15 октября 2012 года в 22:02
Однажды утром, спустя полгода после моего первого развода, я сидел на полу кухни и опохмелялся. Почему я сидел на полу? Да потому, что всю мебель из хаты вывезла моя бывшая жена, со своим новым "счастливцем". Напротив меня сидела обнаженная по пояс Лора, заблаговременно наливая мне водки, не забывая при этом и себя. Мне всегда нравилось любоваться ее смуглой цыганской грудью, с большими темно-карими сосками, похожими на подгоревшие оладьи, и я частенько заставлял ее ходить по квартире полуголой. Позже, кажется, это даже вошло у нее в привычку.
Эта девушка, годами своими где-то под тридцатник, появилась в моем пустом доме, словно кем-то забытая вещь, после какой-то очередной шумной тусы. Пришла, накидалась и отключилась. Проснувшись, она попыталась со мной поскандалить, но, получив легких песдюлей за нецелесообразность, смиренно осталась жить у меня.
В постели Лора вела себя весьма посредственно - так, ни рыба, ни мясо. Трахалась она без всякого комсомольского задора и пыла, будто перехватывая что-то с голодухи, прямо на ходу. Если ее сексуальные успехи оценивать по пятибалльной шкале всенародного образования, то тянула она лишь на твердую "троечку".
Ну, я-то ведь тогда был в этом деле хорошистом! Несомненным плюсом было то, что Лору можно было ебать где угодно и когда захочешь. С тем условием, что я не буду, как выражалась она, "художественно чудить", заставляя ее сосать хуй, щедро вымазанный горчичным майонезом, или разукрашивать гуашью ее зад во время ебли с "низкого старта". Лора отрицала всякое сексуальное новаторство, вплоть до анального секса.
И все же это была особенная девушка. Как организатору всякого рода пьянок и недельных фестивалей с заплывом в глубину ей не было равных. Просыпаясь с тяжкого бодунища, достаточно было просто толкнуть ее в бок, чтобы это было истолковано ею как команда "фас!". Лора молча и реактивно одевалась, выгребала еще не пропитые деньги из моих карманов и бежала в магазин за бухлом. Если денег не было, то Лора все равно бежала, потому что знала в округе всех продавцов синьки, вплоть до самогонных барыг, и все знали ее. Для меня навсегда осталось загадкой то, как эти прожженные гомункулы за винными прилавками давали ей в долг столько, сколько бы она ни попросила. Несомненно, у нее был великий лисий дар убеждения всякого рода умудренных помойных ворон. Наверное, тут давала о себе знать ее гипнотическая цыганская харизма, хотя цыганкой она была всего лишь наполовину, по матери, и о нравах истинных ромал знала только понаслышке. Иногда, в порывах пьяного гнева или радости, я звал ее Ведьмой. Она не обижалась.