Понедельник начался как обычно. Я проснулась, повалялась минут пятнадцать, щелкая пультом, и с неохотой лениво начала делать зарядку. Зазвонил телефон, я включила громкую связь, и продолжала приседания. Звонила Маринка.
- Лелька, блин, ты чего не поздравляешь меня?
- С днем рождения, - пропыхтела я, не останавливаясь.
- Ты чего там пыхтишь? Давай желай мне денег много.
- Проснулась только, давай я тебе позже позвоню?
- Никаких позже, поздравляй, - настояла она.
- Ладно-ладно. Денег тебе много и мужа богатого.
- Спасибо, ты настоящий друг. Короче давай, марафет наводи и через час у меня.
Поворчав, что только ненормальные станут отмечать день рождения в понедельник, и, пообещав в скором времени нарисоваться у нее, я занялась собой.

Через два часа я была у нее. Зачем она вызвала меня раньше всех - до сих пор для меня загадка. Готовить Маруська не умеет и не любит, поэтому вся закуска была заказана из ближайшего ресторана, выпивка уже куплена, Егорка (ее маленький сынок), еще вчера был отправлен к родителям. Вручив ей подарок (что дарить, я не знала, поэтому просто всучила ей подарочный сертификат на энную сумму на покупку бытовой техники), мы засели на кухне.
Маруська предложила разогреться винцом. Я почему-то не отказалась. За разговорами незаметно ушла первая бутылка.
Когда мы уже открыли вторую, Маруське позвонили с работы и срочно попросили приехать. Мы выдвинулись, благо работа была всего в одном квартале от дома. Оказывается, трудовой коллектив вызвал свою начальницу (Маринку) для того, чтобы поздравить оную с днем рождения.

Мама открыла холодильник. Сверкнула большая никелированная дверная ручка.
- Володенька, обедать будешь? - спросила она, переставляя для чего-то внутри холодильника кастрюли и тарелки.
- Не знаю, мам, - Алексашин застыл в дверях кухни, не решаясь пройти дальше в грязных сапогах, - а что там есть?
- Да вот, сам посмотри, - ответила мать и сама же принялась перечислять содержимое - студень есть, вчерашний правда, картошка есть, котлеты, огурцов малосольных на рынке купила.
Алексашину все это показалось очень аппетитно, но больше хотелось хлеба с маслом.
- Мам, а хлеба нет с маслом?
- Есть конечно. Хлеб в хлебнице, масло вот: - она достала увесистую масленку из толстого запотевшего стекла, внутри которой желтел брусок масла покрытый бусинками воды.
Алексашин повернулся к навесному шкафчику. На полке в плетеной хлебнице чинно лежала большая, обжаренная с боков до румяной корочки, а сверху густо обсыпанная белоснежной мукой паляница. Алексашин сглотнул слюну, так ему захотелось схватить эту паляницу, отломить от нее кусок побольше и жирно, в два пальца, намазав его маслом, тут же съесть, а потом снова отломить и опять намазать, так же - в два пальца. И съесть, но уже медленно, смакуя каждый кусочек.
Но только он протянул к руку, чтобы взять паляницу, как неожиданно мать не своим голосом оглушительно прокричала ему в ухо:

Дисклеймер: автор осуждает взгляды и поступки героя.

Было сказано вам: "Люби ближнего своего, как самого себя". А я говорю вам, что не может человек любить своего зятя. В христианском смысле слова, я имею в виду. Нельзя испытывать добрые чувства к мерзавцу, который регулярно прёт вашу дочь. И если не регулярно, тоже нельзя.

Присунуть дочери кого-то другого - дело почетное и богоугодное, ибо что еще с ней делать? Женщина - это система жизнеобеспечения, приделанная к пизде. Не люблю мат, но по-другому не скажешь. Причем одна к другой приделана наскоро, без наладки и доводок. С этим в не очень глубокой глубине души согласится любой мужчина. А если он будет с собой очень честен, то признает, что и его собственная дочь - не исключение.

Много лет назад, на прошлой работе, я участвовал в одном эксперименте. Я занимался статистической обработкой результатов, но мне неоднократно пришлось наблюдать и саму процедуру. Подопытного фиксировали в кресле неподвижно, специальным устройством растягивали веки, и закрыть глаза он не мог. Чтобы склеры не высыхали, лаборант периодически капал на них физраствором. На тело и голову устанавливались датчики, измерявшие интенсивность физиологических и нервных процессов. На экран перед испытуемым проецировали видеозапись того, как его дочь занимается сексом. Все женщины на пленках были совершеннолетние, часто замужние. В записи не было сцен насилия. Все происходило по согласию и с очевидным удовольствием. Иногда записи были подлинными, чаще очень качественно смонтированными, о чем подопытный, разумеется, не знал. Объекты эксперимента не испытывали физической боли. Психотропные препараты не применялись. Единственным средством воздействия был видеоряд.

