Все люди - бляди, весь мир - бардак. Не ново нихуя, ни разу. И тем не менее однако, встретил суку на своём жизненном пути. Опа-на! Вот она.
Ну, ты попал, парень.
Интеллект её минимален. Одни инстинкты, блять, и охуевающая интуиция. И поэтому пиздец. Она тебя на нюх берёт, пока ты думаешь, рассуждаешь. А она чует и всё.
Портрет её примерно такой: лоб низкий, волосы растут почти от бровей. Они густые и крепкие. Волосатость это её признак. Даже там, где вроде не должно. На ногах, типа, на руках, вокруг сосков, сзади над ягодицами три ямочки образуют ромбик, так вот он заросший волосней. О промежности не говорю - заросли, дебри. Нос короткий, широкий. Во всяком случае, не узкий - это другой типаж. И ноздри! Глаза глубоко посаженные, чаще всего зелёного цвета. Ресницы бархатные. Щечки налитые с ямочками. Глубокие ямочки, особенно, когда улыбается. Взгляд отвести не возможно. А посмотрел - пропал. Губки сочные. Надкусишь, брызнут кровью. Тяжелый подбородок. Скуластенькая. Роста небольшого.
Высокие - это королевы: гонор, величавость, интеллект.

- Поднимиииииите мне веееки! - грозно прорычал Афанасий и тут же схватился за виски, в которые мерзко стукалась обалдевшая от спиртного кровь. Где был? Что делал? С кем пил? Воспоминаний ноль...
- Сейчас папа, сейчас, - раздался вдруг детский голосок, - Принесу полотенце мокрое и рассольчику.
- Угу, - буркнул Афанасий, а потом изумленно замер. ПАПА!?? Что? Где я? С каких это пор я стал папой? Некоторое время Афанасий припоминал прошлые грешки, но так ничего и не вспомнил.
Он распахнул глазища и поморщился от яркого света. Через окно в комнату яростно лупило солнце, будто являясь пособником утреннего похмелья. Голова заболела еще сильнее, но это становилось все менее и менее значимым.
Квартира была незнакомой. Обои блеклые и чужие. Тряпичная люстра выглядела так, будто пролежала на помойке сорок лет, а потом ее повесили сюда, даже не потрудившись как следует вытряхнуть. Перед развалившимся диваном, на котором в позе патриция валялся Афанасий, стоял на хлипком табурете старенький, лупоглазый телевизор. Для того чтобы понять, что он черно-белый даже не надо было его включать.
На кухне кто-то шлепал дверцей холодильника и шумел водой. Потом короткие легкие шаги направились в комнату, где лежал болезный. Маленькая, лет шести девочка, совершенно не смущаясь подошла к Афанасию, вручила ему граненый стакан с рассолом и положила на голову мокрое полотенце.

До чего же трудно найти в Москве место для парковки! Особенно в Центре. Особенно в будний день, в самом его начале. Кажется, ещё с ночи улицы и переулки плотнейшим образом заставлены машинами. Какое там припарковаться - проехать-то проблема.
Селиванов нарезал уже второй круг и сильно нервничал при этом. Раньше, при прежнем директоре, было проще - ну, опоздал и опоздал, ничего страшного. А новый... Гнида такая. И ведь что гадко: трудился себе человек на скромном посту замзава отдела логистики, место своё знал, на "Славу" отзывался, даже на "Славика". А то и на "Славку" - это когда собиралась небольшая компания руководителей среднего звена, пивка попить после работы. Вначале солидничали по инерции, но вскорости расслаблялись - в меру, конечно, - и, бывало, снижали пафос: Женька, Мишка, Димон или там Кирюха. Ну, и Славка.
А стал нежданно-негаданно директором - как подменили человека. Ярослав Матвеевич, и никак иначе... При том, что старых приятелей - теперь бывших - позволяет себе всё так же называть, по имени. В официальной, между прочим, обстановке!

