Нам тогда в магазин на реализацию первый раз привезли клей супермомент, он был ещё в диковинку, и продавцы-мужики на досуге развлекались тем, что пытались склеить несклеиваемое и оторвать уже приклеенное. Клеили пальцы к ушам, сменную обувь товарищей к полу, ведро уборщицы к потолку, ... Вообщем, в результате попортили массу хороших и нужных вещей.
Как-то в один из таких приступов экспериментального зуда они стояли возле прилавка, и рассуждали, можно ли этим клеем надёжно приклеить металл к неметаллу. Кто-то недолго думая достал из кармана металлический рубль, капнул клея, и прижал рубль к прилавку. Через пятнадцать секунд рубль сидел в ламинате прилавка как влитой, и никакие усилия отделить его не смогли. Мужики одобрительно покивали головами, и про рубль забыли. Бытовал слух, (не знаю, насколько верный, может быть почерпнутый в детстве из известного фильма "Отроки во вселенной"), что клей на основе цианакрилата очень быстро теряет свои свойства, и вскоре рубль отвалится сам.

Спустя какое-то время в магазине появилась Люба Шепокляк. Люба Шепокляк, средних лет мерзкая баба гнуснейшего нрава появлялась в магазине с периодичностью через день на третий с единственной целью - закатить скандал и подебоширить. Она для вида покупала какую нибудь мелочевку, а потом начинала третировать персонал. Она гоняла продавцов по десять раз на склад менять товар, нюхала его и смотрела на просвет, придиралась к высокой цене и плохому обслуживанию. И всё это с одной целью - вывести кого нибудь из себя. А уж стоило ей услышать в свой адрес хоть малейший нелестный шепот, как магазин тут же взрывался истерикой, проклятьями, и угрозами.
Я не преувеличиваю, такие люди действительно существуют. Они страшнее ядерной войны, потому что превентивных мер против них не существует.

- Не ссы, вот перчатки они конским волосом набиты - Виталик совал мне в рожу эти чёртовы перчатки.
- На хуй надо, ты мастер спорта, хуле, ты пиздишь, что только уклоняться будешь, ёбнешь в дыню и мне чо потом, на "группу садится"? - упирался я.
- Вот зуб даю, ни разу не ударю, а ты пиздячь как можешь, да только хуй попадёшь - уговаривал меня нетрезвый мастер спорта по боксу.
Короче, уговорил таки. Надел я перчатки и думаю - "ебать тя конём с твоими заёбами, а то ещё просто так пизды отхватить можно, без перчаток".
Вообще бухать с бывшими "мастерами", "сенсэями" и "авторитетами" я не люблю. После второго "пузыря" их тянет на демонстрацию своих невьебенных способностей. И приходится простому работяге терпеть эту муку или кидаться стульями. Мне стульями кидаться нравится. Тут я, пожалуй, тоже мастер.
Ну да ладно. Виталик объяснил мне, что надо ударить своими перчатками по перчаткам соперника и бой начинается. Вся беда была в том, что происходило это в присутствии множества, также не трезвых свидетелей, которым было в кайф полюбоваться на неравный бой с последующим лёгким (или нелёгким) нокаутом Bespyatkina. И ещё эти сволочи как в фильмах Гая Риччи по блатному так "мостились" на берёзовых брёвнах с пивом и чипсами.

Блядь, ведь знают, что Виталик делал отпечатки кулаков на почтовых ящиках. Не гнул их, как простое быдло, а именно бил так резко и сильно, что на металле оставались нехуёвые "посмертные" слепки.
В общем, объяснил мне товарищ правила и посмотрел в глаза как волк. Отбросив мандраж и близость неминуемого аута, я ударил его по перчаткам и, вобрав всю рабочую силу в мышцы, прямо и свирепо всадил в сторону лица Виталика. В той стороне что-то хрустнуло, и я почувствовал препятствие.

Начало 90-ых. Мой питерский товарищ Миша, собирался ехать во Львов за дешевыми шмотками для себя и жены. А поскольку это мой родной город, он обратился ко мне за консультацией: Как там и где лучше что купить?
Консультация моя была проста:
- Покупай что хочешь и где хочешь, но помни, что деньги нужно отдавать только тогда, когда товар будет у тебя в руках. Все другие, предложенные варианты и обстоятельства - это "кидок"
Миша согласно кивал, тем более что бегать он там ни за кем не сможет - у него после Афгана нога не гнется, с палочкой ходит...
Миша улетел во Львов.
Через три дня вернулся и вот его рассказ:
Побродил по базару, приценился, подходит щуплый паренек:
- Могу помочь затариться вдвое дешевле, чем тут. Ко мне приезжает родственник из Польши, на рынок он боится идти, тут много бандитов и я ему помогаю все продать по дешевке. Давай поедем к нему и если ты у него закупишься, то мне 10 баксов.

