8 января 2010 года в 18:06
Очень давно... Ну, как, давно. Наверно, у всех, как и у меня, очень давно означает - в детстве. Я у папы спрашивал, он подтверждает. Так вот, в детстве я никогда не сидел на лошади. Немного сидел на молодом бычке, но тому не понравилось. А мне тем более. Он тогда так резко дёрнулся, что я свалился с него и потом целый день у меня болел копчик. В общем если вы не техасский рейнджер, а киевский тинэйджер, не пытайтесь оседлать быка.
В детстве, после просмотра фильмов про неуловимых мстителей и Дениса Давыдова, невероятно хотелось вскочить на коня и умчать в багровый закат. Что там за закатом, я не знал, но невозможно было представить, что за багровым закатом, может не оказаться напитка "Байкал" и вафлей "Артек". Запрокинув голову, хотелось мчаться по бескрайним клеверным полям, с шашкой наголо в одной руке и револьвером в другой. Конечно, с занятыми руками управлять конём почти невозможно, но как крепкому краснощёкому октябрёнку в восемь лет быть без шашки и револьвера? С ума сойти. Никак, конечно.
В сельской конюшне стояли и жеребцы и кобылы. Но то ли они не любили друг друга, то ли какая другая напасть, но жеребят я почему-то не помню. Лошади были с искусанными спинами. Чаще всего кусали их гедзы и батоги. Батоги расчерчивали их тёртые спины, как меридианы и параллели расчерчивают глобус. А гедзы, оводы то есть, оставляли болезненные родимые пятна, напоминающие родинки миллионных городов. По спине такой лошади можно легко было узнать, сколько и где её носило по свету.
Жеребцы в конюшне находились на особом положении. На одном ездил сам конюх, а на втором пастух. Заходить постороннему в конюшню считалось чуть ли не преступлением. Но я и не собирался. Мне было интересно крутиться возле пастуха и конюха, возле новых и разбитых возов, глазеть как лошадей заводят и выводят из конюшни, сравнивая их поведение до и после, наблюдать как их седлают и как общаются с ними, но зайти внутрь не хотелось. Не помню, где я услышал про Авдиевы конюшни, но уже тогда, в восемь лет, чуя издалека едкий запах, я боялся, что как только я зайду внутрь, мне непременно придётся их чистить. А это почти как окончание каникул. Ужас, короче. Лошади пыхтели и ржали в своих стойлах, им приносили воды и овса, а я сидел целыми дням у конюшни и, запрокинув голову и размахивая алюминиевой шашкой, разменивал в воображении очередной километр Житомирской области. Под их ржание и стук копыт очень легко было представить себя в седле.