Адлер. Сборы. Жара такая, что не хочется шевелиться. Я сижу на трибуне. Наши разбрелись по секторам и вяло метают в поле диски и молоты. Я улеглась на лавку, накрыла глаза банданой и закурила.
- Шалава, - ворчит Шеф, присаживаясь рядом. - Хоть бы не курила при мне. Совсем никого не признаешь.
- Отъебись, - лениво отзываюсь я, затягиваясь. - Что ты будешь делать, если я уеду? Маугли будет отнимать все твое свободное время, да и не свободное тоже.
Шеф тяжко вздыхает:
- Что за цирк устроили сегодня в медпункте? Медичка приходила, жаловалась.
- Какой, на хуй, цирк? - возмутилась я. - У надежды советского спорта кололо в жопе, она мне всю ночь не давала спать своими стонами...
- Что ты не могла ей все объяснить? - заорал он на меня.
- Пошел в пизду, - я встала и пошла к секторам.
Маугли, нежно обхватив потной лапой диск, топталась в круге, принимая нужную позу. Она походила на йети, готовящегося посрать так, чтобы не запачкать пятки. Для сходства ей не хватало только буйной растительности на жопе. Покряхтев, (я подумала, что у нее ща точно что-нибудь вывалится) она начала делать замах рукой. Я обошла сектор и встала за сеткой, как раз напротив нее. Лоб ее был наморщен до такой степени, что не было видно и без того маленьких глаз. Мозг загружал амплитуду размаха, постановку стоп, силу раскручивания. Загрузка данных завершилась, Маугли последний раз сделала широкий замах, и громко ыхнув начала раскручиваться. Выкинув диск в поле, она приложила широкую ладонь к глазам, закрываясь от солнца.

Сергей Самохваленко озадаченно смотрел на портфель системы "дипломат". В дипломате лежало имущество, "нажитое честным непосильным трудом". А именно: пистолеты газовые - 3 штуки, патроны к газовым пистолетам - 6 пачек. Спецсредство "Черемуха" - два баллончика, наручники - одна пара, взрывпакеты - четыре штуки, ну и так далее...

Перед лейтенантом стояла серьезная проблема - нужно было как-то протащить все это добро на борт самолета. Дело в том, гордая южная республика, где служил Самохваленко, недавно стала абсолютно независимым и суверенным государством. В обществе стали происходить различные процессы в области национального самосознания. И лейтенант понял, что здесь ловить больше нечего. Как говорится, "капитан, никогда ты не станешь майором". В смысле, старшим лейтенантом может и станешь, а вот дальше - вряд ли... Фамилие не то... В общем, лейтенант устроил себе перевод в метрополию, то бишь в великую Россию. Пусть не в Москву, а в небольшой городок, зато с повышением и серьезными перспективами, в том числе и по получению жилья.

Теперь он думал, как изловчиться и переправить к новому месту службы и жительства весь арсенал. Контейнер-трехтонник, в котором поехало в Россию остальное имущество, отпадал по двум причинам: во-первых, среди уезжантов ходили упорные слухи, что контейнеры "трясут", и они прибывают в пункт назначения, оставив где то по дороге самое ценное. А во-вторых, лейтенант, немного знакомый с практикой оперативной работы, догадывался, что информация о всяких интересных штуках из его контейнера вполне может стать достоянием компетентных органов одной или другой страны и доставить ему немало геморроя.

"Истребителю танков, ..."

Вот представьте себе, вы - командир артиллерийской батареи, на дворе 80-е, вы служите в Чехословакии и вам, вместо нормальных, толковых призывников, пригоняют целый вагон "выходцев из Азии", которых отловили где-то в степях и отправили Родине служить. А они даже по-русски ни бум-бум. Представили? Так мой отец служил. Далее, словами отца:
- Да пи*дец! Ну как ты ему втолкуешь, что такое буссоль, и с чем ее едят? Что такое Основное Направление и какую рукоятку крутить, да на что нажимать надо, чтобы орудие бабахнуло? Он же по-русски ни бельмеса. Во! То-то! Практически никак! Одно странно, все эти товарищи волшебным образом понимали волшебный русский мат.
Обычно как все было? Прихожу, запускаю взвод по секундомеру, смотрю, что Худыйбердыев и Мудаев тупят (не удивляйся, я их фамилии на всю жизнь запомнил), и ору: "Сержант Казаков, ко мне! Какого, мать твою, х*я, эти долбо*бы них*я не справляются? А? Я тебя спрашиваю! Даю сутки! Чтоб завтра все пучком было! Истребители танков, мать вашу!" и ухожу, или издалека наблюдаю, как сержанты "учат". Так сказать, передача эстфетной "палки" сверху вниз:
- Худыйбердыев, сука, ты куда снаряд потащил? Положи обратно в ящик! Чтоооо? "Не понимай"? Б*яяяя, иди сюда, сука, истребитель танков, еп твою мать!! Ты чо, совсем тупой? Ты чо выставил? Почему пузырьки съеб*лись? Почему не на середине? Я тебе что говорил, орангутан, б*я? Основное сорок пять ноль, а ты чо выставил? - и такой отеческий подзатыльник. - Мудаааев! Иди сюдааа. Бегом! Почему подшива грязная, ты, предок человека? Не успел??? Что ты сказал? Бегом марш подшиваться! Мля, истребители танков!

