ХАТТАБ


История эта началась в тот день, когда притарахтев из райцентра на своем мотоцикле с коляской, Григорий Семенович зарулил во двор и, стянув с головы танковый шлем, начал громко звать жену. Из-под кустистых бровей, глядя на которые Брежнев удавился бы от зависти, взгляд Григория Семеновича сверкал молодо и возбужденно, словно у обладателя только что сорвавшего джек-пот лотерейного билета. Прибежавшая на зов мужа Мария Васильевна сразу почуяла неладное. Под аккомпанемент ее оханья из мотоциклетной коляски был извлечен огромный мешок, из недр которого на свет Божий был вытряхнут молодой черный барашек.
- Дывись! - тыкая сарделькообразным пальцем в ошалевшее животное, радостно прогрохотал Григорий Семенович. - Який красавец, а?! Это - Хаттаб!
Красавец Хаттаб с трудом поднялся на трясущиеся ноги, еле сфокусировал взгляд на окружающей его действительности, и издал жалобное: "Бе-э-э-э..."
Утратившая за долгие годы совместной жизни привычку спорить с мужем, Мария Васильевна восприняла факт появления нового постояльца во дворе стоически. Барашек занял привилегированное место в иерархии местной живности, получил право свободно разгуливать по всему двору, периодически получая подачки от Григория Семеновича в виде кусочков сахара, хлеба, сухариков и тому подобных ништяков, и, окруженный заботой и вниманием хозяев, рос как на дрожжах.

***

В первой половине дня жаркого августовского четверга, поскорее закончив с делами, я пораньше, по-тихому, свинтил с работы. В связи с грядущими праздниками впереди нас ожидало три выходных дня, и по этому поводу я решил выдвинуться в давно запланированную поездку - навестить многочисленную родню. Звонок мобильного застал меня на пути к машине.
- Сергей Владимирович, я бы хотел напомнить... по поводу вторника...
- Романы-ыч! Да я все помню прекрасно, - c ходу успокоил я звонившего. Александр Романович, тихий, педантичный буквоед - идеальные качества для начальника склада, но по рабочим вопросам мог задолбать кого угодно: и подчиненных, и вышестоящее руководство. - Уже договорился, сейчас же заеду к ребятам, заберу. В понедельник у тебя
будет, не переживай!

МУРЧИК

Несмотря на свой преклонный возраст, Григорий Семенович был по-прежнему здоровым крепким мужиком. Его пышная, некогда черная как смоль шевелюра с годами утратившая в цвете, но никак не в объеме, добавляла еще с десяток сантиметров к его и без того почти двухметровому росту.
Подсобное хозяйство, которое содержал Григорий Семенович с женой, было не только неплохим дополнением к хлебу насущному, но и возможностью занять свободное время. Свободного времени на пенсии - хоть завались, оно практически все - свободное, а кроссворды и зомбоящик Григорий Семенович презирал. Единственной его страстью на протяжении последних лет сорока была охота, но занятие это - сезонное. А два десятка курочек, полтора десятка уток, и пара поросят, доставляли хлопот круглый год, и помимо свежих домашних яиц к завтраку вносили определенное разнообразие в монотонный пенсионный быт пожилой семейной пары. Кроме того, примерно раз в полгода заколотый поросенок добавлял лишний повод собрать у домашнего очага детей с внуками.
Единственным недовольным текущим положением вещей жителем двора был охотничий пес Байкал. В незанятое охотой время Байкал назначался сторожевой собакой и сидел на цепи. Пес особо не привередничал по данному поводу, но инстинкты брали свое, и пара лишенных инстинкта самосохранения куриц, имевших неосторожность в увлеченных поисках червячков забрести в зону покрытия Байкаловой цепи, были немедленно удавлены. Псу - на радость, хозяевам - на огорчение.
В результате этого дворового сафари Байкал оказался в новопостроенном, двухметровой высоты вольере и теперь ему ничего не оставалось кроме как из-за сетки-рабицы бесперспективно материть на своем собачьем языке ковыряющихся у него прямо под носом кур.
В отличие от Байкала, дворовый кот Мурчик из аналогичной ситуации вышел с гораздо меньшими потерями. Серо-полосатый, с наглым и хитрым взглядом, он был котом во всех отношениях положительным: практически всю зиму тихонько дрых по теплым углам, все лето шлялся не пойми где, но при этом регулярно демонстрировал хозяевам свою незаменимость, оставляя на видных местах свежепойманных и задавленных мышей. Однако, в какой-то момент - бес попутал, и Мурчик с мышей переключился на цыплят. Когда подтвержденное число жертв полосатого разбойника достигло трех курят, Григорию Семеновичу хитростью удалось подманить Мурчика и закрыть его в коробке из двойного гофрокартона.