Сели в такси поехали. С нами увязалась еще одна тетка из Костромы. Приехали к подъезду, рядом стоит машина с польскими номерами. Паренек сбегал за поляком. Вышли с большой сумкой, начали с тетки. Поляк "запшекал", парень переводил.
Тетка назаказывала кучу вещей, такого типа как в сумке. Поляк все записал в блокнот: размеры, количество, цвет, потом высчитал на калькуляторе - 2340 долАрув. Деньги вперед.
Тетка:- То есть как вперед? Давайте сначала товар.
Поляк:- Раньше я выносил товар сначала, и вот чем это закончилось.
Он показал шрам на лбу.
Так что - "Альбо, пенензы напшуд, альбо, довидзеня..."
Тетка нехотя отсчитала и вручила денюжку. Поляк ушел. Через 15 минут вернулся с двумя огромными сумками. Тетка потная от волнения, пересмотрела все вещи, довольная вручила пареньку 10 баксов и поволокла по земле сумки - ловить такси.

Жил у моего товарища хомяк. Хомяк, как хомяк, в меру лохматый, в меру щекатый. Вонючий тоже в меру. В общем среднестатистический внутриклеточный житель.

Характер имел сильно нордический, что в переводе на русский - был похуистом.

Даже когда мы в целях эксперимента пытались определить вместимость его щек, насыпав огромную кучу семечек, хомяк со спокойствием Штирлица, не суетясь и не дергаясь, всю эту кучу методично перекачал в свой закуток в клетке.

Звали хомяка Гертруда. Кто сделал такую подляну мужику-хомяку, история молчит, но сдается мне, что крестным был сам Вадик, мой кореш.

Иногда, когда у Вадика было хорошее настроение в нем просыпался Гринпис, который настойчиво советовал выгулять Гертруду вне клетки.

В такие моменты Гертруда наивно веря в свободу и равноправие стремительно несся под сервант и там что то начинал жрать.

В такие моменты аристократическое "Гертруда" временно замещалось на "Пиzдюк махерчатый" и не переименовывалось обратно до тех пор, пока волосатое существо со скорбным взглядом не доставалось из под мебели и не водружалось обратно в клетку.

Тут он становился опять Гертрудой и принимался меланхолично вкладывать в щеки какой нить хавчик, мечтательно глядя на щель под сервантом.

В жизни каждого человека случаются праздники. Одни долго работают для этого, на других праздник падает по своей воле. Кто-то устроился в женскую гимназию преподавателем ОБЖ. Кто-то крайне выгодно продал Родину. Кто-то подкрался в суматохе к Жанне Фриске, сжал в ладошке её жопку, а та и не закричала, а наоборот, заржала негромко басом. Кто-то в ноябре принёс в дом ёлку, потому что дождаться не может. Кто-то реструктуризировал долги нахуй, а у кого-то новый велик с катафотами. Кто-то осенью рванул на быстром самолёте из среднерусской слякоти к теплу и морю, а кто-то наоборот остался дома.
Иными словами, Митюня отправил семью на курорт. А сам не поехал ввиду высокой загруженности. Много, видишь ли, работы.
В среду самолёт улетел, а в четверг мы с незаменимым в таких вещах Вовчангой зашли проведать нашего бобыля. Бобыль тосковал. И мы приняли меры. Меры были предусмотрительно принесены с собой.
***
Как вдруг зазвонил телефон.
- Где мы? - Митюня резко сел на диване и залип, глядя в выключенный телевизор.
- Мы у тебя дома, - я оторвался от чашечки утреннего пива, - Настал воскресный день.
- Воскресный день? - Митюня вроде бы взял меня в фокус, - Ты поведёшь меня в музей?
- В музей нам нельзя, мы там экспозицию повредили в прошлый раз и наши фото у входа висят.
- А что же тогда? - друг с трудом напряг лицо, - Отчего мне так тревожно, словно бы кто-то зовёт меня, а?
- Телефон. - прояснил я. - Твой телефон трещит.
Митюня поразмыслил над моими словами, огорчился чему-то и, нашарив где-то под собой упомянутый прибор, приложил его сбоку к голове.
Судя по бульканью, из телефона его о чём-то спросили.
Митюня пожал плечами и молча уставился в окно. Глаза его были грустны и бессмысленны как у английского принца.
- Э! Алё! Ты где? - заволновались внутри.
Митюня снова вздрогнул и с удивлением посмотрел на трубу.
- Дай мне, - я выхватил радиосвязь из слабеющей руки друга, - Вам кого, женщина?
Митюня не растерялся и упал навзничь обессиленный.
- Какая женщина?! Вы что там пили, изверги? - в трубке клокотал митюнин кум, - Мне нужен Вовчанга.
- Вовчанга где-то был, - я обвёл головой углы комнаты, - Где-то он был. Был где-то, я точно помню. А, вот. Вижу его ноги.
- Дай же ему трубку! - кум окрылился, - У тела есть голова? Она моргает?