Велимир Ипатьевич Опистрохоз-Кулуарный нервно теребил подол рабочего халата. Лицо его исказила гримаса душевной боли. Его бывшая любовница Изольда Трубапечная уже несколько дней не приходила на работу.
Велимир Ипатьевич вскочил и побежал по коридору. Попадавшиеся навстречу сотрудники жались к стене и провожали удивленным взглядом начальника АХО. Халат его развевался, глаза горели праведным огнем.

- Доколе?! - врываясь в буфет завопил он. - Доколе мы будем делать вид, что ничего не происходит?
Обедающие удивленно воззрились на Велимира.
- В чем дело? - поинтересовался зам по общим вопросам.
- Трубапечная не выходит на работу, а вас... - Опистрохоз-Кулуарный обвел всех грозным взглядом. - Вас всех это совсем не волнует!
- Почему нас должно это волновать? - пискнула миловидная Нюра Лобковская, работающая в отделе кадров.
- Как?!? - Велимир Ипатьевич закатил глаза и театрально заломил руки. - А вдруг с ней что-то случилось? Вдруг она сидит дома? Одинокая, никому не нужная, голодная, холодная...
Из его правого глаза выкатилась одинокая слеза. Он уже сам верил в то, что говорил.
- Но...
- Нельзя быть такими бессердечными! - громоподобный голос его перекрыл голос Лобковской. - Вы же люди! Человеки! Ваш товарищ погибает, а вы спокойно спите! Стыд вам!
- Велимир Ипа...
- Молчать! - взвизгнул он, поворачиваясь к Нюре. - Ты! ТЫ! - он ткнул пальцем в замолчавшую девицу. - Ты ее подруга, и даже не знаешь, как ей сейчас тяжело! Что ты сделала, что бы облегчить ее страдания?
Лобковская вжала голову в плечи и тихо заплакала.

Адлер. Сборы. Утро. Маугли нарезала хуеву тучу свежей капусты, залила ее уксусом, пересыпала солью, и меланхолично двигая мясорубкой хрустит так, что я просыпаюсь.
- Ты чего? - бормочу я, зевая так, что чуть не порвалась пасть. - Сейчас же на завтрак пойдем.
- Я расту, - поучительным тоном отвечает она мне, роняя изо рта часть непрожеванного завтрака на пол, тут же, не стремаясь, поднимает его и запихивает в рот. Я зажмуриваюсь, но это не помогает, и я понимаю, что сегодня у меня будет разгрузочный день.
- И че меня на капусту с уксусом потянуло, не знаешь? - спрашивает она меня, потому что я для нее кладезь полезной и умной информации, и должна знать все обо всем. Если бы она знала, что такое Нобелевская премия, то стопудово, закидала бы их комитет своими посланиями, что бы мне ее обязательно вручили. Два раза. А еще лучше - каждый год.
- А хуй знает, - отвечаю я, ковыряясь в сумке и думая, какое бы белье сегодня одеть, чтобы сразить наповал одного бегуна из Волгограда, который имеет привычку невзначай заглядывать за трибуну, когда я меняю футболку. - У моей бабки так же было. Захотела капусты с уксусом, нахерачилась ее и умерла через три дня.
Хруст прекратился, мозг Маугли начал загружать информацию. Через пару минут она отодвинула от себя бадью с капустой, и начала одеваться. Мы пошли на завтрак.

