От афтара: Читать вслух, громко и энергично, брызжа слюной и яростно жестикулируя. На восклицательных знаках стучать кулаком по столу. На абзацах прихлебывать из стакана.

Значит так, товарищи. Все вы читаете газеты, смотрите телевизор, ходите на худой конец в магазины. То есть вы знаете, что в стране экономический кризис, а значит перед нашим предприятием опять встает вопрос выживания. Поэтому товарищи, чтобы мы не рухнули под натиском этого самого кризиса и дешевых китайских подделок, нам нужно напрячься, товарищи, и напрячься не побоюсь этого слова нехуево. Руководство, в моем лице, разработало ряд неотложных мер, и сейчас я их до вас доведу.
Во первых пора нам уже товарищи, работая на ТАКОМ производстве, перестать стыдливо прятать глазки а нужно сказать, себе и окружающим, смело товарищи сказать и громко: "Да мы делаем хуи!". Что это вообще за слово такое мы используем? "Изделие"...

А потом приходит в магазин домохозяйка, томящаяся в отсутствии, понимаешь, обычного человеческого хуя, а на витрине что она видит? Правильно, изделие она видит. Наше с вами товарищи изделие, корявенькое и шершавенькое, страшненькое такое. А что она ищет? А ищет она, правильно Лидия Михална, ищет она хуй! Большой, крепкий и красивый! И где же она его найдет? Правильно, найдет она его у китайских наших конкурентов, или вообще на улицу пойдет, прости господи. Поэтому товарищи, что от нас требуется? Правильно Лидия Михална, требуется от нас широкий ассортимент продукции, так сказать, качество ее, дизайн опять же...

Первое, что я помню, это ясли... Вот говорят, что у детей все воспоминания столь раннего возраста безвозвратно стираются. А я точно помню. Зимой на тихий час нас заворачивали, как младенцев в теплые байковые одеяла с завязками, больше похожими на рукава смирительной рубашки и выносили на застекленную веранду. За большими окнами, покрытыми ледяными узорами медленно сгущалась тьма. Тускло светила единственная лампочка под потолком. Иногда раздавался хруст снега под ногами прохожего. И тишина... Главное было вовремя уснуть. Потому что, не дай Бог, зачесалось, где чего. Как ни извивайся, а руки были плотно прижаты к туловищу, и ощущение собственной беспомощности могло довести до слез. Штук сорок коконов лежало на длинных столах и смотрели розовыми мордочками в пустоту. Помню, что я чаще всего представлял, как проснусь и будет полдник, а потом уже придет мама и, посадив меня в санки с мягкой подстилкой, повезет домой...

Я родился в конце шестидесятых. Мама училась в медицинском. Папа был молодой инженер. Жили мы, как и большинство советских людей, в коммуналке. В одной комнате с бабушкой и дедушкой. Она была разделена посередине большим шкафом. В смежной жили мой дядя с женой и моей двоюродной сестренкой. Она была еще мала и сосала грудь, смешно чмокая губами. Одну комнату занимала глуховатая старушка баба Паня. Дальше по коридору обитала еще одна семья, дядя Коля с тетей Тамарой и дочкой Анечкой. Она тоже была младше меня. В квартире не было ванны и горячей воды.

Сидела я как-то на скамеечке в сквере. Никого не трогала. Молнию на сумочке починяла. Как вдруг:
- Девушка, есть для вас что-то святое?
- В смысле? - веточка, которой я пыталась выковырять подкладку из молнии, красивым кульбитом завалилась куда-то в крапиву.
- Святое, то, что настолько чисто и величественно, что может всех спасти!
Я задумалась. Я искренне задумалась, интересно же! Нет, я нахожу много величественных вещей в этом мире, но спасти они могут далеко не всех. Старичку с благообразными глазами это понравилось.
- Вот, например, Бог... Он есть в каждом из нас. И во мне, и даже в вас!
- Никогда бы не подумала!

- Есть-есть! Сидит глубоко внутри и шепчет как нужно жить... - голос старичка опустился до зловещего шепота. Я прислушалась к себе. Нужно же уважить пожилого человека. Что-то внутри меня действительно говорило мне, как жить, даже, напевало. Озаренная внезапной догадкой, я достала из уха минигарнитуру, подвывающую "Мертвого анархиста". Старичок поморщился.
- Лучше бы Бога слушала. Вот у меня тут есть одна книжечка. Всего сто рублей...
Я посмотрела на протягиваемую мне книжечку за сто рублей, красная цена которой сопоставима со стоимостью туалетной бумаги аналогичной площади и вежливо сказала.
- У меня тоже есть. Всего три тысячи...

Дождь стучал по крыше сумасшедшим барабанщиком. Которые сутки подряд не покидало ощущение полного и беззаговорочного дежавю. Наверное именно так ощущает себя младенец, пытающийся выбраться на ружу из чрева матери, но еще не все невидимые, но явно ощущаемые преграды преодолены. Он вглядывался в серый пейзаж за окном, прихлебывая уже даже и невспомнить в который раз налитый чай из древесного гриба чаги. Другого небыло, так как из поселка на западном берегу озера после трех суток непрерывного дождя можно было выбраться только на вертолете, либо на лодке. У него не было ни того ни другого. Поэтому пришлось курить высохшие березовые листься с банного веника и пить настой из чертовых опилок.Вначале все было очень даже романтично. Он снял дом на берегу Сямозера в той самой деревеньке, в которой снимался знаменитый фильм "Холодное лето 53 го". Деревня совсем нежилая, осталось пару старых домов, в одном из которых жили дачники из Петрозаводска, а в другом привидение давно умершей ведьмы, раз в два-три дня из печной трубы дома шел дым, и кто-то передвигался в мутных окнах подсвечивая себе дорогу тусклой лучиной. Привидение было мирное и никто его даже не пытался выгнать. А зачем? еще одна местная достопримечательность.

