Алкоголик-энтузиаст дядя Гоша не всегда пил горькую. Оказывается, когда-то он был маленьким, ходил в детский сад и пил там молоко с пенкой. Потом - школа, общественность, завод, первое место по шахматам среди слесарей-любителей. Отец подарил на юбилейные двадцать пять машину. До этих событий к алкоголю дядя Гоша относился прохладно. И всё было бы заебись, но...

Однажды, будущий дядя Гоша, а тогда запросто Гоша, ехал на собственной новенькой жиге на свидание. Трепетный, игривый ветерок ласкал расфуфыренный ебальник. Природа оживилась, а с ней и вся весенняя пиздота - птички, пичужки, бомжи и бляди. Клином потянулись на юг майские жуки. На переднем сиденье благоухал букет сирени, наломанной с обоссаного куста за трансформаторной будкой. Гоша высовывал навстречу счастью молодецкую с бакенбардами харю и матерился. В смысле, пел. Кобелирующие коты сыпались с деревьев об асфальт, человеколюбивые голуби от страха срали, как страусы Эму, на прохожих, не в меру обосранные горожане вздыбливали на мошонках волоски от этих дьявольских воплей. Это Гоша пел в открытое окно про весну и ебацца.

На другом конце города его ждала одинокая, но разнузданная пизда. Пиздёнку-разведенку звали Нюра, она же Нюша, она же Ню, она же Н-н-н-н-нахуй пшла отсюда! Но это только по утрам. Нюра славилась сочным, массивным клитором, безотказностью и бездуховностью. Двинуть хуй в массы и собирался ебучий, как самец мушки дрозофила в период гона, Гошан.

Вы щас начнёте возмущацца, што мудаки бля, мол хуле ты Генчик обращаешься к каким-та бля гандонам в дорогих кастюмах. Охуел штоле совсем? Мы тут поднаторели, в деле ебли, что сцуко хоть щас нас в порнухе снимай. Выебем любую тьотку ищо и на рот ей накидаем. Да хуй вам, а не порно. Дилетанты вы все и дрочеры бля. Тока на словах и ебёте, а тут нужэн был совет профессионала ёпта, а не дрочера. Дело ж щекотливое нахуй. Уж простите.

Я всю жизнь профессионалам доверяю. Всё што я не умею делать, всё придаставляю этим рибятам в костюмах и чёрных очках, держащих в руке кожаный чимодан с кучей прибамбасоф, служащих их великому делу. Недавно бля вызвал брегаду чистить аквареум. Он у миня ужэ зацвёл и все рыбы сдохли нахуй. Заёбся его чистить короче. Звоню в общем и интересуюсь наивно.
- Аквареумы чистите бля?
- Ну ясен хуй, там жэ написано.
- Профессионалы?
- Ну а хуле.
Вопрос решон. Приехали ребята, правда не в кастюмах, а в бомжацких прикидах, ну эт спицифика работы у них такая, вычистили мне аквареум и заодно и хату. Спиздели бляди у миня часы, три тыщи рублей и антенну ат телека. Но аквареум сиял. Профи бля.

Вот и щас мне для дела нужэн был профессионал. А чо за дело бля, поинтересуется какой-нибудь наивный лапоухий читатель. Да какое у миня ещё дело. Не фкосмос же лететь. Дефку хотел выебать, а она миня наоборот не хотела. И эта сцуко нестыкофка меня пиздец угнетала нахуй. Ладно щас расскажу, а то заебёте вопросами.

У меня есть друг детства Шурик, он старше меня на пару лет, окончил школу с серебряной медалью, мечтал стать военным. На улице было начало 80-х и быть офицером тогда считалось даже круче чем, сейчас иметь водочный ларек...
Несчастный Шурик, зная всю математику на пять, переживал только за медкомиссию: зрение слегка того...
Ему бедняге пришлось наизусть вызубрить всю таблицу (он видел только расплывчатые точки).
Поступил в общевойсковое чего-то там...короче не того он ждал от профессии военного: скитался, скитался, всегда говорил: "Есть!" и ехал куда прикажут - есть такая профессия Родину защищать...и вдруг хоп: понял, что даже этих слов о себе сказать уже не может.
Шурик, лысеющий подполковник сидит в своем большом кабинете где-то ближе к Японии чем к Саратову и должность его в простонародье называется тюремный кум.