Поехали мы как-то в Адлер, на сборы...
Компания, та еще подобралась. Три Натахи и я. Мужики не в счет, потому как брать с них нечего, кроме силушки богатырской. Надо сказать, что были они все под два метра ростом, молото и дискоболы (да и пиздоболы) отменные. Каким ветром меня (тощую и мелкую) туда занесло - отдельная история. И была у нас одна из Натах бабища роста немереного, с мозгами, меньше, чем глаз. До моего прихода звали они ее Натальей в лицо, Шлангой за спиной. С моей легкой руки (или языка?), стали всегда называть ее Маугли. Знала я ее давно, она жила в соседнем доме, и Маугли - погоняло еще с девятсотлохматого года. Училась она в пединституте, пропихнутая туда нашим тренером (в дальнейшем Шеф)
Общаться с Маугли было очень трудно, она долго загружала информацию, потом зависала, а потом выдавала неверный ответ. Проблемы начались сразу, как только мы сошли с поезда. Местные аборигены тыкали в нее пальцами, горячие кавказцы цокали языками, и в прыжке пытались заглянуть в ее глаза, самые смелые щипали за круп и совали номер телефона. В гостинице я попала с ней в один номер, о чем впоследствии практически не жалела, ибо столько ржача занюханная комнатенка в "Доме колхозника", не слышала.
Первая тренировка прошла на ура. У Маугли приключились критические дни. Во время разминки на стадионе она с кряхтением и стонами приседала и нагибалась, делала наклоны, и так махала руками, что запросто бы взлетела, попирая все законы гравитации. Шеф свистнул и дал отмашку на пробежку. Легкой трусцой я семенила, разглядывая мокрую от пота футболку Маугли, удивительного солнечного цвета.
- Лёлька, - пропыхтела она, - не тащись, как пьяная черепаха, догоняй, - и поддала газу.

Видимо, эта ночь должна была быть идеальной... Вообще-то я всегда была скептиком и всегда недолюбливала свечи. Хотя у меня есть подсвечник в форме Санты, который мы с родителями доставали каждое рождество, но вот чтобы миллионпяццот свечей в одной комнате - это уж увольте. Но романтика, бля... согласилась.
Сначала романтический массаж в ванной. Еще тогда почувствовала неладное: он стал лить на меня масло для массажа - расслабляет, типа. У меня, блин, жирная кожа, и любое масло, ЛЮБОЕ, приводит к тому, что к утру я зацвету как пальма!!! Неудобно скрючившись в малогабаритной ванной (нет, епт, я не в Голливуде живу, у меня нет дизайнерской ванной комнаты!), слабо надеюсь на то, что мои страдания закончатся хотя бы хорошим сексом. Развешанные на батарее носки и трусы сильно сбивают с лирического настроя, но романтика, бля... А массаж, знаете ли, тоже дело хитрое - это не просто так технике массажа людей обучают! Короче, где-то он мне нервное окончание задел, что, разумеется, привело к судороге. Романтики во мне оставалось все меньше, и я попыталась развести его на секс - ХРЕН! "Подожди, зачем торопиться? Дай мне насладиться красотой твоего тела..." Бля, он при свете вообще в мою сторону смотрит? Какая, нах, красота тела?! В каком месте?! Говорю, что, мол, спина устала, ноги замерзли, масло воняет и давай-ка уже к следующей части программы. На фразе "Подожди чуть-чуть, мне надо подготовиться" меня охватывает ужас. Но он оставляет меня в ванной одну, и я радуюсь возможности хотя бы отскрести от себя это дурацкое масло, пока гноем не покрылась - бля, романтика...

Ф ту ночь йа работалъ. Да, гацтво - работал. Закончиф к 7 утра, йа атправил гатовае закащекам. В 9.17 я палучяю званок ат них - "мы в ахуе", то исть с выражэнияме васхищения и признатильнастью за праявлиный талант, личнае мужество, прафессиональную смекалку и ващще за мегазаибатась меня как такавова. Йасен перетс, "благадарю Вас за столь лестнуйу ацэнку маей работы, прейатно было ришать падобнуйу нипрастуйу зодачю" - то ись я да ниибацо степине пальщён. Фсе лабзайут друк друга мало не в ноздри, приславутые сюси-пуси ужэ гатовы разлиццо яко Иртыш иле Лена, и вазнекаит вапрос - ихде бабло, граждане?
- Не ссы(те), дарагой наш разрабочек, - грят мне студова. - Хоть щас пиривидём в(В)ам всю аграмаднуйу, хихи, сумму. Прешлите тока в(В)ашы риквизиты.
Схуяли вам маи риквизиты? Налом дайош!
- У нас, - грю, - угавор был об наличнам ращоте.
- Наличьныме? Нивапрос. Падъежжайте.
- Не, "хитражопые зосранцы" тоись уважаимые закащеки. Курьера с бабосами мне пришльоте. (ибал йа в натуре за пийсят келаметраф сваим ходам перецца).