Когда я был в первом классе, я все-таки отважился пойти со старшими ребятами на серьезное "дело". Рядом с нами была тюрьма "тридцатка", и "дело" заключалось в том, чтобы перекидывать зэкам через семь заборов, чай или сигареты. В ответ они бросали разные мальчишеские сокровища: пластиковый браслет для часов с розочками внутри, ручку с тетенькой, кольцо из оргстекла с черепом и другие шикарности такого рода. Иногда ребята нарывались на милицейские засады, их ловили, сообщали родителям
на работу, ставили на учет и все в таком же духе. Мне было страшно, но я решился. Золото манит нас.

Технология переброски чая на 100 метров, не сложная: берешь мамин старый чулок, вкладываешь в нее пачку чая, увесистый камушек, завязываешь узел, раскручиваешь как Давид и пуляешь. А по крыше зоны ходят зеки и поджидают. Через минуту летит обратная "бандероль". Мне сказали ребята бросать первым.

Вот, я закинул свой чаек на зону, сердечко бьется, скорей бы получить обратно и бежать. Летит моя ракета назад. Я хватаю ее, чувствую что-то приятно-тяжеленькое и... тут как тут менты! Мы побежали врассыпную.

Когда я вбежал в свой двор и понял, что мне не уйти от погони, я изо всех сил, не глядя запульнул свою посылку в чулке, куда глаза глядят. Досталось мне не сильно, все же первоклассник. Утром вышел во двор и направился в то место, куда вчера забросил свое
сокровище. Стою возле могучего каштана и вижу, висит мой чулок намотанный на ветку. Высота метров пять всего, но не залезть. Поднялся ветер, чулочек затрепыхался, как будто вот-вот размотается и упадет. Я подождал часа полтора. Не падает. Повыходили во двор ребята, я не хотел выдавать свой секрет на дереве. Ушел с тяжелым сердцем. На следующий день полдня стрелял по чулку из рогатки, даже пару раз попал, но висит сволочь.

История о том, что в каждом минусе спрятан жирный плюс...
Одна дама получила по почте извещение о штрафе за превышение скорости. Посмотрела на фотку - ее машина, штраф она заплатила, но дело в том, что во время нарушения ПДД барышня, вместе с машиной, была на даче за сорок километров от третьего кольца, но в милиции она не сказала ни слова. Ясно как божий день, что это была машина двойник (угонщики перебивают номера под уже существующую машину).
Поскольку время на фотке было шесть утра, барышня предположила, что ее двойник спешил на работу.
Каждый день, две недели, с полшестого, до полседьмого, наша героиня ждала двойника на том самом месте третьего кольца. Один раз увидела, но не догнала, уж очень быстро шарил. В другой раз движение было погуще и ей удалось пристроиться за ним.

Мужик подъехал к какой-то конторе и вошел внутрь. Барышня припарковалась подальше, подошла к конторе и вызвала эвакуатор.
Приехал грузовичок, эвакуаторщик сличил у дамы паспорт, документы на машину и без лишних слов загрузил мазду-двойника на платформу. Краем глаза, дама увидела в толпе зевак мужика, который ну очень переживал, а сказать ничего не решился...
В результате наша героиня, как и раньше, ездит на своей машине, зато и у ее родителей появилась такая же мазда, на которой старички теперь ездят в деревню за молочком. Это мои соседи по даче, они и поведали мне эту историю.

Сразу хочу сказать, што это - лирический рассказ. И грусный. Впринцыпе, как и все астальные, мои лирические и грусные рассказы. Так што если кто захочет паплакать, то валяйте, плачте и не стесняйтесь сослужывцев, соседей по камере, или работяг в рабочей бытофке, или где вы там сидите. Вот.
Адин раз я решыл устроицца на работу. Туда сюда сходил, блять, нигде нетребуюцца умные абразованные интилегентные люди без вредных превычег, без вышшева образования и опыта работы. Тагда я плюнул, закурил, шарахнул жигулевскова и пашол в СМУ. А там барышня в атделе кадроф, такая, сразу, бирем. Электриком пятого разряда, о как!
Вабще, я эликтричества баюсь и вабще апасаюсь всяких механизмов, патамушто меня в детстве чуть непереехала баржа, када я пытался переплыть реку Дон, а патом, када меня вытянули на берег и откачали, меня сразу укусила оса и паэтому насекомых я тоже апасаюсь, и ещо, блять, змей. Змей вабще ссу пиздецки, но щас необэтом.