Как это он так..? Ну да дело не в нем, Шурик только одно из действующих лиц этой истории, хотя даже не действующих...а так, мебель:
Сижу в кабинете, строчу отчеты, вдруг звонят, докладывают, что ко мне на разговор по своей инициативе рвется и не кто-нибудь, а сам смотрящий зоны грузинский вор Тариэл.
Последнее время на тюрьме случились большие перемены: с треском выкинули на пенсию старого начальника, прислали новую метлу, так он кувалдой закручивал гайки, даже одного вертухая посадил за "пронос". Зеки сидят на голодном пайке, шмоны дикие, тюрьму лихорадит.
Короче переборщил начальник, но хозяин - барин, а тут еще перекинули к нам очень влиятельного товарища Азара. Он на своей зоне бунт поднял, так его оттуда выдернули и к нам пока... Мне только еще бунта не хватало...

Меня в компаниях друзья иногда спрашивают: "Грубас, а не дохрена ли у тебя всяких историй? Откуда ты их берешь? На любую тему тут же выкапываешь из загашников жизненное наблюдение..."
А секрет прост: ну во-первых я злопамятный... а во-вторых дело в любимой работе. Телевидение позволяет мне пережить 1000 лет чужого жизненного опыта и не просто опыта, а важнейших поворотных точек человеческих судеб.
Представьте себе замочную скважину, в которую вас приглашают заглянуть сами участники происходящего за дверью, причем в тот момент, когда у них происходит что-то по-настоящему волшебное.
Вот Вам простая история, доказывающая существование Бога, Аллаха, Высшей силы и т.д. (выберете сами, в зависимости от личных пристрастий).
К нам в редакцию позвонила Ольга, эта история случилась с ней.
Конечно же, мы сразу помчались в ее маленькую однокомнатную квартирку, чтобы своими глазами увидеть в "замочную скважину" чудо.

Ольга - сорокалетняя миловидная москвичка, в течение 20-ти лет была безнадежно влюблена в женатого мужчину из Санкт Петербурга.
У него жена, двое детей и редкие командировки в Москву.
Оленька выжидала эти приезды как манну небесную. Из года в год все верила, что он наконец-то разведется с женой и переедет к ней. Но не сейчас, просто его старший заканчивает институт, мальчику не нужно волноваться. Да и давно опостылевшая жена вдруг приболела и любимый, как человек благородный не может вот так запросто ее добить своим уходом:
"Бесчеловечно это как-то, ты не находишь Оленька...?"
И Оленька, конечно же находила, даже не потому что любила, а просто - человек то благородный, чего же его тормошить? Не надо быть эгоисткой и спешить сжечь "лягушечью кожу", столько ждала, осталось видимо совсем немножечко потерпеть и они наконец-то будут вместе с любимым уже навсегда...
У Ольги помимо работы были только два важных занятия в жизни: пару раз в неделю посылать любимому в Питер ничего не значащие смски, якобы от Олега, коллеги из Московского филиала.
Да в тысячный раз перечитывать письма и открытки от любимого, скопившиеся за долгие годы ожидания счастья.
Было утро как утро: кофе, пробежка трусцой вокруг дома (нужно поддерживать форму, а то вдруг любимый неожиданно в командировку заявится...), утренняя газета и посланная в Питер смска: "Подтвердите получение груза", текст которой означал - "Я тебя люблю", но если честно, то любой ее текст означал одно и тоже...
Подруги, все наперебой твердили:

В Бруклине, в математической школе для одарённых детей шёл урок алгебры. Это был класс учеников выше среднего уровня во всех отношениях - как в смысле их возраста, так и в смысле их прогресса в освоении наук. У мальчиков начинал ломаться голос, девочки начинали брить подмышки, и все они шагнули в постижении математики так далеко, что наизусть знали таблицу умножения до четырёх. Теперь они с упоением погружались в холодные глубины алгебры. Они уже усвоили, что если a = b, то b = a, и это придавало им чувство избранности и приближения к абсолютной истине.

Учитель был полноватый, средних лет мужчина с матовой плешью, грустными бесцветными глазами и тяжёлым русским акцентом. Он страстно любил математику и надеялся, что эта страсть передастся кому-нибудь из его одарённых недоумков. Ученики почтительно называли его мистер Зайтлайн, а друзья запросто - Борька Цейтлин (о чём ученики, разумеется, не знали).

К середине урока, когда мальчикам надоело играть в морской бой, а девочкам надоело красить ногти, учитель неожиданно сказал нечто такое, что привлекло их внимание.

- Сейчас, - сказал учитель, - я вам докажу, что два равно одному.

Класс затих, и учитель, воспользовавшись паузой, добавил:

- Тот, кто найдёт ошибку в моём доказательстве, получит "А".

Класс молчал, напуганный неожиданным вызовом. В наступившей тишине раздался писклявый голос отличницы Брехман:

- Мистер Зайтлайн, по-моему, два не равно одному. Два больше.