Всё, связанное с детьми, вызывает необычайно сильные эмоции.

Сегодня вот, например, ехал на работу, а по радио рассказывали о башкирской девочке. Девочке девять лет. Её родители уехали работать в ночную смену, а её оставили дома. Причём не одну, а вместе с тремя маленькими детьми. Ночью девочка проснулась от запаха дыма и обнаружила, что дом горит. Как потом выяснили, на кухне загорелась проводка, потом пламя перекинулось на занавеску, а потом и на брёвна, из которых был построен дом.

Тогда девочка одела (зима!) маленьких детей, младшего, девятимесячного, взяла на руки, и вывела всех из горящего дома. Когда приехали пожарные, невредимые дети уже сидели у соседей, а дом успел сгореть под ноль.

Да. Короче, услышал я по радио эту историю, и у меня аж слезы на глазах выступили. Шойгу, кстати, тоже, наверное, расчувствовался. Он распорядился наградить девочку титановой пожарной каской и зачислить в ряды МЧС по достижении шестнадцатилетнего возраста. Зачислить вне конкурса.

Так вот. Эмоции - это, конечно, важно и хорошо, однако иногда эмоции мешают думать. Полагаю, если бы не эмоции, я бы давно уже понял, почему зарплаты школьных учителей в России столь невелики.

Для начала, маленький эксперимент. Открываем Rabota.ru и смотрим вакансии школьных учителей в Петербурге. Десять тысяч, пятнадцать тысяч. Восемнадцать тысяч. Теперь смотрим вакансии сторожей. Десять тысяч, девятнадцать тысяч... Примерно то же самое.

Очень трудно объективно оценивать реальность, когда тебя, со связанными руками и ногами, подвесили вниз головой. Особенно если находишься в тесном холодном помещении, набитом под завязку совершенно незнакомыми живыми существами, излучающими бурю страха и отчаяния. И свечки по углам коптят. Еще в таком положении очень неудобно поссать, да это не особо важно.
Однако сегодня народу набилось, как никогда. Ну, рядом - это понятно, наши розовощекие селянки. Столицу покорять приехали. Ну-ну. Дальше группа каких то гламурных голландских пидаров. Да-а, и таких сейчас берут, во времена пошли! Однако они совсем кислые, двое уже валяются на полу, трое - самозабвенно блюют, согнувшись пополам, у остальных голос хриплый и из носа течет. Наркоманы, судя по всему. Тут вам, козлы, не Европа, тут вам раскумариться никто не поднесет, придется так подыхать. Дальше - несколько японок, на любителя. Этим все нипочем, дольше всех держатся. А за ними - хе-хе - элитный товар, горячие латиноамериканочки. Эх, был бы я на свободе и при деньгах, завел бы себе обязательно таких красоток. Мне тут, снизу, много чего видно.
Такие разные, а ждет всех одно и то же. Каждый день заходят какие-то пьяные вонючие жлобы, начинают бесцеремонно лапать, рассматривать со всех сторон. Перебирают еще - эта старая, у той все недостаточно упругое... Ты в зеркало на себя смотрел, мудила? И цену каждый норовит сбить. А когда ты в 6 утра бежишь с трясущимися руками в ларек за водкой, ты ж не торгуешься? А, ну да, понимаю, то - водка, а тут...
В висках гудит, темнеет в глазах, кажется, сейчас потеряю сознание. Ой, скорей бы, не могу больше это все видеть...

-Где ёлка?
...
-Ёлка где, я спрашиваю?
-А? - Стас проснулся и вздрогнул от неожиданности. Боязливо повернул голову в сторону жены.
-Ты оглох что ли? Ребёнок ёлку ждёт уже неделю! Новый год завтра! Ты о чём думаешь?
-Я заснул.
-Это точно. Ты как из ЗАГСа вышел, так и уснул. И не просыпался с тех пор. Уже десять лет, как спишь.
Стас поднялся с кресла и не поднимая глаз от пола, понуро направился в прихожую. В голове вертелось: "Чёрт, как же так... помнил же про ёлку... с этой работой, будь она проклята,... замотался, до самого последнего дня,... отчёты, переписка, корпоратив этот ещё. Надо же было так надраться".
Стас быстро накинул куртку, достал шапку, и уже открыл входную дверь, когда из-за спины услышал голос жены:
-Давай быстрее! И смотри, не купи опять говно какое ни будь. Как обычно.
Буркнув себе под нос, что говно его сопровождает по жизни, Стас вышел на лестничную площадку и нажал на кнопку лифта.