Если меня спросить: - Что самое жуткое ты видел в армии?
Я не задумываясь отвечу: Хоть было много жуткостей, даже пришлось однажды собирать в два грязных ведра человека, с которым курил еще час назад...Но самое гнетущее ощущение было от одного маленького происшествия...
Вроде ничего такого, никто не умер, а забыть не получается.
Учебка под Псковом. Мы прослужили всего месяц, но нам казалось, что всю жизнь, столько на нас вывалилось за этот месяц...А впереди , страшно подумать. Вечность...
Сплю на втором ярусе койки, сосед тихонько пихает меня в бок:
- Тихо. Просыпайся. Смотри, только не шевелись...
очухиваюсь, кручу головой, вижу: вся казарма не спит. Лежат на своих местах и наблюдают. Один солдат, ничем не приметный, тихий такой, про таких говорят: " пирожок ни с чем", стоит в нижнем белье, на подоконнике. Он прижался лбом к окну, еле слышно скребет ногтями, будто пытается расковырять стекло и тихо, жалобно так, почти шепчет:
- Мамочка. Забери меня скорее отсюда. Мне здесь очень плохо. Я устал, я хочу домой к тебе. Я тут никому не нужен. Меня никто не любит. Мама, ну пожалуйста, я здесь больше не могу...

У всех волосы встали дыбом, никто из нас не видел живого лунатика, да и настроение было такое же как и у него, только сидело оно в душе у каждого, большим слезным комом, оставаясь не озвученным...
Паренек медленно слез с окна и лег спать. В дальних углах казармы, послышались сдавленные всхлипывания...
Даже наш дикий сержант, у которого человеколюбия было как у холерной палочки, вместо мата и крика:- " РОТА ПОДЪЕМ!", полушепотом сказал:
- Ну все пацаны, успокойтесь, давайте спать...
До подъема оставался час, но никто так и не уснул, мы смотрели в темный потолок и с ужасом понимали, что ни один из нас не застрахован от "подоконника", ведь 23 месяца, это больше чем жизнь...

Владик кушал холодные вчерашние пельмени и мечтал о любви. Пельмени не хотели отделяться друг от дружки, цеплялись невидимыми лапками, склеивались. С любовью было всё иначе. Личная жизнь Владлена Прохорова не клеилась с самого начала, точнее, с момента его полового созревания. Виной тому была даже не его неприметная внешность, а скорее, отсутствие решительности. И не только в интимных вопросах. В офисе ценили его усердие, но по службе не продвигали. Зато постоянно нагружали работой. Работой, не требующей принятия решений, естественно. А посему - тупой и скучной.
Докушав пельмени, Влад откинулся на спинку стула и рыгнул.
"Сегодня всё изменится" - сказал он себе.
Вчера вечером он наконец-то принял важное решение - порвать со своим одиночеством. Чтобы вселить в себя больше уверенности, после ужина он включил телевизор и неотрывно буравил взглядом декольте Анфисы Чеховой, не забывая конспектировать в тетрадку важные детали её сексуальных фантазий.
Перевозбудился и снял напряжение на рекламку женского белья из глянцевого журнала. "Последний раз" - сказал он сам себе и, свернув журнал в трубочку, бросил его в мусорное ведро.
Сон упорно не шел. Бессонница душила Владика пышными формами, выдавливала глаза розовыми шероховатыми сосцами. Ещё дважды за ночь журнал извлекался из мусорного ведра. Почти под утро, не выспавшийся и пресыщенный суррогатными утехами Влад, швырнул журнал в мусоропровод.

Две недели назад он встретил её. Как в песне. Совершенно случайно, кто бы мог подумать? Прямо возле его дома, на станции метрополитена. Она сидела за полукруглым окошком, как Мадонна в алькове и продавала жетоны. Влад перехватил её быстрый взгляд, и этого было достаточно. Владу даже показалось, что девушка ему улыбнулась. Нет, он был уверен в этом.