Самая страшная история в жизни любого человека, это когда работаешь на компьютере в офисном приложении, конечно же самосохранение отключено, бесперебойника нет, и тут выключают свет! Ба-бах такой звук и полная темнота! Внутри у тебя как будто всё замирает и выключается, прям как в этом компьютере. И ты чувствуешь свою зависимость от этого куска железа, который теперь бездыханно стоит на твоём рабочем столе и уже не подаёт никаких признаков жизни! И ты потихоньку отходя от шока, вытираешь с лица слёзы и высмаркиваешь сопли, на ощупь ищешь на столе фонарик и наконец находишь и включаешь его.
Всё вокруг становиться каким-то загадочным, странным. Как будто ты попал в какую-то другую страну, в страну тишины и покоя, в страну ночи и света, где свет это всего лишь маленький кусочек пластмассы у тебя в руках. И ты знаешь что без этого кусочка пластмассы ты никуда не денешься, никуда не сможешь пойти, а самое страшное, что этот кусочек пластмассы может потухнуть в любой момент и ты окажешься в полной, страшащей своим величием темноте. Ну да ладно это всего лишь мысли...
Ты поднимаешь руку на уровень головы и пытаешься осветить комнату вокруг себя и вдруг ты видишь перед собой какой-то другой, непонятный мир. Странные цвета, странная мебель, которая вроде бы и была, но никогда не стояла на этом месте, как будто кто-то поставил её вот только сейчас только, только, когда выключился свет. Продолжая исследовать что произошло ты встаёшь со стула и так же освещая путь перед собой начинаешь бродить по комнате, пытаясь найти хоть одну причину, того из-за чего ты сейчас находишься в почти безвыходной ситуации для тебя.
"Может коротнуло?" - первая мысль в голове, которая верно могла прийти в голову, но так как ты не слышал никаких щелчков, то наверное это было что-то другое! И ты начинаешь исследовать дебри своей комнаты, пока опасаясь выходить в остальную часть квартиры, ты делаешь первые шаги в сторону окна, вот ты всё ближе  и ближе, уже чувствуешь чистый и свежий воздух, который дует из открытой форточки, ты почти подошёл в плотную к нему, уже близко... Очень близко... И вот ты перед окном!

Это был хороший осенний день. Все еще яркое солнце не встречало на своем пути по небу ни единого облачка, дурашливый ветер, у которого с каждым днем все сильнее портилось настроение, на сей раз решил поспать и оставить без своего внимания набравшие красок листья.

Виктор щурился в окошко пригородной электрички и улыбался, Не снаружи. Внутри себя. Он вообще был улыбчивым парнем, улыбался часто, но почти всегда - внутри себя. Вот как вернулся последний раз из "коммандировок" так и завел себе такую привычку.

На скамейке напротив сидела молодая женщинаи о чем-то шепталась с пожилой женщиной, видимо, мамой. А может и бабушкой.
Виктор улыбнулся было и ей, но... Его буквально захлестнуло тревогой и болью, стоило ему посмотреть ей в глаза. Улыбка внутри тут же пропала. Нельзя, нет такой возможности улыбаться человеку, у которого так болит душа. Он потянулся было обратиться к ней, сказать что-то. Женщина словно почувствовала это, спрятала глаза, поправила шарф на шее и повернулась к своей спутнице.

- Мама... Перестань. Мы их купим, - тихо шептала она пожилой женщине.
"Значит, мама" - подумал Виктор и, находясь в странном смущении, уставился в окно.
- Танюша, а может, к Степану Ильичу все же...
- Я очень тебя прошу - перестань. Езжай в больницу и жди у меня у Тамары Васильевны. Все будет хорошо, я привезу деньги.
Пожилая женщина промолчала и в сомнении покачала головой.

Виктор перестал вслушиваться в их беседу. От улыбки внутри не было и следа. Солнце светило так же, как и раньше, но теперь его свет лишь подчеркивал убогость полуразрушившихся полустанков и покосившихся заборов деревень, мимо которых шла электричка.
Впрочем, вскоре показался и Киев. Виктор быстро встал и пошел в тамбур, надеясь успеть выкурить сигарету.

Владимир Ильич Ленин сидел за столом, заваленным всяким хламом. Он собрался было навести порядок, но было ужасно лень. К тому же Ленин устал, ему было невыносимо скучно, веки сами смыкались. Раздался стук, в комнату заглянула Крупская:
- Владимир Ильич, к вам ходоки пришли.
"Хоть какое-то развлечение", подумал Ленин, а вслух сказал:
- Давайте-ка их, Наденька, сюда. Сейчас мы с ними побеседуем.
На пороге появились три мужика.
- Проходите-проходите, не стесняйтесь. У меня тут революционный беспорядок на столе.
Ходоки переминались с ноги на ногу у дверей. Один из них попытался было отвесить смачный поклон "от ясного неба до сырой земли", но товарищи его одернули. Ленин молча смотрел на ходоков, те на него. Неловкая пауза затянулась, но тут взгляд мужиков упал на пионерский барабан, лежащий на столе.
- Изволите видеть, - обрадовался Ленин, - это барабан. Пионэры-ленинцы принесли.