Карочи, дает мне эта тетька бумашку для прохождения медкамисии, или медасмотра, вобщим к врачам, ну вы панимаете. И там список этих врачей, агромный просто. Все специалисты какие только есть. Кроме мамолога. Штоб их всех навестить нужно месяц наверно шараебицца по палеклинике, и то я самниваюсь.
Ну хуле, раз плечи раззуделись по работе, пашол к докторам, хотя я доктаров тоже недалюбливаю, мне когда грыжу вырезали я там такова насматрелся, званок-2 сасет, но мы щас необэтом.
Пришол, карочи, стою в регистратуру, а рядом травматологический кабинет, и там, над этим кабинетом, тусуют всякие занимательные личности с паломаными нагами, руками, головами и прочими паврежденными органами. А у меня там друг как раз работал, Толег. И я думаю, нахуя вот это, ноги бить по кабинетам, опять же инфекцыя кругом, клещ энцефалитный недремлет пидораз такой. Растолкал я симулянтов и в кабинет прошол. А там Толян какойто падруге укол в булку делает, сасридаточеный и серьезный, и я штоб разрядить абстанофку как закричу, типа, от жопка какая славная! И такой, гагагагага - демонически зарыготал согласно моменту.
Толик канешно хороший парень, но недалекий и юмара непанимает. И ево пацыентка тоже какаято агрессивная, начала на меня кричать и выпихивать. Ну чо с нее возьмеш, больная ведь. А Толик ничиво несказал, просто держал шприц с пагнутой иголкой и грустил. Я ево патом ещо спросил, как он такой иголкой людей колет, а он сказал, што это изза меня она погнулась. Ну да. Я как тот лысый мальчег в матрице - лошки нет.

- Что за жизнь, а? Кругом одни эти... толерасты. - пожаловался за ужином жене Василий Иванович Петрушкин.
- Ты это о ком? - насторожилась жена, Анастасия Валентиновна.
- Да обо всех!! Ты кругом посмотри! Что не месяц - гей-парады, и будь добр, присутствуй, улыбайся, как никак лицо России, пусть отсталой, пусть старорежимной, пусть не вошедшей в эру "открытости отношений". Каждую пятницу в мечеть ходи! И попробуй только не приди, полиция толерантности непременно поинтересуется твоим отношением к исламу, не дай бог узнает, что я крещеный. Это же кошмар какой-то! Женщины в чадрах и с голыми сиськами! В мечети!! Да еще пятнадцать лет назад за это им бы всем....
- Ты что! Что ты! Замолчи сейчас же! - заволновалась жена, - Какие глупости ты говоришь! Радуйся, что мы здесь, а не в России! Ты обратно захотел что ли? Так здесь это мигом, одно неверное слово или движение, и турнут обратно на родину, думаешь в МИДе очередь на твое место короткая??
- Не могу больше, - вымученно прохрипел Василий Иванович, - Ну, не могу! Рожи эти пидорские видеть. Плевать мне на "просвещенную Европу" с Америками этими и МИДом! Я домой хочу, в деревню. Пусть там китайцы и нет света и воды. Но там хоть и гомиков этих не видать...
- Ой дура-а-ак, ой дурак! - зашипела жена. - Мы для чего двадцать лет корячились, а? Для чего унижались, в очередях толкались, для чего языки и Коран учили? Для чего оброк МГИМО платили? Чтобы в деревню вернуться, откуда еле вырвались? Ты мне это брось, ты это прекрати! Я обратно не хочу. Тут у нас двухкомнатная квартира всего в трех часах езды от центральной мечети Парижа, и даже унитаз есть! А там? Дырка поганая в дощатом сортире, да три тысячи китайцев на шесть больших домов?

Зарулил тут йа в одно неласкавае утро в кабак, пахлебать ботвиньи на рейнском шампанском, и нечаянно встретил там падругу деццтва. Имя ей - Майя. Майка раньше была белобрысая, но умненькая девочка. А сичас, атвичаю, лита копия Лив Тайлер. Подозреваю, что о своей гиперсексуальности она прикрасна знает, но манеры её скромны и мягки, а поведенция не занощщивая и не стервознайа! Вобщим умницей каг была, так и осталась. Схватились мы - я за локоть её, она за пуговитсу мойу - расчирикались о том, о сем, чи-чи, га-га, да хахаха, да хихохо.
- А помнишь, Пашка, как мы с тобою познакомились?
- Нед.
- Городская спартакиада по шахматам среди учреждений. 9 класс кажется. Ты за первуху, я за трёху. Мы самые молодые там были. Ты ещё меня выбил из пулек в четвертьфинале. Поставил мне мат и обозвал Чебурданидзей.
- Теперь помню, как же!.. Ты тогда единственная из девчонок в восьмерку вошла. Всегда была умненькая... при прочих достоинствах... гх-кх... н-да...- и тут, глядя на её изящные запястья, мне в голову сама собой, реско так, пришла блестящая идея:- Реванш взять не хочешь? Квадрат есть недалико.
Майя поджала край нижней губы(на летсе блять, похабники), прищурила на меня гласки и сказала просто:
- Поехали. Только быстро, а то у меня цейтнот.