Выйдя во двор, Стас огляделся и замер от неожиданности. Весь день, пока он, в полусонном состоянии провёл в квартире, на улице шёл снег. Именно так и должен был выглядеть двор накануне Нового года. Именно так он всегда и выглядел в детстве. А потом, уже когда Стас повзрослел, наступила длинная череда новогодних праздников без снега, зато с большим количеством водки, салатов, шумных гостей и слякотной сероватой снежной жижи под ногами.

Ленька проснулся от тихого мурлыканья. В спальне горел свет, а на правом плече у него посапывала изящная длинногая брюнетка, слегка прикрыв простынкой свои прелести...
"Ну что котик, набрался сил?" услышал Ленька сладкий голосок.
Возле зеркала крутилась еще одна девушка. Блондинка в крохотном купальнике, состоящем наверное из вкладышей к жевательным резинкам. Такое бикини явно больше показывало чем прятало.

Блондика медленно и изящно начала приближаться к Леньке. Ленька в огромном ахуе не мог сообразить что собственно происходит. Две бабы, в одной постели...
И вот он значит одну загонял что она уже вырубилась... А щас вторая значит его типа атакует. Это, блин не оплошать бы...
Блондинка наклонилась к нему, из бикини из вкладышей вывалилась пышная грудь. Девица медленно усаживалась на Леньку. Его нужный орган медленно погрузился в мягкую липкую податливую плоть...
Волна удовольствия захлестнула Леньку, и он обессиленный погрузился в сон, которым может уснуть хорошо отъебаный мужик...

Антонию на день рождения, кроме всего прочего, подарили горшок. Музыкальный. Красный монстр с коробочкой на днище и желтой крышкой в виде лягушки к себе как-то не очень располагал.
На попытку высадок Антон реагировал всегда одинаково - расстраивался. И упорно считал, что в чудо-девайс нужно складывать мячи, кубики, носки и прочие милые сердцу вещицы. А вот сегодня горшок удалось использовать по назначению. Поймав детские позывы, я быстренько подставила чаду трон и скомандовала "садись!"
Антон сел. Горшок запищал.
Похвалив ребенка, я пошла отмывать его нового товарища под писклявые звуки китайских симфоний.

Но подлая пластмасса не желала затыкаться. Ни после помывки с мылом, ни после вытирания полотенцем. А китаезы коробульку с механизмом просто приклеили изнутри, и добраться до батарейки не было никакой возможности.
Ладно, думаю, попищит, высохнет как следует, заткнется.
Жертва китайского подполья не затыкалась. Это начинало действовать на нервы.
В результате, не добившись от несговорчивого горшка ничего, кроме все той же противной мелодийки, я решила засунуть его в холодильник. Подумала, что, во-первых, это наиболее герметичный шкаф во всем доме, а потому звон будет не таким громким, а, во-вторых, я наивно надеялась, что бляцкий механизм замерзнет и самоликвидируется.
Хуй.

Когда зазвонил телефон, я, как всегда, страдала ерундой - слушала аудиокнигу, вышивала крестиком и грезила о бутылочке пива.
Звонила Катька. Она предложила встретиться где-нибудь на нейтральной территории и выпить чего-нибудь прохладительного. В качестве нейтральной территории я предложила свой двор возле дома, потому что в какое-нибудь заведение было лень тащиться.
Через двадцать минут, затарившись пивом/орешками/сухариками/чипсами, мы расположились за столиком, неподалеку от детской площадки.

Катька начала жаловаться на свою жизнь, которая у нее изобилует пьянками, знакомствами и беспорядочными половыми связями. Я завидовала ее разгульной жизни, она моей семейной. В общем, у нас с ней всегда была идиллия в отношениях.
Рассказывала она о том, как провела День Независимости. В тот день она не могла до меня дозвониться, потому что я была в гостях, о чем теперь и жалею. Со своими сотрудниками она отправилась на природу, напилась, чуть не утонула, потом чуть не сгорела в костре, потом свалила палатку, которую долго до этого устанавливали.
Закончила она куролесить под утро, заснув с другом своей заклятой подруги, и второй день вспоминала, был ли между ними секс. Наверное, что-то все-таки между ними было, потому что заклятая подруга сталкиваясь с Катькой на работе, не здоровалась.