Он крутанул барабан так, что тот с грохотом завертелся.
- Архизанятнейшая штука, правда?
Ленин с прищуром посмотрел на ходоков.
- А давайте-ка поиграем в игру? Я загадаю слово "социализм", а вы будете его отгадывать. Давайте? Ну? Кто первый?
Двое ходоков вытолкнули вперед того, кто пытался кланяться.
- Так, батенька, идите-ка сюда. Вращайте барабан.
Крестьянин робко пошевелил инструмент.
- Ну? Называйте букву.
- А? - переспросил ходок.
- Есть такая буква в этом слове! - обрадованно закричал Ильич. - Наденька, откройте нам букву "а"! Ну, кто следующий?
Один из оставшихся толкнул локтем товарища. Тот откашлялся и произнес:

Опять выдался пасмурный день. Солнце с трудом пробивалось сквозь серую массу облаков, отчего казалось, что утренняя серость уже сменилась сумерками. Николай шел по чистому снегу через замерзший лес. Длинная тяжелая шуба отнимала силы, волочась по снежному насту, но грела жарко, до пота. Под меховой шапкой отчаянно чесалась намокшая голова, а руки в варежках отчаянно зудели. Про сапоги думать не хотелось. "Хорошо, один живу" подумал Николай. Дойдя до избы, он привалился спиной к бревенчатой стене и сел прямо в сугроб. Снял шапку, варежки, расстегнул ворот шубы, зачерпнул руками снег и приложил к лицу. Струйки ледяной воды побежали под одежду. Николай протер глаза и посмотрел на серое небо. От бесконечной белизны снега и неба в глазах закружились темные точки. Вздохнув, он сделал попытку подняться. Шапка упала, одна варежка еще держалась в кармане, но вторая намекала, что при резком движении она бросится вниз и все равно придется наклоняться еще раз. Николай рывком вырвался из сугроба, хватая шапку. Распрямившись и стряхнув с полы снег, он открыл дверь. Варежка упала. Не идя на поводу у одежды, Николай пинком отправил ее в глубь сеней и закрыл за собой дверь.
После перехода от избы до деревенской почты и обратно сил почти не оставалось. Сумка с продуктами и почтой, похудев на банку сгущенки отправилась на продавленную кушетку возле печи. Подходя к обеденному столу, Николай споткнулся об ежа Лапифундия, вылезшего из под мойки. Впервые за месяц, в избе зазвучал человеческий голос. Лапифундий метнулся под кушетку, опережая траекторию полета тапка. Николай ухмыльнулся. "Ежиная ловкость! Или ежачья? "Ежиная" звучит правильнее грамматически - "Ежачья" по-смыслу!".

Иногда достаточно просто ответить на смс, которая жизнь может и не перевернет, но поможет эту самую жизнь немного приукрасить и обустроить. Половую в первую очередь, а там глядишь...

В общем, сейчас расскажу. Есть у меня одна подружка давняя. Ну как, встречались мы с ней когда-то на пути жизненном. Путь, в основном, по простыням проходил, ога. Хотя Наташка и на полу любила, и в кресле не прочь.

А потом расстались мы, это я дурак был, классная Наташка все же. Даже жалею иногда. Сейчас бы жил-поживал, хлеб с икрою жевал... Но друзьями остались хорошими. Уж в плане совета житейского, или там денег до зарплаты занять - это завсегда.

Шлём друг другу смс на праздники, ну и так, между делом. У меня даже в шаблонах вместо "кагдилла" забито - "пошли ебацца?". Как-то раз беру телефон, шлю Наташке фразу эту. Она не любит смс, поэтому от неё сразу звонок. И вопрос задаёт прямо в лоб. Ну, в ухо конечно, потому как по телефону:
- Майк, у меня размер писюши какой? Ни у кого ни разу не спрашивала.
- У тебя хороший размер, - отвечаю, а сам пытаюсь из кабинета в коридорчик выбрацца, потому что сослуживцы фтыкать начинают заинтересованно.
- А чем хороший отличается от нехорошего?
- Приятно туда ебацца, - говорю, благо уже вне зоны досягаемости от слуховых улавливателей коллег.