Прыгнули в её черную аудюшку и ко мне в келью единенную.

- Распалагайся... Вермут? Шампанзе?- предложил йа маленький шахматный гандикап.
- Аткажусь. Я са времинем паняла, что в эту игру лучше трезвой играть, ктомуш йа так давно не брала в руки шахмат, что у меня и без гандикапа получицца.

- Петь, а Дашку, дочку Любки Голубевой вчера изнасиловали. Щас из магазина шла, рассказали.
Жена поставила сумку у холодильника на кухне, быстро втиснула в морозилку синюшную курицу и продолжила:
- Ей всего-то тринадцать. Заманили в подвал и трахнули, одному - двадцать два уже, а другой несовершеннолетний.
Я представил Дашку. Хрупкая, угловатая девчушка, стеснялась даже в глаза смотреть при разговоре со мной. Вот уроды, блять!
- Ну и что дальше?
- Взрослого в милиции держат пока. А молодой дома сидит, подписку о невыезде оформили. Гады, всю жизнь ей покалечили.
Потом состоялся суд. Не помню точно, но немного дали старшему, года три всего. Он сынок чей-то был. А молодому ещё меньше.
Даша жила в Удельной далеко от нас. На противоположной стороне к железной дороге. Любка заходила иногда, а дочку её пару лет, как не видел. И вдруг на рынке у платформы встречаю обеих.
Какой же год шёл? Восемьдесят восьмой, кажись. Дашка прямо красавицей стала, фигурка на зависть, сама брюнетка жгучая, глаза тёмно-карие, а кожа белая и светится вся будто. Смеётся, шутит. Оправилась, слава Богу! А мать ее, меня неожиданно попросила:
- Петя, ты с Дашкой английским не смог бы позаниматься? Ты ведь школу с языковым уклоном заканчивал, в институте учился. К ней "англичанка" докопалась, двойки одни ставит. Говорит, в девятый класс не переведут.... Выручай!
- Да какой из меня репетитор? Всё забыл уже, сколько лет прошло...
- Ей только с грамматикой нужно помочь и произношение чуть исправить. Грозятся на второй год оставить.

Посвящаю памяти моего деда, ветерана ВОВ,
кавалера двух орденов Славы, дошедшего до Берлина.
В крео частично использованы его воспоминания.


- Деда, расскажи про войну!
- Отстань от меня, внученька! Ну сколько можно уже рассказывать? Давай, вон, лучше сказки свои почитай - там все красиво написано: герои, принцессы... А про войну - ну ее. Ничего интересного. Да и мала ты еще. Иди, погуляй лучше...
Алексей Михалыч отвернулся к окну и закурил папиросу, дав понять, что разговор окончен. Уговаривать деда было бесполезно, и девчушка побежала на улицу к подружкам. Она знала, что чуть позже дед, накатив стаканчик за обедом, все равно обязательно вспомнит парочку историй про то, как он воевал...
"Про войну ей, блядь, рассказывай... - нахмурился старик. - Тут не знаешь, как это все забыть и думать о чем-то другом, кроме этой ебаной войны. Хоть бы раз она мне не снилась... Эх". Настроение с утра почему-то было не в пизду. Он тяжело вздохнул, затянулся и вдруг захлебнулся судорожным кашлем, со злостью загасив папиросу в пепельнице. Прижав к губам платок, он с трудом унял приступ и скривился, снова обнаружив на платке пятнышко кровавой мокроты... "От, сука: ну вот на хуя меня война пощадила? Чтоб тубик доконал?.."