Толковый парень Игорь, закончил школу с золотой медалью и хоть родители его были простые московские интеллигенты, рискнул без блата, поступать в институт военных переводчиков. Конечно же провалился.
Забрали в армию, отслужил два года и с помощью золотой медали, армейских льгот и нечеловеческого везения, он поступил, куда мечтал.
После окончания с отличием института военных переводчиков, на Игоря вышли "определенные" люди из "определенных" органов, и конечно же предложили послужить на благо родины. Парень, не задумываясь, согласился. Предложение было более чем заманчивое - служить во внешней военной разведке, и не где-нибудь, а в городе - герое Вашингтоне, под крышей Советского посольства. Поскольку ЦРУ, будет конечно же в курсе, что Игорь работает на разведку, нужно обрубить возможность для американцев получения о нем информации: где жил, где учился, кто родители и т.д. Для этого ему сделали некоторые поправки в анкете: изменили номер школы, убрали армию и институт, добавили отсрочку от армии по здоровью. Оставили только имя и фамилию. Поставили задачу: Ты под видом простого двадцатипятилетнего новобранца - переростка, идешь служить в армию, естественно не лейтенантом, а рядовым.

"Отправят тебя на ЗФИ, Землю Франца - Иосифа, там ты спокойно прослужишь месяц, и уже оттуда тебя переправят в Вашингтон. Таким образом - вся информация о тебе, будет обрубаться на ЗФИ, а туда ни один американец и на 1000 километров не подберется".
Игорь сказал: "Есть!" и отправился выполнять поставленную задачу на благодатную Землю Франца - Иосифа, мужественно и стойко перенося все тяготы и лишения воинской службы.
Прошел месяц.
Потом второй...

Сергей Эрнстович опрокинул очередную стопку водки и довольно крякнул. Выждав паузу, неторопливо подцепил вилкой соленый огурец, запихал в рот и громко захрустел. Тесть лукаво прищурился на молодого зятька пьяненькими глазами, в которых уже теплился слабый азартный огонек.
- Нуу.. Хочешь подарю Одиссея?
Именно в этот момент Мелкий закусывал очередной порцией вкуснейшего тещиного голубца, но от неожиданного вопроса, кусок застрял в горле. Судорожно давясь, он покраснел от натуги, закашлялся и вытаращенными глазами посмотрел на тестя.
- Папа, ну ты опять за свое! - Лена хлопала Мелкого по спине и одновременно сверлила отца взглядом, - Хватит уже!
- Действительно, Сережа... - мягко, но с укором сказала Ольга Сергеевна, - Что ты опять в самом деле, отстань от парня...
- Тихо бабы-Ы! - серьезно сказал Сергей Эрнстович. Потом улыбнулся, подмигнул зятю и продолжил, - Это наше мужицкое дело. Правильно? Сами разберемся... Я же вижу - хороший парень...
Мелкий наконец откашлялся, вытер губы салфеткой и придвинулся поближе к столу. Вопрос был понятен и расценен как нужно, но в голове не укладывалось, что вот так запросто будущий тесть мог подарить дорогую японскую тачку. Но надежда на то, что это не шутка все же теплилась и он задал первый пришедший на ум вопрос:
- Что прям просто так подарите?

- Нет ну конечно не просто так. Просто так было бы неинтересно и скучно... - лукаво-азартный огонек в глазах Сергея Эрнстовича разгорался, - С маленьким условием...
Мелкий задумчиво подпер рукой подбородок, быстро прикидывая шансы на обладание Одиссеем. Ключи с брелком от тачки уже практически жгли карман и на мгновение даже мелькнула картинка - площадка у дома ...только что пригнанный из мойки Одиссей ...он, по-хозяйски неторопливо и степенно наносит и растирает полироль... негромко басит музон из замечательной стереосистемы собственного, огромного красавца хондаря... удивленные друзья, неспеша попивающие пиво и тихо завидующие внезапной удаче... "маленькое условие" - словно уже тянешься за ключами, а они внезапно исчезают, растворяются. Беспокоило и настораживало лишь это "маленькое условие".
Сергей Эрнстович с заговорщическим видом придвинулся к Мелкому и положил тяжелую руку ему на плечо. Потом другой рукой потрепал его по волосам и задышал перегаром в ухо:

Она разбудила его, спящего у нее на плече.

- "Автозаводская", слышь? - на ухо прокричала она ему. - Приходи в себя-то...

- Чего, уже проехали? - спросил он, просыпаясь.

В метро было хорошо! Как всегда в воскресный вечер, все ехали нарядные и весёлые.

- А может, до "Каховской" рванём? - предложил он.

- Чего это вдруг? - удивилась она.