Наташка в трубку усмехнулась довольно:
- Не поняла, все равно. Давай подробнее.
- Блин, Наташ, я на работе сейчас, мне эти палевные подробности ни к чему. Я же не пиздологом работаю все же. Спроси про компьютер лучше, или там про VPN-соединение.
- Ну, Мааайк! - чуть не плачет в трубку, - ну пожалуйста! Мне очень надо!

Современная женщина, друзья мои, удивительно самонадеянное существо. Она всерьез думает, что нет ничего невозможного. Лошадь затормозить? Легко! Зеркало повесить? Да запросто! И, главное, доказать что так дела не делаются просто невозможно - своенравна и упряма современная женщина.

- Дорогой, я купила бамбуковую хрень, которая на ветру красивенько шумит. Давай повесим ее на балкон?
- Конечно, дорогая. Вот и гвоздь у нас уже в стене есть, сейчас пришпандорим.
- Нет-нет, на тот гвоздь плохо. Он в стороне, а я хочу посредине.
- Ну хорошо, я прибью гвоздь сюда. Так хорошо?
- Плохо. Так она будет касаться стены, а я хочу, чтобы эта хрень висела в воздухе.
- В воздухе? Солнышко, это невозможно. Воздух плохо держит дерево, даже бамбук. Я сейчас тебе объсню физику. Начнем сначала: земля имеет форму шара...
- Любимый, не строй из себя дурака. На потолок же можно повесить?
- Можно, конечно, но это надо сверлить дыру, крепить крючок...
- Зачем крючок? Просто гвоздь вбить.

- Солнышко, на гвоздь вбитый в стену - горизонтально - можно повесить что угодно. На гвоздь вбитый в потолок - вертикально - повесить ничего нельзя. Про земное притяжение слышала? Я сейчас тебе объясню. Земля имеет форму шара...
- Ты мне зубы не заговаривай. Ты повесишь или мне самой этим заняться? Так, смотри все очень просто: вот гвоздь. Где у тебя щипчики?

- Знаешь что такое оптические иллюзии?
- Ну, да.
- А ты видел когда нибудь?
- Что видел?
- Ну, иллюзии эти.
- Вроде нет...
- А я видел. В прошлом году. Три солнца. Шел вечером домой с речки - и видел.
- Ну и как?
- Прикольно. Иду себе, никого не трогаю, вдруг ррраз - на небо взглянул - и такая хрень.
- Слушай, сколько мы ждать то будем еще? Где придурки эти? Уже девять.
- Да ладно, не боись. Приедут. Может, с мотиком что...


Пятак сидел, свесив ноги в проем пола сеновала. Этот сеновал я переоборудовал сам, по собственному проекту. Дело в том, что зимой мне стукнуло семнадцать, и я твердо решил вести самостоятельный, взрослый образ жизни. Хотя бы летом. Взрослость для меня тогда заключалась в неограниченном никакими рамками употреблении спиртных напитков, а самостоятельность - в возможности приходить домой в любое время и не отвечать на едкие вопросы типа: где?, почему?, и с кем?

Лето я по традиции проводил в деревне. На самой границе Псковской области РСФСР и ЛССР. Эти безумные аббревиатуры всего через несколько лет рассыпались как куличики в песочнице, оставив после себя лишь изъеденные дождем и ветром, покосившиеся бело-серые столбы на шоссе. Да и те дружелюбные гансы из латышского интерфронта с одной стороны и не менее радостные славянские механизаторы с другой, довольно быстро превратили в цементное крошево. Вообщем, уже к концу девяностых ничего больше не напоминало о былой дружбе двух народов.

Лучшую в своей жизни служебную записку я написал много лет назад. Я работал тогда в Коммерсанте, и у меня был служебный ноутбук, такой замученный и древний, что поминутно приходилось перезагружать его. Несколько раз я спрашивал тогдашнего главного редактора Коммерсанта Андрея Васильева:
-- Вася, ты дашь мне новый компьютер? Если не дашь, так и скажи. Я сам куплю.
-- Панюшкин, ты чё? -- отвечал Васильев всякий раз с энтузиазмом. -- Конечно я дам тебе новый компьютер. Это ж твой рабочий инструмент, даже и не парься. Даже и не думай покупать компьютер на свои деньги.
Тем не менее дни проходили за днями, а нового ноутбука у меня все не было и не было. И покупать было как-то глупо, потому что чуть ли не каждый день главный редактор обещал мне выдать оргтехнику буквально назавтра.
Потом Васильев сломал руку, причем правую. Больно было смотреть, как он этой загипсованной своею правой рукой, как курица лапой, пытается накладывать резолюции на служебные документы. Васильев заметно страдал. И я на время отстал от него с просьбами о ноутбуке. И уехал в Калгари писать ежедневные большие репортажи о выступлениях антиглобалистов во время саммита Большой Восьмерки.