Михалыч совсем расстроился, и пальцы привычно потянулись к пачке папирос. Он снова задымил, вперив остановившийся взгляд за окно, в крону нарядившейся в белое старой абрикосы. Она умерла осенью, а весной ожила снова, готовая плодоносить, создавать новые жизни... "Человек умирает один раз, - тихо шептали губы старика. - Но с ним умирают и те, кому он так и не дал жизнь, и те, кому не дали жизнь его потомки - и так до бесконечности. Мужчина, который так и не стал отцом, женщина, которая так и не стала матерью... И все - цепочка оборвана, еле видимая веточка не потянулась дальше, не выпустила новые ростки. Кто, блядь, руководит всем этим? Кто решает, жить этому солдату или умереть? Кто направляет пулю-дуру точно в цель?.. Что я тебе, внученька, должен рассказать? Война - это не красивые сказочки, это грязь и кровь, это леденящий страх перед вездесущей смертью, к которому постепенно начинаешь привыкать. Это состояние постоянного ожидания собственной смерти, которое ни на минуту не дает покоя, и которое можно немного притупить, лишь приняв на грудь стакан спирта, положенный перед атакой... А потом ломишься с криком "ура", но страх твой уже начал подниматься от паха, от прямой кишки к голове - вокруг взрывы и свист пуль, бежишь, орешь, и только думаешь, какая же из них достанется тебе, и куда она попадет. И все равно ссались и срались в штаны, и никто не стыдился, только молили неизвестно какого бога, чтоб сдохнуть сразу, не мучаясь... Ладно мы, мужики - мы созданы для войны, всю историю человечества меряемся, у кого хуй длиннее, да у кого струя бьет дальше. И дохнем за это. Но вот вас, баб, война в тысячи раз жестче перемалывает. Это пиздец, внученька... И о том, что я видел, ты никогда не узнаешь, по крайней мере, от меня".

- А-а-а, блядские куклы!! - орал Винни Пух, изо всех сил давя на гашетку. Он поливал свинцом этих черножопых афроитальянцев уже битый час, а они в ответ только захлебывались кровью и разлетались на куски.
- эй, блядь, поаккуратнее, - Карлсон поморщился, но не сбросил с себя Пуха. Пот заливал глаза, но команда есть команда, и Карлсон терпел. А шестидесятилетний морщинистый Винни Пух расстреливал причал порта, ища в рядах убиваемых этого пидара Муссолини, но того все не было.
"наверное он умер лет семьдесят назад" - подумалось Пуху, и он расстроился.
На жопе Карлсона был вытатуирован Хомяк с крыльями, сжимающий в лапах восемь тортов и одну свечку, а ниже надпись "непокобелимые".

***

Внизу в засаде их страховал Чебурашка. Он не любил светиться, и частенько выполнял всю черновую работу. Вот недавно насрал в кабину грузовика этих чернокожих макаронников, и хоть это и не остановило солдат, так ведь и Чебурашка имел самую маленькую долю в любом мероприятии.
Поэтому он всегда добирал награду трофеями. Особо любил воевать с женщинами и побеждать их. За это коллеги называли его Ебурашка.
- Матерацци, сука, ты где?? - послышался сверху крик, и Чебурашка поднял голову с ушами. Это Винни сбросил последний пустой патронташ и принялся срать на солдат империи. Чебурашка понял, что их дело правое, и что они скорее всего победят.

***

Карлсон вспомнил плачущего Малыша с платком, стоящего у калитки, и у него защемило сердце, но тут же защемило член, потому что в Пуха попала шальная пуля, и тот скатившись со спины Карлсона, ухватился за последнюю надежду.
- брось меня, брат! - захрипел Винни, но член из рук не выпустил и похоже не собирался.
- это ты, сука, меня брось! - так же сдавленно пропел фальцетом летательный аппарат в самом расцвете сил.
В это время итальянские марионетки с оружием, истекая кровью все-таки стрельнули последний раз из пятидесяти стволов. И даже Чебурашка своим громким "НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!!!!" из засады ничего не смог изменить.

Тихая украинская ночь. Село Черёмушки спит мёртвым сном и лишь в покосившейся баньке Кузьмича мерцает запотевшее окошко. Внутри слышится возня, - это Кузьмич, поставив кладовщицу Агафью раком, пытается всунуть ей в жопу хуй. Но, хуй кузнеца, как всем известно, толстый, и потому влезать в сраку Агафье не больно-то спешит. Да к тому же с непривычки, а может и от страха первого раза, Агафья напрягает анус, а анус кладовщицы - да будет теперь тебе известно - это второе кольцо силы. Борьба длится уже семь минут.

- Да не верти ты сракой, дура! - кричит ей Кузьмич прямо в ухо.

- Ой батюшки, ой матушки, ой святые великомученики Гавриил, Пётр и... и... - стонет Агафья, вытирая крупные капли пота с раскрасневшегося от напряжения лица.

- И Ефстафий, - заканчивает Кузьмич.

- А говорил ведь, заходи вечерком, попаримся да потрахаемся, а сам что? - воет Агафья.

- А ты что, замёрзла?! - смеётся Кузьмич, - ну на!

С этими словами он правой рукой берёт из таза берёзовый веник, отмокавший всё это время в кипятке - для мягкости - и пиздит Агафью по спине. От неожиданности та на мгновение расслабляет анус и Кузьмич - с криком "хааа" - проникает внутрь.