- А так просто. Можем мы один раз в жизни до "Каховской" рвануть?

- Зачем? - снова не поняла она.

- Ну как зачем? - засуетился он. - Сколько лет уже здесь живём, а никогда даже до "Каховской" не ездили.

- Ну, знаешь! - возмутилась она. - А то, что завтра рано вставать, ты об этом не думаешь?

- Чёрт с ним! Подумаешь, не проснёшься разок вовремя или опоздаешь на работу... А то и вообще не пойдёшь! Молодые ведь! Неужели мы себе не можем позволить плюнуть на всё и вот так, с бухты-барахты - до "Каховской".

Она немного подумала, потом сказала:

Дюжие молодцы в камуфляжной форме лихо швырнули в камеру невысокого, лысоватого человека. Прежде чем он успел сообразить где находится, прямо в лицо ему ударил свет новейшей лампы, созданной в соответствии с программой модернизации.

Ослеплённый человек услышал как кто-то с той стороны луча поставленным голосом спросил:

- Фамилия , имя, отчество?

- Лужков Юрий Михайлович, - ответил человек, и попытался добавить. - Здесь какая-то ошибка, недоразумение ...

- Молчать!- рявкнул голос. - Вы признаёте себя виновным по всем пунктам обвинения?

- Но я даже не знаю, в чём ...

- Всё ясно! Пиши, Мельников: обвиняемый от сотрудничества со следствием отказался, вины не признаёт! Оформляй документы, и в 215-ю комнату! Охрана, этого дальше, давайте следующего!

Дюжие молодцы подхватили Лужкова, и бросили в кабинет, где находился врач.

- Снимите штаны и нагнитесь, - потребовал доктор.

- Что? - спросил Лужков.

Хорошо быть психотерапевтом. Но только хорошим. Хороший - психотерапевт смотрит на людей вокруг и видит у всех вместо голов аквариумы с рыбками. У кого скалярии, у кого раки, попадаются даже злобные потусторонние твари - безглазые, но с зубами. Хорошего психотерапевта очень легко отличить от плохого. Плохой чрезвычайно внимательно вас выслушает и скажет:
- Вам не нужно замыкаться в себе, а больше гулять на воздухе, с вас сто сорок долларов, жду вас в среду.
А хороший - сегодня и сейчас решит вашу пусть крохотную проблему, но решит навсегда, решит и ее у вас уже не будет до конца вашей жизни...
В начале 90-ых, будучи студентом, я частенько ездил из Питера во Львов, навестить мамочку. Билеты брал всегда только в купе и только на нижнюю полку. Нравы были довольно средневековые и я предпочитал спать на своем чемодане. Но меня преследовали облом за обломом. В купе заходила старая бабка и...начиналось:
-Сынок, давай поменяемся полками, полезай наверх.
Я, как воспитанный человек, отказать не мог. Не скажу же я, что боюсь за свой чемодан, иначе его популярность незаслуженно возрастет в рейтинге чемоданов нашего вагона. А у меня там всего лишь подарочки маме и запасные джинсы. Приходилось лезть на вторую полку и там бороться со своим богатырским сном, переживая за родной чемодан, прикрытый чужой бабкой.
Однажды в купе вошел сгорбленный семидесятилетний дедок - очень хорошо одетый. В те времена это сразу бросалось в глаза. Дедок обратился ко мне:
- Молодой человек, а хватит ли вам благородства, уступить дедушке вашу нижнюю полку..?
-Хватит и притом с большим запасом...( Куда деваться? Воспитание...)
Дед поблагодарил, мы постелили белье, соседи заснули, и мы тихонько разговорились.

1.
Несколько минут Антон стоял под прохладным душем. Говорят, что вода лучше всего снимает усталость. Снимает, если усталость физическая. После двухчасового сидения в конференц-зале и ничегонеделания усталость совсем иного рода. Такую ничем не снимешь, разве что водкой.
Антон вышел из душа и с отвращением посмотрел на свой деловой костюм, валяющийся на кровати. Антону даже лень было повесить его в шкаф, так хотелось поскорее избавиться от опостылевшего за день dress code.
Он позвонил домой, чтобы сообщить жене ненужные подробности прошедшего семинара. Промычал, что скучает. Выслушал такой же безэмоциональный ответ и повесил трубку. Надел джинсы, свободную футболку и вышел из номера.