Там в Калгари в первый же день саммита старенький мой ноутбук сломался окончательно. Раздобыть в канадской глубинке компьютер с русской клавиатурой представлялось невозможным. Мне пришлось каждый день писать репортажи от руки и каждый день диктовать по телефону, кое-как преодолевая присущее мне заикание.
Вернувшись в Москву, я написал на имя Андрея Васильева служебную записку:
"Главному редактору газеты Комерсантъ Васильеву А.В. от специального корреспондента Панюшкина В.В.
Служебная записка
Прошу наложить на эту служебную записку резолюцию как минимум из двадцати слов, чтобы ты, гад, понял, каково заике каждый день диктовать заметки по двести пятьдесят строк. Число. Подпись".
Новый служебный ноутбук мне выдали немедленно.

v_panyushkin

-Что делать, Володя, что нам делать?
-Много хотят?
-Много. Очень много! Катастрофически много!
-Собрать не получиться?
-Откуда? Ты же сам знаешь!
-Ну да... А может пригрозим? У нас же остались старые связи?
-Ну какие связи, Вова, какие связи? После того, как мы кинули Город, эти самые связи поимеют нас виртуозно и беспощадно!
-Не знаю я, чё делать..
-Вот так вот в кусты сразу, да? Ты ведь сам это всё заварил! А я теперь расхлёбывай!
Не хочу, не хочу, не хочу!!!
-Не жужжи! Тебе год остался мучаться! И всё - свободен!
-Целый год! Не хочу, не хочу, не хочу быть президентом! Я устал, я ухожу!!!
-Я те уйду! Хватит истерить, Дима! Ты же мужик!
-Вова... А может.. Может, ну её нафиг, эту внешнюю политику? Построим стену, выше китайской, и будем жить! Поднимать экономику, строить заводы, поля, опять же, леса, а?
-Ага, крепостное право вернём, великими князьями станем, охота, балы... Хватит молоть чепуху, Дима!
-Вова, я..
-Успокойся, Дима, расслабся! Ну, давай! Кто самый сильный зверь на плнете?

Подул вечерний злой ноябрьский ветер. Небольшая группка старух начала поплотнее закутываться в платки и старые, советского ещё пошива пальто. Во дворе-колодце в этот час было безлюдно - для работающих ещё рано, а для не работающих холодно и неуютно.
-- Слушай, товарищ Ангелина, - заискивающе обратилась одна маленькая старушонка к здоровенной тётке с суровым лицом, - а может не надо новенькую-то? А? А поди ты она разболтает?
Ангелина, лидер и наставник, надменно покосилась на спрашивающую.
-- А ты, товарищ Фёдоровна, ширее думай, - постучала она себя толстым пальцем по низкому лбу, - у нас ячейка маленькая, нам развиваться нужно. К тому же мы её не с улицы берём. Её вон, товарищ Гришина, рекомендовала....И поручилась. Правда, Гришина? - многозначительно сдвинула брови Ангелина.
Интеллегентнейшего вида пожилая женщина в очках мелко закивала головой в старой вязанной шапочке.
-- Не беспокойтесь, - она просительно улыбнулась, - я Тонечку ещё по нашему НИИ помню. Она как овдовела, так сразу к нам и перевелась. Из Строймаша, штамповщица, так...
-- Ладно, не трещи, - повелительно подняла руку Ангелина, - посмотрим на твою Тоньку. Лишнего не натрепала?
-- Да как можно?! - воскликнула Гришина, прижимая руки в варежках к груди.

В это время со стороны арки показалась согбенная фигурка в платке, тянувшая за собой скрипучую сумку на колёсиках. Поклажа, судя по тому как согнулась фигурка, была тяжела. Пятнадцать пар глаз уставились на бредущую. Наконец старуха дотащилась до ожидающих. Поставила сумку и подняла морщинистое потное лицо.
-- Здравствуйте. Я Антонина. Меня вон, - короткий кивок в сторону Гришиной, - Любовь Сергеевна позвала...
-- Да-а-а-а, это мы знаем, - подозрительно протянула главная, - ну показывай ТЕЛО...кого привезла.

Я стараюсь всегда пакароче писать. Нетоштобы я ленивый или ещо чево, а просто вижу, што люди здесь занятые с утра сабираюцца, работящие такие. Пастаянно в каментах ктонибудь, такой, -пайду паработаю. Патом через пять минут - пайду всетаки. Патом апять - уже всё блять, ушол. Патом - всё, щас пайду. Патом уже другой пишет - да када ты уже сьебешся работать, заебал блять...
В такой доброжелательной атмасфере канешно хочецца пабыстрей закруглицца, штоб не мешать людям удвоять ввп, путем околачивания груш хуем. Или клитором. У каво чо, карочи.