- Ну вот, дальше - проще, - резюмирует Кузьмич и медленно, равномерно, со знанием дела начинает двигать волосатой сракой туда-сюда. Агафья жалобно всхлипывает:

Я до сих пор не знаю, откуда он у нас появился. Подозреваю, что это была часть какой-то сложной бартерной сделки, в которой участвовали пятидесятикилограммовая бухта плетёного каната, триста литров бензина, две рыболовные сети с подвешенными наплавами и грузилами, редуктор от лодочного мотора "Вихрь", четыре энцефалитных костюма и объектив "Таир-3". Где-то, в ряду взаимообмена этими чрезвычайно полезными прикладными вещами между тремя или четырьмя полевыми отрядами нашей комплексной экспедиции, притаилась вакансия, занятая студентом Павликом.

...Павлик был очень опрятный молодой человек, с опрятным небольшим рюкзаком, и таким же небольшим чемоданчиком из искусственной кожи. Чемоданчик сам по себе был странен, но не очень - мой тогдашний начальник отряда, например, возил с собой пластиковый "дипломат" - для карт, ведомственных документов и денег. Очень удачное решение, кстати.

Насторожило нас в рюкзачке и чемоданчике их откровенная новизна; ну и кроме того, на борт судна, куда парень явился, он явился в каких-то кожаных ботинках (замечу - дело было в начале восьмидесятых, кожаные не-туристские ботинки тогда выглядели на полевом человеке как полосатые гетры в толпе разномастной джинсовки где-нибудь на московской остановке. Да и сам мальчик был совершенно не-экспедиционного типа - большеглазый, с длинными хлопающими ресницами (девушки таких любят называть "зайчиками"); и по-женски манерный.

Наш завлаб привёл его на борт за руку, сам поставил на палубу его вещи, и, словно извиняясь, пробормотал - "Ну, вот это Павлик, я предупреждал о нём, он учится в ХПИ, оформился лаборантом", - и быстро-быстро дематериализовался с трапа.

Солнечный свет брызнул в глаза осколками битого стекла. Глаза рефлекторно закрылись снова.
-Бля, морщась от солнца, произнес Тимофей и попытался закрыться от острого как бритва света, руками. Утро наступило как всегда неожиданно и противно, отдаваясь рвотными спазмами. Тимофей с трудом приподнялся на кровати сквозь накатившее головокружение и позывы организма избавиться от остатков вчерашний закуски в желудке. Посидев немного, Тимофей рывком скинул костлявую ногу, скупо поросшую редкими
куцыми волосами на холодный пол. В голове при этом зазвенело. Встав с кровати, Тимофей, шатаясь, поплелся на кухню, чтобы водой расклеить слипшиеся от похмельного сушняка кишки. На кухне чем-то воняло,
возможно, засохшей в раковине блевотиной, а возможно чем-то из заплесневевшей сковородки, стоявшей на плите. Дрожащая, худая рука Тимофея нетерпеливо схватила чайник за липкую грязную ручку.
-Тваю мать, лениво выругался Тимофей и сплюнул что-то засохшее на губах на пол. Дойдя до раковины, звенящей от стекающей струйки воды, Тимофей поставил пустой чайник рядом и блаженно припал к сочившемуся
из крана живительному соку, одновременно открывая кран сильнее. В засохшую вонючую пасть Тимофея сильной струей хлынул божественный напиток. Наверное, нет ничего вкуснее с дикого бодуна, чем холодная, искрящаяся вода из-под крана. А впрочем, до настоящего похмелья было еще далеко, Тимофея терзал обычный физический отходняк, проявляющийся всего лишь в головокружении, сухости во рту и какими-то вспышками перед глазами.

1.Один.