Выходить в город по причине жары не хотелось, поэтому Антон решил выпить в гостиничном баре. "На сегодняшний день - подумал Антон - кондиционер занимает первое место в списке величайших изобретений человечества". Список этот постоянно обновлялся, менялись его лидеры, в зависимости от житейских обстоятельств и социального статуса Антона. После появления в их семье ребёнка, лидерство прочно и надолго захватила стиральная машина. Одно время, лидерами были автоматическая коробка передач, мобильный интернет, электрическая кофеварка, жидкокристаллический монитор и масса других вещей, облегчающих жизнь и делающих её такой безрадостной и ненужной.
В баре было прохладно, немноголюдно и достаточно темно. В общем, имелись всё необходимые составляющие для того, чтобы убить вечер в одиночестве. А может и не убить, если повезёт. И не в одиночестве, если повезёт ещё больше.
Антон занял столик в самом углу. С этого места хорошо просматривалось всё помещение. Сделав заказ, он залпом выпил первую рюмку, и закурил.
"Сейчас войдёт Она, сядет на высокий стул у барной стойки и положит ногу на ногу" - подумал Антон. Налил и выпил вторую. После третьей он понял, что проголодался и подозвал официанта. Изучая скудное меню бара, Антон не увидел, а скорее почувствовал, что к его столику кто-то подходит. Он поднял взгляд и увидел прямо перед собой улыбающегося крепко сбитого мужика.

- Скучно-то как, господи, - зевнул премьер.
Сечин поднял тяжелую голову. Над белой простыней - распаренная красная морда.
- Ну, хочешь, телок закажем. Каких-нибудь.
- Мне мурену обещали привезти, не везут.
- Что это - мурена?
- Я хрен знает, вроде рыба. Во всяком случае, мурены у меня еще не было. Хоть какое-то развлечение. Вроде она током бьется. Бодрит.
- Ну, давай опять поспорим на что-нибудь.
- На что?
- Спорим, ну, например, - Сечин задумался. Взгляд его упал на газету, укрывавшую стол. Из-под остатков воблы на Игоря Ивановича смотрел мэр Москвы, и улыбался как-то чрезмерно добро.
- Спорим, Димону твоему слабо Лужкова снять.
- Димон у меня пацан, - обиделся Путин. - Головастый. У него какой-то твитырь есть, он им губернаторов пугает. Типа из Америки привез. Какой-то Жопс подарил. Одни пидарасы в Америке этой, такую страну просрали.
- На ящик пива. Три недели сроку, - завелся Сечин.
- "Балтики"?

- Давай смешное какое-нибудь выберем. Хуй знает, что люди пьют. Мы ж должны быть ближе к народу.
Сечин нащупал пульт, включил телевизор. Замелькали какие-то рыла в телеэкране. О. Рекламный блок.
- Вот, "Сокол".
- Чего-то страшновато. Тот раз "Клинское" выпало, моча же.
- Мурену не страшно ему, а тут страшно.
- Уболтал, черт языкастый, - ответил премьер и сам засмеялся удачной шутке. Он свистнул, махнул рукой возле уха, в характерном жесте оттопырив большой и мизинец. Референт с телефоном примчался молниеносно.
- Димон, не спишь? Есть для тебя партийное задание.
Собеседник так завизжал "Что? Правда, можно?", что услышал даже Сечин. Хотя громкую связь премьер не включал. Просто не умел.

Историю эту много лет назад рассказал мне Петя Дмитриев - телевизионщик, журналист и продюсер. Где он сейчас и что с ним не представляю. Привожу ее здесь такой, как услышал.

Свою карьеру Петя начинал в "Медицинской газете". Почему-то, уж не помню почему, это давало ему право на творческую деятельность в Доме Медика, расположенного, как известно, на улице Герцена (ныне Никитской), в самом, что ни наесть историческом центре столицы. Что уж он там делал - совершенно неведомо, но пили они там часто. К этому располагали маленькие но, как говорят, весьма уютные гримерные за сценой, а так же то, что многие из творчески активных медиков имели прямой доступ к спирту. Дело было в тяжелые годы борьбы с алкоголизмом, так что спирт в те времена был стратегическим и редким ресурсом.

И вот пьет Петя Дмитриев с четырьмя друзьями творческими медиками шестой день. Все стадии пьянки пройдены. Анекдоты кончились, песни спелись, про жизнь рассказано все, пьяные слезы пролиты, пара фингалов заляпана йодом. Словом, переросла пьянка в черный запой. Люди молча пьют, молча падают под стол, молча просыпаются, негромко блюют и снова молча разливают. "Не надо слов! Все понятно без них!". В задумчивом оцепенении, но, строго блюдя интуитивный ритм разлива, проводят они сутки за сутками.