Он приехал в эту совсем тихую деревеньку просто половить рыбу и поразмышлять в тишине. В голове вертелся сюжет нового романа. Что то такое, умопомрачительное с любовью, похищениями, длинными погонями, и конечно удачным и счастливым концом. Вот только вдохновения не было. Рыбу удалось таки половить, но только слегка нетрадиционным способом. Просто купил боченок соленого судака у мужиков из соседней деревни за две бутылки "Петровской Слободы". Они еще за две предлагали боченок сига, но водки больше не было. Потому что остальная была отдана за грибы, картошку и крупу. Деньги в этих местах только булькают, и никак не шелестят. За пару булькающих десяток можно даже меха приличного на шубу жене насобирать, но это уже другая история.

У меня в школе была Девочка с ярко-жёлтой окраской кожи. Пару раз эта Девочка падала в школе в обморок. У Девочки была сестра, бледно-жёлтого цвета, которая в обморок не падала, но была полупрозначна.
Папа Девочек имел бледно-зелёный цвет грустного лица, мама была жёлтая и решительная, обе бабушки были просто злые.
Девочка всё время хотела спать, долго делала уроки, ходила в музыкалку и играла там на крутом струнном инструменте. Ещё она всё время ходила в гости и сидела там, падая со стула, пока хозяева тоже не начинали падать со стульев, но уходила только по настоятельной просьбе.
Иногда Девочка вдруг за неделю худела на 6 кг, потом исправно толстела.
В какой-то момент бледно-зелёный папа сбежал. И сразу приобрёл телесный цвет лица и довольный вид.

Девочка тем временем взрослела... От неё стали шарахаться мальчики, потому что они боялись её морковного оттенка и липучего характера. Но это не беда: одни боялись, другие нет. Жизнерадостный оттенок не помешал ей в 16 лет перетрахать пол района, а её сестре выйти замуж за шофёра. Далее, что к лучшему, я эту семейку из виду потеряла.
Несомненно, почтеннейшая публика понимает, чем была вызвана эта палитра цветов лиц. Но я всё равно скажу: ОНИ НЕ ЖЕЛАЛИ ЕСТЬ ТРУПЫ!!! Называли себя сыроедами. Они не ели трупы животных, птиц и рыб, продукты жизнедеятельности животных, птиц и рыб, то есть молочные продукты, яйца и икру, а также вредный хлеб. Утром дети пили питательный овощной сок, на обед - тонны свёклы, моркови и огурцов. Пристрастие к виду овоща и определяло, по-видимому, индивидуальный цвет лица членов этой Семьи. Мне родители специально давали в школу на 15 копеек больше, чтобы я угощала Девочку булочками, и она больше не падала в обмороки.

Самый маленький актер в индийском кино, а по некоторым данным и в мире - Аджай Кумар.

Жарко. Очень. Курицы соседской курицы с утра до самой ночи несут яйца вкрутую. Собаки дворовые выпивают всю свою двоюродную слюну и дохнут от обезвоживания организма. Молодые красавцы живодёры, глядя на это, испытывают оргазм естественный, потому что пьют прохладную минеральную водицу и тайно мастурбируют. Остальная часть человечества спасается от пекла адского, пуская пузыри в ваннах с холодной водой. С утра до самой ночи. Самой ночью, впрочем, тоже. Не все. Но многие.
Первую половину ночи размазываю по себе пот. Вполне возможно, он прольётся когда-нибудь прохладным дождём над многострадальной пустыней Сахара. Но не сейчас, потому что я наконец-то засыпаю, и мне опять снится мой покойный папачас. С каждым разом он приходит всё более молодой, прыткий и красивый. Мы сидим в его комнате, весело болтаем о пустяках, что-то пьем и курим ганджубас. Он неотразим, как папа римский в момент взошествия на престол. Ещё чуть-чуть и я превращусь в прекрасную монашку, на предмет отдачи ему несуществующего сексуального долга несущественного... и только под утро меня покидает транссексуальная гипербола религиозного сна, и с первыми лучами беспощадного светила, проникнувшими в мою пыльную комнатёнку, я переворачиваюсь на другой бок и забываюсь в обществе давно забытых, но бесконечно дорогих мне женщин. Женщины ласковы. Женщины привлекательны и общительны. Женщины одеты и, похоже, раздеваться не собираются. Но все они без бюстгальтера. Для такой груди совершенно ни к чему эта деталь нижнего белья.
А с утра - сутра субтропических сумерек в виде непроизвольной эрекции, "Ромео и Джулиетты" Чайковского или Хаберта Люса, кофе по-турецки и эфемерного, едва видимого кусочка Ай-Петри сквозь дым приличествующей в данной ситуёвине сигареты. И мысли. Их много. Они разноцветные, как слепые котята и скороспелые, что тот рогатый автобус троллей на остановке кинотеатра "Спартак".