Лето было жарким. Город мой миня окончательно заеб и я собрав свой гардероб (футболку с надписью "Я ЖЕНИ_Хуя не помню" и шортики в клеточку" здесь и далее примечание афтора) и ебнул в деревню под Ебургом. Почему в деревню? Да заебало, забало стоять в пробках, заебало видеть всяких там эмо готов и потеющих в спортивнх тришках гопорят, которые совсем обленились и не справляются со своими функциями - санитаров окраин. В моей молочно картофельной деревне меня ожидал дедушко милой душевной организации старичок, со стальными протезами вместо ног. Жил он спокойно размеренно и редкие письма скуки иногда тревожили мой почтовый ящег. Ну а хули, не повод порадовать старика. Короч я приехал. И жизнь потекла через коровье вымя, в смысле медленно, но сука напористо. Ряха моя росла с каждым днем, мамончик блестел и играл на солнце, а загар ложился слоями превращая меня в бройлера гриль. Все было заебись. Днем я крутил коровам хвосты, в обед закидывался деревенскими коровопродуктами (сметана, творожок, молочко, йогурт блиа) а ближе к вечеру, когда душа хотела подрыва и азарта я шел за самогоном. Глаза моего птеродедушки всегда загорались неоднозначным блеском, когда я приходил под ручку с самогоном. Он садился по удобнее (дедушка), делал телеизор по тише, а свой граненый стакан ставил ко мне поближе. Я же доставал из морозилки снег, аккуратно высыпал его в свой граненный олд фэшн, заливал горючей ЖИДкостью, нашпиговывал его щавелем, и во весь этот букет добавлял порцию мнеральной воды "божий ручеек", в такие вечера с дедом я пил мохито. Деревенское мохито. Сбалтывая, но не смешивая. Дед за процедурой алко пати рассказывал ниибательски смешные рассказы, про войну, бап, и кичу на которой он сидел.

Вот настали времена:
Что ни день - то чудо.
Водку гонят из говна,
По три литра с пуда.
Русский ум изобретет
В зависть всей Европы:
Скоро водка потечет
В рот из самой жопы.
Будем мы повелевать,
Властвовать над миром.
Будут люди водкой срать
И пердеть эфиром.

Демьян Бедный.

Я к Маринке давно уже свои яйца падкатывал. Конкретно так падкатывал. Раза три в неделю мароженое ей пакупал. А раз шаурму купил. Ещё и двойную блять. Сам сожрать хотел, а тут она нарисовалась. Пришлось отдать.  Вдумчивый, как Ницше, читатель спросит меня, какова хуя Лёха? Какова ты этай Маринке не вдул после первого же сука купленного пломбира, как делают все нормальне пацаны? Ты дурак типо? Лох чилийский? Импотент? Фу. Падаждите орать, ситуёвина же щекотливая. Я тока начал россказ, а вы сразу орать. Наберитесь блять терпения и слушайте.

Маринка на работе моей работает. В смысле коллега. Правда я суко строитель, а она бля финансист. Хуй его знает, чо это за профессия, если логически подумать, но называецца именно так. Она замужем. Муж здаровый, что яебу. Шварц рядом с ним - дистрофик недоношеный. Кулак, чтоб не спиздеть, размером с ведро. А ещё она бля фотку его на столе специально держит, чтоб похотливым ебарькам, типа меня, ахоту атбить. Ну страшно риально. Вот двух вищей баюсь с некоторых пор. Расширения азоновой дыры и Маринкинаво мужа. А всё патаму, что я её наконец аседлал. Да-да. Вы нихуя не ослышались. Я всё-таки аседлал эту страптивую лошадку (не путать блять с лошадью. Это разное). В общем прачухайте ат серы свои нинасытные уши и слушайте, как нужно расчехлять на секс риальных девок.

Грустный Серёга возлежал на своей холостяцкой кровати и уныло смотрел в потолок. На потолке две мухи, яростно жужжа, азартно трахались. Делали они это очень искренне, вызывая в Серёге нешуточное половое возбуждение. Серёге сейчас тоже хотелось кому-нибудь как следует впердолить, но в его жизни наступил тот тягостный момент, когда трахать было некого. Совсем недавно у него этих кандидатур было хоть отбавляй, но сейчас они все позорно дезертировали с его сексуального фронта. Разведёнка Нинка, гладкая тридцатипятилетняя тёлка, вышла замуж за хачика с рынка. И теперь она Серёге не даёт и знать его не хочет. Замужняя нимфоманка Светка получила от своего мужа знатных пиздюлей и лежит в больнице. Да что там говорить, все они, словно крысы с тонущего корабля его половой жизни, разбежались и закрыли Серёге доступ к своему телу.
Можт подрочить? Способ проверенный, надёжный, но проблему не снимает, а лишь слегка заглушает. А ещё знающие люди постоянно пугают - говорят, что у дрочеров растут волосы на ладонях. А как потом ходить с волосатыми ладонями, как с пацанами здороваться?
Хотя..... Есть одна кандидатура, с которой не будет сбоя, но кандидатура эта уж больно стрёмная какая-то - пятидесятилетняя кладовщица тётя Дуся. Здоровая такая тётка, всегда, как увидит Серёгу, начинает озорно так егозить, то припрёт его к стенке своими сисяндрами восьмого размера, то заденет бедром, а то и вообще нахально пригласит прямо в склад попить чаю на топчане. Но это был самый крайний вариант, аварийный, так сказать. Ведь узнают пацаны, что он, такой правильный тридцатилетний парень, жарит тётю Дусю на топчане, сразу заебут своими гнусными подъёбками.
А мухи тем временем дотрахались и расцепились. Самец остался чистить лапки на потолке, а самка, под завязку накачанная мушиными сперматозоидами, улетела смаковать незабываемый секс. Интересно, сказала ли она ему спасибо?