И вот утром, на рассвете шестого дня слышит Петя отчетливый и неторопливый стук копыт - цок-цок-цок. Звук этот нарастает, усиливается и вдруг замирает за неплотно прикрытой дверью. Дверь медленно, со скрипом (естественно) приоткрывается и каждый видит, что к нему пришла лошадь.

- Неет! - простонала Алька, вырвавшись из объятий, - на первом свидании дать не могу. Ты меня уважать перестанешь.
- Хм, - удивился Анатолик, - а в рот брать, значит, можешь?
- Это была минутная слабость, - прокомментировала Алька и объяснила: - в благодарность за ужин в Каста Дива, давно мечтала.
- Значит, - продолжал рассуждать Анатолик вслух, - отсосать в такси на первом свидании можно, а раздвинуть ноги нет?
- Ну, и что тут такого? - Алька, не понимая претензии, начала нервничать, - тебе не понравилось?

Анатолик потянулся к штанам, достал сигарету, прикурил и, затянувшись, задумался. Странно, - размышлял он, - сосать в грязном такси можно, а заняться сексом на шёлковых простынях нельзя.

Зазвонил телефон. Бойфренд, - объявила Алька и неожиданно сонным голосом пробубнила в трубку: - я у мамы, сплю давно.
Врать бойфренду можно, - понял Анатолик, - сосать у чужого мужика, накормившего ужином, можно. Трахаться нельзя. Чтобы не потерять уважение.

- А у тебя большой, - Алька провела рукой внизу живота и хищно улыбнулась, - не то, что у моего.
У бойфрендов всегда маленький член - Анатолик вспомнил те времена, когда ещё сам был чьим-то там мужем, - поэтому с ними живут. Ну, наверно из жалости, потому что женщины милосердны. Так ему объясняли.
- Да я с ним уже год как не сплю, живём как соседи. - Алька заискивающе заглянула в глаза. - Жалко его, но ради тебя - брошу.

Анатолик не выдержав, гоготнул. Отстранил от себя Альку, встал, натянул штаны, нащупав на полу платье, не глядя, кинул его в сторону кровати.
...- Одевайся, - приказал он. - И выметайся.
Что-то жалобно попискивая себе под нос, Алька собиралась. Она давно привыкла к такому скотскому обращению со стороны мужчин и уже давно не возмущалась. Может, стоило дать? - зародилась мысль, - хотя, что бы это изменило.
- Ты позвонишь? - стоя в коридоре Алька попыталась обнять Анатолика за плечо.
- Конечно, - и захлопнув дверь, выдохнул: - Бляди.

Однажды на пороге гражданина Иванова возник конфликт в виде неприятного, небритого типа с папиросой в зубах. Тип жестикулировал, ругался и выдыхал неприятным запахом.

Иванов минут двадцать пытался понять в чем суть претензий, затем вдруг понял, что именно сейчас драгоценные секунды жизни пропадают впустую и просто закрыл дверь перед лицом визитера.

С утра, у двери Иванова, любой из соседей мог лицезреть надпись "в 41 квартире - казлы!". Иванов, при виде надписи вздохнул, пробурчал "Детский сад какой-то, чесслово" и пошел на работу.

Вечером тип зашел снова. Был в этот раз чисто выбрит и без папиросы. Показал Иванову на надпись и засмеялся обидно.

- Дурак вы. - сообщил Иванов типу и закрыл дверь.

- Сам дурак, казззел и шизанутый баклажан! - пропел тип торжествующе за дверью и зашагал к лифту.

- Почему баклажан-то? - не понял Иванов. - Может он баклажаны ненавидит?

Он посмотрел в зеркало - нет ли синюшности какой на лице. Синюшности не обнаружилось.

- Ну почему баклажан, а? - все не мог успокоиться Иванов, которого, как и всех, непонятное тревожило и раздражало.

Он лег спать и ему снился опухший и небритый баклажан с папиросой.

- Эй, аккуратней! - раздражённо крикнул Вадим, очухавшись от внезапного удара, сбившего его с ног, - Народ, помогите! Где очки?
Расплывчатые очертания спешащих людей беззаботно проплывали мимо. Очки отлетели к рельсам. Вадим уж было, приподнявшись, бросился к ним, как туманный трамвай проскрипел по путям, с треском прожевав чёрную оправу с толстым стеклом. Вадик отшатнулся:
- Твою мать! - он выругался и провёл мутным взглядом по сторонам, - Ни черта не видно!
Вадим стоял посреди страшного близорукого мира: лица людей представляли собой грязную мазню, транспорт - разноцветные облачка, дома - серые тучи. Парень щурился, пытаясь сфокусироваться, но тщетно - зрение было слишком слабым.
Молодой человек заметил смазанную мужскую фигуру, чуть склонившуюся над остановочной урной. Фигура дымила дешёвым табаком.
- Где здесь оптика? - спросил Вадим.
- Слепой что ли? - закряхтел прокуренный женский голос, - Поводыря нашёл? Дел и без тебя выше крыши!
Фигура растворилась.