В комнате становилось все ярче и ярче. Федя закрыл глаза ладошками, и сидел так несколько минут. Из-за спины раздался звук фонившей гитары, и постепенно, словно по спирали поднимаясь вверх, набирая громкость и мощность, заполняя все пространство вокруг, он замолк буквально на долю секунды, и заиграл Korn "Liar". Федя блаженно улыбнулся. Федя любил Korn, хотя иногда задумывался о том, что тот сводит его с ума. Просидев еще какое-то время с закрытыми глазами, предвкушая и фантазируя изменения окружающей действительности, он убрал ладошки с лица и медленно, медленно, сначала сквозь ресницы, стал рассматривать, где он.

Оглядевшись по сторонам, Федя скорчил удивленное разочарованное ебало. Он находился в пустой комнате абсолютно правильной квадратной формы. Все стены, пол и потолок были выложены белой мраморной пустотой. Федя знал, что пустота самый крепкий материал, и он никогда не понимал людей, рассказывающих о том, как они проваливались в пустоту или терялись в ней. Пустота для него всегда имела четкие граница, но вот чтобы она принимала геометрические формы - с таким он сталкивался впервые. Голос Джонатана Дэвиса забирался в углы, стекал по стенам, подпрыгивал, вонзался в правый глаз Феди и выходил через жопу, снова забираясь в углы.

- В общем так, - решила Ленка. - Девятого мы с тобой побудем дома, пожарим мяска и вина попьем, а десятого поедем с девчонками в кафе. На следующий день будут отходняки, поэтому отпрашивайся на три дня.
Мусик покочевряжился для порядка, и отпустил меня на день рождения к лучшей подруге. Трепещи, Торчихреновка!

До поселка я и Дуся доехали, как ни странно, нормально. Ничего не случилось, народу было мало, в лесу нас не ожидали маньяки, подвесной мостик я успешно миновала, и я даже обрадовалась, что обычное невезение меня покинуло. Радовалась я недолго. Буквально до магазина.

В помещении были только продавец и один покупатель, запихивающий в пакеты пиво, вино и прилагающиеся ко всему этому закуски. Рассчитавшись, он повернулся и замер. Красота, бля, страшная сила. Удивляюсь, что он при этом пакеты не выронил.
Я, делая вид, что не замечаю его открытый рот, отметила, что у него хороший стоматолог (плюс балл), неплохие туфли (еще один балл), и обручальное кольцо (минус, большой и толстый) Последнее, тут же сделало мужика невидимым для меня.
Он что-то промямлил, и покинул магазин. Я взяла пива (как обычно) и тоже вышла. Мужик стоял около грязной "девяносто девятой" (минус еще пара баллов).

В камере нестерпимо воняло экскрементами, кровью и страхом. Единственный ее обитатель - заросший бородой человек в заскорузлых от крови лохмотьях - дико смотрел на Феникса, истово осеняя себя крестным знамением. Едва Феникс сделал к нему шаг, узник отпрыгнул, вжался в стену и, не прекращая креститься, с надрывными завываниями принялся читать молитву. Это Фениксу не понравилось: привлекать воплями внимание тюремщиков не следовало, он нахмурился и прижал палец к губам. Узник смолк. Теперь в камере было слышно только его частое хриплое дыхание. Феникс внимательно вгляделся в черты бледного, изможденного пытками лица узника и начал трансформацию. Смотреть на то, как лицо незнакомца, неведомыми путями появившегося в каменном мешке, оплывает и формируется вновь, превращаясь в точную копию его собственного, несчастный не смог. Глаза узника закатились; теряя сознание, он медленно сполз по стене на подстилку из гнилой соломы.
Обморок объекта оказался весьма кстати: времени заниматься разъяснениями у Феникса почти не было, портал должен был открыться с минуты на минуту. И когда это произошло, Фениксу оставалось только положить обмякшее тело в бледно-серебристый круг и послать сигнал об успешном завершении замены. Круг слабо мигнул и исчез вместе с телом узника. Феникс остался в камере один.