- Все, тормози!- солдат ткнул древком копья в спину Иошуа.
Иошуа остановился и бессильно упал на землю прямо с ношей.
Путь на гору, казалось, никогда не закончится. Кровь, смешавшись с соленым потом, стекала тоненькими ручейками из царапин от шипов терновника на лбу, прямо в глаза. В пересохшем рту стоял металлический привкус.
Внизу, словно в тумане, в звенящей тишине стояли люди. Где-то там, среди них плачет его возлюбленная Мария из Мигдаля, где-то там утирают скупые мужские слезы те, кто его любят и верят. Это ничего, агнцы мои... Стадо никогда не останется без пастыря. Лучший из вас станет им после него уже сегодня.
Иошуа знал, что это будет Петр. Петр. А кто же еще?
Солдаты сняли со спины Иошуа и уложили на сырую землю большой деревянный крест. Рядом лежали еще два креста.
Рядом с ними стояли двое избитых и изможденных. В глазах их читались нечеловеческий страх и усталость.
Иошуа не боялся.
Забили барабаны, задули шуфары, народ очнулся от оцепенения, гул, похожий на стон раненого пробежал по толпе.

Раздался звонкий голос глашатая:
- Люди Иерусалима! Сегодня, велением Великого Прокуратора и Верховного Сиднареона, мы предаем казни разбойников, Гестаса, Десмаса, а также преступника Иешуа из Назарета, богохульно возомнившего себя царем Иудейским!
Барабаны забили еще громче.
Солдаты подняли троих приговоренных на ноги и стали снимать с них рваные хитоны, обнажая худые и изможденные тела приговоренных.
Плач в толпе раздавался все громче и отчетливее.
Иошуа положили на крест, солдат приставил к его руке кривой ржавый гвоздь и замахнулся молотком, чтобы вогнать его в плоть.
-Люди Иерусалима!- неожиданно вновь раздался голос глашатая- В честь славного праздника Песаха, в честь празднования выхода народа израильского из рабства фараона, Великий Прокуратор милостью своею дарует прощение преступнику Иешуа из Иерусалима, и заменеят казнь пожизненной ссылкой в пустыню Негев! !!
При слове "пустыню", Иешуа потерял сознание.

Стоим с пацанами возле метро, курим, портвейн по кругу пускаем, закусываем яблоком одним на всех. Греемся. Можно было в переход спуститься, так с бутылкой сразу менты примут. Приходится терпеть. Холодно, блин, ветер даже через пуховик пробирает.
Чака анекдот рассказал, никто даже не улыбнулся. Чака вечно бородатые анекдоты рассказывает. Молчим. Скучно. А домой тоже идти не охота. Опять предки доставать будут - что там с уроками? А какие нафиг уроки, когда тебе шестнадцать, гормоны играют, стадный инстинкт, отрочество и вообще проблемы переходного возраста.
Серый с Мазой толкаться начали, чтоб согреться, да так дотолкались, что еле их растащили потом, чуть сами не передрались из-за них. Придурки долбанные.
Прохожие нас стороной обходят, кутаясь в шарфы и воротники. Боятся. А чего нас бояться? Мы не гопники, не сявки, просто собралась молодёжь пообщаться. Проходи мимо, никто тебя не тронет.
- А пошли к техникуму, - предложил Чака, - косоглазых пошугаем.
У нас техникум недалеко, так там вьетнамцев учится тьма. Ну, мы иногда побоища устраиваем. Так, по доброму, на кулаках. Без цепей и поножовщины. Нам нравится, да и они вроде не против.
- Да ну, лень. У меня ещё шарф новый, если порвут или потеряю, родаки сгноят. Я не пойду.
Шарф у Лёхи крутой. Индийский, мохеровый, красно-синий с начёсом. Жалко такой на поле боя оставлять.
- А ты его сними и в карман сунь.
- Иди в жопу, сказал - не пойду. Может, лучше на стадион? Тёлок позырим в раздевалке?
- Кончилась лафа. Там уже окна закрасили.
- Не гони.
- Клянусь, вчера малолетки ходили. Говорят - тю-тю.
- Вот, ёх. Жалко, - Лёха допивает остатки портвейна и бросает бутылку на землю.
Темнеет. Включают фонари, вырывающие в полумраке наступающего вечера пятна света. Хоть бы снег уже быстрее выпал, и то веселее бы было.