- День не заладился, очевидно, - пробурчал Вадик и с горечью представил себе прожёванную оправу и битое стекло старых верных очков.
За ними он ухаживал как за самой важной частью тела, и уж никогда бы не подумал, что разобьются они так нелепо: взял, не пойми кто, беспричинно толкнул, и прощайте, родные! Тут к нему пришла забавная идея: вернулось бы к нему острое зрение, так он ежечасно полировал бы глаза, как очёчные линзы, сдувал бы с них пылинки, а на ночь обворачивал бы в шёлковый платочек. Эта мысль его и рассмешила и взбесила: и зрячего могут толкнуть, да так, что навсегда ослепнет.
Вадик попытался вспомнить, не встречал ли поблизости чего-то, связанного с оптикой - безуспешно. Парень подслепо побрёл куда-то.
- Эй, - его схватили за плечо, - У вас проблемы?
Он обернулся и прищурился, близко приблизившись к неизвестному: мужчина за пятьдесят, взлохмаченный, седовласый. Твидовый пиджак, рубашка без галстука.

В моем босоногом детстве основной проблемой было насобирать двадцать копеек на вкусное мороженое, ну или хотя бы пятнадцать на мороженое в бумажном стаканчике. Именно насобирать, потому что выдаваемых родителями денег на пять мороженных не хватало, а хватало только на четыре. Но ведь день-то летний длинный, а мороженщик ходит часто, и мороженое хочется перманентно! Потому приходилось заниматься мелким вымогательством.
- Дя-а-адь, ну дядь! Дя-а-адя! - начинал я свою соловьиную песню у ближайшего магазина и дергал жертву за штанину.
- Чего тебе?
- Дай пять копеек!
- Не дам, - говорил гордо дядя, стоя в очереди за колбасой. Но мы-то были не лыком шиты, и понимали, что очередь дядя не бросит, за нами не побежит, и что нервы у него не железные. И еще, что канючить мы умеем мастерски!
- Ну, дя-а-адь! Ну, дай пять копеек! Тебе жалко, что ли? - и, кстати, чтоб вы знали, мужики терпеть не могут когда их называют жмотами. Потому мы приставали только к дядям, и, очень редко, к тетям. Потому что тети мало того, что жадные, так еще и жестокие, особенно если толстые, и вполне могут открутить уши пацану, если он не успел увернуться.
Рано или поздно, но не более чем через пару минут, дядя сдавался, и откупался от нас потом и кровью заработанными в каком-нибудь конструкторском бюро пятью копейками и мы бежали дальше по очереди.

- Дя-а-адь! Ну, дя-а-адь! - противным голосом Эрика Картмана начал я подвывать возле огромного мужика, судя по всему грузина, вставшего в конец очереди.
- Чэво тэбе? - басом обратил на меня внимание грузин.
- Дай две копейки! - требовательно вякнул я.
- А тэбэ зачэм? - поинтересовался вдруг дяденька. Я опешил, но быстро нашелся с ответом.

- Да здесь же одни пидарасы! - воскликнул я, зайдя в бар с флажком семи цветов радуги на дверях. В Амстердам мы прибыли вчера - я, мой кореш еще со школьных времен Колян и его жена. Сегодня после завтрака жена потащила Коляна по музеям, а я от музеев сразу отказался и пошел курить легальный амстердамский план. Выкурил косяк, но отчего-то не торкнуло. Захотелось пива, зашел в бар - а тут пидарасы. Надо уходить в другой бар, значит.
- Постойте! Я не пидарас! Помогите! - из толпы пидарасов внезапно появился пожилой мужчина в потрепанном костюме советского интеллигента, в очках, со странной металлической палкой в одной руке и карманным компьютером в другой.
Приятно слышать родную речь, хоть бы и в логове голландских пидарасов.
- А ты точно не пидарас? - спросил я старикана, глядя на подозрительную палку в его руке.
- Точно! - ответил старикан, - Я инженер Курвензон из Института Атомной Энергии! У меня мало времени! Возьмите этот компьютер и прочтите файл "7777.doc", там все написано!
Я взял протянутый инженером компьютер. Тут раздался звук, похожий на сирену "Скорой помощи", я от неожиданности зажмурился, а когда открыл глаза снова - инженер Курвензон куда-то исчез. С чужим компьютером в руке я пошел искать другой бар.

***