На день города мы с Сеней дагаварились прагуляцца. И за час до выхода он мне звонит такой, типа, я забалел, ну их нахуй эти прагулки у миня чота озноб.
Я думаю, вчера он был бодрячком, кричал што пиво и бабы будут как с куста, а севодня какойта блять озноб. Пашол правирять.
Званю в дверь. Дверь аткрываецца. За дверью стаит панда. Тоисть стоит Сеня, но с ебальником панды. Я как настаящий друг, сначала закатяшылся, а патом стал итересовацца, чо с ево литсом. Карочи он вчера вечером зашол в свой радной подьезд и сходу паймал хлебареской чейто кулак. Ищо, гаварит, я на сыром бетоне валяюсь, а какойто хуй нагнулся надамной и другому гаварит, вот блять, это не он. А Сене так абидно стало, што он пулей забижал дамой, схватил тапор и обратно, только пака он на свой пятый этаж бегал, робингуды уже сьебались.
Я гаварю, и чо, изза такой мелачи теперь гулять нехадить? Как будто ты при жызни был красавчик, вернее до этава случая. Бабам такие только и нужны, пабитые но непакаренные, да. Щас только выйдем в парк, тебя с такой физией сразу парвут на куски и растащат по камышам для дальнейшева савакупления, ага.

Гостил у старого кагэбэшника Юрия Тарасовича на даче. Мы лихо свалили высоченную березу на его участке и пока распиливали двуручной пилой, затеяли спор о смертной казни.
Моя позиция была категорична: смертная казнь необходима, но только за умышленные убийства, без всяких намеков на самооборону. Если есть хоть малейшие сомнения, то срок. Еще бы хорошо избежать судебных ошибок, но как это сделать? За Чикатило двоих расстреляли, между делом...
Так вот моя позиция была категорична. Ключевое слово "была", а потом Юрий Тарасыч в свойственной ему манере сбил меня с панталыку и посеял сомнение...
Тарасыч:
-Значит если человек совершил убийство преднамеренно и с целью наживы, при этом ты будешь уверен, что судебной ошибки быть не может, то такого ты поставишь к стенке? То есть жить ему незачем?
Я:
-Однозначно да.
Тарасыч:
-Тогда убирай пилу, хватит на сегодня, включай чайник и слушай:
Году в семидесятом, пришел из армии один балбес, назовем его Павлик. Пропьянствовал он с друзьями пару месяцев, пора бы и на работу устроиться. Но не таков был этот Павлик, по правде сказать абсолютный ублюдок: водка, девки, драки. Все.
Вот задумал наш герой купить автомобиль, кооператив и дачу. А почему бы и нет. Где взять на это деньги? Понятно где, на первом этаже его дома находился ювелирный магазин из которого каждый день выносили и машину и дачу и кооператив в одном мешке.
Павел поехал загород, там стояла воинская часть. Через забор разговорился с мудрым узбеком-часовым, подманил его бутылкой плодовоягодного и обменял бутылку на автомат с патронами (предварительно ударив ею доверчивого азиата по голове).
Дальше совсем просто: вечером затаился возле мусорных баков и стал ждать денюжку.

Вот и думаю а иногда - "Нахуя?". Нахуя мы такие любопытные и усталые, бредём в пыли как вечно голодные антилопы, то натыкаясь друг на друга, то удаляясь. Слово бильярдные шары, блядь!
Мы считаем, что время движется вместе с нами, а пространство наоборот, отдельно. И любая встреча воспринимается как тайный знак, как гаишник за кустами вонючей сирени. Случайность машет нам полосатой палочкой, и мы покорно съезжаем на обочину дороги в ожидании чуда или же штрафных санкций.
О, мерцающие звёздочки, зачем мы помним то, что не имеет никакого смысла? Ведь нет его, смысла то. Только движение по кривым и вектора, лишенные направления. Север, юг, вверх, вниз, направо, налево, далеко и близко.
Потом память выжигает на жёстком, скрипучем диске нули и единицы, сплетая воедино нить событий и дурацких поступков. А когда наступает ночь, и луна садится на трубу соседнего дома, мы открываем папки, что бы проиграть файлы собственной судьбы в формате mkv. Мы смотрим фильмы. Сердце перестает стучать или наоборот ебашит в барабан грудины словно шаман на якутском празднике Исыаах.
Мы вновь летим в ТУ сторону, откуда пахнет железнодорожной гарью и водочным перегаром, где вкус первой крови смешался с первым поцелуем в беседке, у спиленной давно липы. Мысли материальны настолько, что хочется верить в любую чушь, включая возвращение в ТЕ времена и исключая ЭТИ. Мы путаемся в сетях прошлого и героически плюём на настоящее. И уже нет никакого удивления, что в точках наших встреч всё-таки есть этот самый, чёртов смысл. И эти точки единственное, что не может отнять смерть. Единственное...

