, пусто - ни тех денег, что ему жена оставляла, ни той тыщи, пропади она пропадом, которую Чебаков нашел.
Тут телефон звонит. "Неужели жена?" - испугался Чебаков. Нет, звонила секретарша его шефа.

- Рафаель Петрович, - говорит она. - Сергей Нефедьевич велели узнать, вы на работу собираетесь? Ваших два дня отгула и три без содержания еще вчера закончились.
"Ага! - смекнул Чебаков. - Значит, сегодня второе! Зарплатный день. Надо Ольге денег выслать".
Выгнал он тех, что на диване, кое-как прибрался в квартире и бегом на работу. К кассе. А там уже стоят Барнаулова и Ахметов.
-Тоже за деньгами? - спросил их Чебаков. - Кто последний?
- Да, мы за деньгами, - отвечают ему Барнаулова и Ахметов. - Но ты первый. Получай.

Июнь 1856 года выдался на редкость солнечным и знойным, особенно по меркам столицы. По словам старожилов, помнивших еще страшный паводок, опустошивший город в ноябре двадцать четвертого, такой засухи не было уж лет двадцать, а то и больше. Сухие, пыльные дни плавно перетекали один в другой, не делая никаких намеков на изменения в погоде.

В эти летние месяцы столица оставалась в запустении на некоторое время, без шумных балов, приемов и праздников. Большинство знатных фамилий проводили время за городом, в глуши и покое сельских пейзажей.

Над прогретым за день гранитом набережных до самого вечера дрожало марево, и даже легкий ветерок, изредка дувший с Невы, не мог облегчить страданий горожан, коим, по тем или иным причинам, пришлось остаться в городе, продолжая свою будничную деятельность. Город устал. Город ждал дождя.

В числе оставшихся, неожиданно для себя самого, оказался и Николай Иванович Пантелеев - задержали дела разного свойства и характера: его статья в одном из журналов столицы имела довольно серьезный резонанс, предвещавший вмешательство тайного сыска, дядя в очередной раз слег, и, будучи бездетным вдовцом, мог рассчитывать исключительно на племянника. Впрочем, и Ольга Александрова никак не покидала Петербурга, что было не совсем в порядке вещей, ведь она, одной из первых, каждый год уезжала от "гранитной учтивости" и "холеных мостовых" - ближе к земле и природе. Мучаясь неизвестностью относительно ее планов, Николай Иванович, не торопился уезжать из столицы, надеясь на снисхождение неприступной красавицы, а так же боясь задеть или обидеть ее своим отъездом.

Деревенька, как деревенька. Много таких. Вот только в этой двое арестантов. Домашний арест у них. Гошка с Генкой. Точнее Гошка и Генка по отдельности. Гошка своей бабушкой арестован, Генка своей. И сидят под арестом они отдельно. Им еще целую неделю сидеть.
Хорошо, что арестом обошлось. Тетка Мариша настаивала, чтоб высечь "прям сейчас" и по домам отправить. Не самая злая в деревеньке тетка, только ее дом, как раз ближним был к помойной яме, а она взорвалась. Тут любая тетка разозлится, если испугается.
Тем утром Гошка рассказал Генке, как классно взрываются аэрозольные баллончики, если их в костер положить. И достал из-за пазухи баллончик. У бабушки сегодня дихлофос кончился. Гошка взялся выкинуть.
Генку сам знал, что они взрываются. Долго уговаривать не пришлось. Через полчаса и бабахнуло, и даже головешки в разные стороны раскидало.
- Хорошо взорвался, - оценил Генка, - у тебя один был?
- Один, - оптимистично вздохнул Гошка, - но я знаю, где еще взять. Меня послали в яму выкинуть, что за Маришиным домом, а значит, туда все их выкидывают и там их много.
Надо сказать, что деревенская помойка от городской сильно отличается. В деревне никто объедки выкидывать не будет - отдаст свиньям. А из других вещей выкидывают только совсем ненужное. Совсем ненужное - это когда в хозяйстве никак применить нельзя, не горит, или в печку не лезет, или воняет когда горит. В деревенских помойках пусто поэтому. Баллончики от дихлофоса, или еще какого спрея, пузырьки из под Тройного или Шипра, голова от куклы, керосинка, которую починить нельзя. Все видно. Только не достанешь.