Мне всегда нравилось быть режиссером, еще задолго до работы на тв. Начиная с детского сада, когда я однажды летом принес компас и на прогулке увел всех девчонок к северному забору игровой площадки. Помню нагнал на них такой "полярной" жути, что они, бедняжки, стали мерзнуть и проситься обратно к южному...
В армии постановки стали посложнее. У меня был толковый напарник Леха Рыбкин с которым мы и устраивали маленькие солдатские спектакли.
Вечер. Сидим в курилке, нас человек двадцать, беседуем за жизнь, вспоминаем "гражданку" и разные случаи из нее.
Тут я толкаю речь:
-Вот был у меня телик "Рекорд" подслеповатый совсем, еле показывал, и мы купили новый цветной. Старый хотели выбросить на помойку, но я не дал, поставил в свою комнату и он меня часто выручал: идет, к примеру очередная серия фильма "ТАСС уполномочен заявить", а я не успеваю на начало. Пофиг, прибегаю домой, включаю старый Рекорд, он пока нагреется, у него каких-то конденсаторов не хватает, короче, в большой комнате родаки уже 10 минут как смотрят кино, а у меня только дикторша объявляет начало фильма. Хоть чб, зато не опоздал.

Тут начинается брожение умов, недоверчивые реплики, сомнения. В нужный момент на сцену выходит Рыбкин (у нас с ним заранее расписан текст, до каждого вздоха):
- Грубас, ты мне конечно друг, но ты заврался. Конденсаторы тут не при чем, все дело в том, что там пробит диодный мост. У моей бабки такая же фигня с теликом. И 10 минут, это тоже гонево, я засекал, отставание телепрограммы до 8-ми минут и ни секунды больше.
Все начинали цокать языками и обсуждать, как бы это можно использовать, 8 минут запаздывания, тоже не хило...
Назавтра все шли консультироваться к командиру роты, но тот почему-то скатывался на пол и долго бился в конвульсиях...
Все, улыбаясь, отбивали наши с Лехой подставленные ладошки и говорили: "эх, я так и чувствовал, что Грубас опять с Рыбкиным нас разводит..." Ит.д. Счет становился 100-0 в нашу с Рыбкиным пользу.
Вечером новый спектакль: я затеял тему про море и корабли, Рыбкин небрежно так говорит:

В юности был у меня приятель, который совсем не работал, подобно птицам небесным, что не жнут, не сеют, а Господь их кормит. Речь идет про конец 80-х или начало 90-х годов, когда молодые люди ходили с огромными сумками, нагруженными жвачкой, Гербалайфом и черт знает чем еще, что можно продать. По утрам мы учились в институтах, по вечерам работали уборщиками или мойщиками окон, по ночам выпивали и в процессе всей этой деятельности каждый еще и приторговывал чем-нибудь не нужным.
Так жили все, кроме этого моего приятеля. По утрам он учился редко, а все больше спал. По вечерам он не работал, а читал духовные книжки. По ночам выпивал беззаботнее других. И не было у него никакой огромной сумки, и ничем он не торговал никогда, несмотря на нищую и совершенно голодную жизнь.
Зато он находил деньги. Немного, но регулярно. Прямо на тротуаре, как будто Господь подбрасывал ему ровно столько, сколько нужно на каждый день. И молодой человек относился к подаркам этим с пониманием: нагибался, подымал с тротуара потерянный кем-то рубль, смотрел в небо и говорил вежливо, но без подобострастия: "Спасибо".

Случался с ним и небесный бартер. Однажды мы шли по Арбату мимо ресторана Прага. Ночь была августовской и теплой. Настроение было благостным. У нас даже была одна сигарета на двоих, а целая сигарета по тем временам представлялась богатством, ибо обыкновенно мы докуривали бычки. Только у нас не было зажигалки. И по позднему времени суток не попадалось нам навстречу никого, кто обладал бы огнем.
-- Господи! -- посмотрел приятель мой в разверстую над головой звездную бездну. -- Что ж это? Сигарета есть, а зажигалки нет?
И не успел он сказать это, как прямо с неба к самым нашим ногам упала зажигалка. Вероятно, ее обронил кто-нибудь, куривший на балконе ресторана Прага. Ну, или не знаю... Приятель поднял зажигалку и сказал: "Спасибо".