Принц топтался возле двери с черной зловещей табличкой "Бюро по трудоустройству". В такой дурацкой ситуации - поиске работы - он оказался впервые и понятия не имел что он должен делать. Ситуацию спас какой-то лысый мужик, смачно почавкивающий початком вареной кукурузы:
- Вы, товарищ, крайний будете? Я за вами.
Принц выдохнул, решительно распахнул дверь и вошел внутрь. В маленькой комнатке за столом сидела пожилая чиновница и смотрела на него поверх очков.
Решительность принца мгновенно улетучилась. Он стоял у стены, переминаясь с ноги на ногу.
- Вы кто? - строго спросила женщина.
- Принц. Работу, вот, ищу.
- Садитесь. Сейчас посмотрим что у нас есть.
Она послюнила палец и начала листать огромную книгу.
- Вэ, гэ, дэ, е... з... Золушка... Кот в сапогах... лэ, мэ, нэ... пэ, Путин... Вот, принц, ага. Дракону головы рубить будете?
- Головы? А сколько их?
- Три. Три головы.
- Ой, это, наверное, опасно, - засомневался принц.
- Опасно, - кивнула чиновница. - Двое уж сгинуло. Зато зарпплата хорошая - принцесса и полцарства в придачу.
- Ежемесячно?
- Ну, если будете рубить ежемесячно, будете и полцарства получать ежемесячно. Беретесь? Я вам выписываю направление на склад, получите Меч-Кладенец.
- Не-не-не, - торопливо сказал принц, - а что-нибудь попроще?

Произошла эта история во времена, когда с экрана телевизора была озвучена историческая фраза "В Советском Союзе секса нет!". Камасутра была в глубоком подполье, а журналы Плейбой считались порнографией. До сексуальной революции было еще лет десять, мак везли из Чуйской долины, и что такое ЛСД знали по надписям в подъезде. Зато алкоголиков было немерено. Часть из них была пронумерована, запротоколирована, и стояла на учете в наркодиспансере. Что там с ними делали - одному богу известно, но в народе ходили слухи о вшитых торпедах и подменах мозгов.

Однако, не будем забегать вперед.

Тётка, выкрикнувшая во время телемоста историческую фразу, имела ввиду не совсем то, что получилось. Она хотела сказать о сексуальной безграмотности из-за отсутствия информации. Ей и в голову не могло прийти, что кроме стандартного "бутерброда" под покровом темной ночи, существует постельная аэробика и тхэквондо. Таким теткам имя - легион, неудивительно, что в их ряды затесались две одинокие мамаши, воспитывавшие сыновей.

***
Однажды субботним днем раздался телефонный звонок и Веркин голос сказал:
- Я сейчас умру.
- Не надо, - сказала я, - Что случилось?
- Случилось страшное. Мой сын - сексуальный маньяк.

Учитель биологии Рил откашлялся и степенно начал:
- Итак, мальчики, сегодня у нас - особый урок биологии, а завтра у вас - особый день. Вам всем исполнится 12 лет с того дня, как вы покинули Великую Мать-Машину, и в соответствии с многовековой традицией, идущей от самых Темных Времен, вам разрешат терминальный доступ "Ц", о котором у вас наверняка ходило немало сплетен и домыслов...

Ученики захихикали. Учитель осмотрел заинтересованные лица учеников, в очередной раз отметил, что выводок 1 декабря был очень удачен, много красавчиков, и решил, что надо попенять учителю макияжа и учителю визажа - правильно пользоваться помадой и тушью научились еще не все. Он подошел к кафедре, включил монитор-доску и продолжил:

- Как вы знаете и из уроков биологии, и из экскурсий на биофермы, мы, люди, кардинально отличаемся от животных. Но это различие было не всегда - в Темные Времена у людей, как у животных, тоже было два пола, и они тоже размножались примитивным образом, при котором самки в себе вынашивают живых зародышей...

В классе раздались ахи. Рил осмотрелся. Большинство не могло скрыть удивления и смущенно хихикало, но несколько, как он и думал, явно не почерпнули ничего нового. "Ну ладно, сейчас вы у меня запоете!" - подумал учитель и переключил монитор на следующую картинку:

- Самки людей значительно отличались от людей не только своей глупостью и физической слабостью, но и внешним обликом. Они были некрасивые, хилые, низкорослые, но с большой задницей и странными штуковинами, свисающими с плеч и называемыми "сиськами".