Историйка эта имела место быть годом ранее. В интересах героев имена и фамилии изменены.
В одном замечательном Российском медицинском центре имени замечательного врача и научного труженика Блохина, есть отделение радиохирургии. Нет, оперируют не радиоволнами, но подробности приятных впечатлений не подарят.
Заведует отделением профессор, а по совместительству угарный дядька Иван Михалыч Печужкин. В этом отделении трудилась и по сей день благополучно трудится медсестра, а по совместительству падончеха и баба с убийственным чувством юмора и актерскими способностями Ирка Маркова.
И попала к ним на операцию Лидия Семеновна, дамочка богемная, но на фоне богемности крайней степени растерявшая почти всю способность реально оценивать мир и обстоятельства.
Со дня операции прошло 12 дней.
- Так-с, девочки, моем лапки, полдник прибыл! - Ирка вкатила в палату дребезжащий стол с кормом.
- Ирочка, милая, пойдемте на коридор, беда у меня, - прошептала Лидия Семеновна.
Дамы вышли, сели на кожаный диванчик, Лида взяла Ирку под руку и молящим взглядом утавилась на нее.
- Ирочка, милая, тут дело такое... Вы как женщина меня поймете, а как медик еще и посоветуете. Скажите, отчего у меня женские дела не начинаются? Уже 10 дней как должны были.
- Так, а операцию вам 12-го делали... Ничего удивительного! - Ирка вошла в роль, - У нас тогда сам Иван Михалыч оперировал. А он, знаете, какой? Да знатный бабник! Вы вон какая женщина, привлекательная и заметная. Вот он вас и заприметил, поэтому и оперировать сам взялся. Вам наркоз вкололи, так вы и лежали беспомощная, и не знаете, чего с вами врачи делали.

Витек Вагранин был пареньком не то чтобы ебанутым, и даже не тормозным, а просто "не-таким". Когда большая часть студентом разбредалась на "выпить-закусить- попиздеть - поебаться" Витек автономно учил "Геологию". Водки он не пил, вообще ничего не курил, на девушек смотрел только как на сокурсниц. На курсе шутили: " У Вагранина есть одна большая любовь - геология. И ей он изменяет только с топографией!".
Несмотря на то, что парень он был завидный, можно сказать красавец, среднеземноморский тип: слегка вытянутые черты лица, смуглая кожа, темные, густые и длинные, до плеч, волосы, в меру накачен. Ко всему этому начитан, эрудирован, неплохо играл на гитаре.
Но он был одинок и по-своему несчастлив. Женщину ему хотелось, иногда до мозолей на ладонях, но перебороть свой недавноприобретенный комплекс ему не удавалось. С любой девушкой он мог разговаривать до опизденения долго,но как только разговор переходил на личности, он как в старой песенке краснел, бледнел, закруглял разговор и позорно съебывался. И нас и его это жутко нервировало. Прикиньте, человеку уже 19 лет, а он еще девственник.
Как-то раз мы даже привели ему "дежурную" и пообещали ей бутылку хорошего армянского коньяка, если разведет его на поебаться. Коньяк мы допивали одни, злые и сломленные.

То, что моя жизнь будет непутевой, по моему мнению, определил тот факт, как я появилась на свет. Немалую толику, конечно, сыграли так же гены, которые, как известно, пальцем не раздавишь.
Мои родители познакомились тридцать шесть лет назад. Мама, рисковая девица, переспала с моим отцом до свадьбы. Испугавшись, что "теперь я такая не буду никому нужна", она решилась, как ей казалось, на очень умный и изощренный обман. Она сказала моему будущему отцу, что беременна. Отец, будучи настоящим мужчиной, тут же предложил ей конечность, в виде руки и кусок ливера, в виде сердца.
Поженились они одним осенним днем 70-го года. В январе 72-го, наконец-то, мама благополучно разрешилась от бремени сыном, моим братом. За всю их совместную жизнь отец ни разу не поинтересовался у маменьки, почему его первенец так подзадержался.
Потом маменьке пришло в голову родить меня. В особо тяжелые моменты она не забывает проклясть тот день. Папа был не в восторге от ее решения, но поделать ничего не мог. Беременность протекала отлично, мама хорошо себя чувствовала, изредка жалуясь на то, что ей очень хочется водки. Вот очень сильно. До усеру. Иногда она баловала себя стопочкой-другой, повергая отца в ужас, потому что выпивала залпом, не морщилась и не закусывала, а довольно покряхтывала.

Стальные лепестки плотно сомкнулись, в один миг превратив яркую приманку в надежный контейнер. Жертва, одурманенная сладким запахом, билась внутри стальной ловушки, приводя в движение пружину из бериллиевой бронзы. Пружина, стилизованная под гигантского богомола, своими колебаниями запускала часовой механизм, ведущий отсчет времени и контролирующий момент, когда жертва может уснуть от недостатка кислорода.

Бронзовый богомол, приводимый в движение колебаниями контейнера, раскачивался и во время поклона хватал лапками алюминиевую трубку, посылая импульс дальше по цепи.

Лесная поляна с выжженной ежедневными опытами травой была оплетена сетью алюминиевых трубок, соединенных между собой причудливым узором. Каждая трубка имела спиралевидное продолжение, венчающееся крупным ярким цветком. На самом деле это были хитроумные ловушки с тычинками - липучками, терпеливо ждущими жертву. Все это устройство запускалось при помощи чудо-конструкции, созданной из генератора с латунным отводом, соединяющим механизм и стеклянную колбу.

Уехали как-то родаки мои на дачу. Марат, говорят, ты уже большой мальчик, поживешь один два дня, да и за квартирой присмотришь. А хули, думаю, и поживу. Все-таки в седьмом классе учусь, не маленький.

Только предки за порог, я тут же позвонил Вальке Ботнарюку и Габе Меладзе. Тогда Меладзе еще не стонал на сцене, так что к его фамилии мы относились нормально.
Пацаны, сказал я, урабля, свобода попугаю, что будем делать?
Габа с Ботнарюком примчались тут же. Зато когда попросишь помочь, так они через час придут, напиздят, что в лифте застряли.

Стали мы думать, чем занять себя в эти два дня, и ничего не придумав, пошли во двор. А во дворе кипишь, пацаны все столпились, галдят чего-то. Ботнарюк как гаркнул:
- Разойдись!
Все чего-то врассыпную. У Ботнарюка голос такой, мощный, как у мужика. Да и ростом его бог не обидел, самый здоровый из нас. Так вот, все разбежались, один только Женька-скрипач стоит.
Женька тот еще мудила, какой-то весь тощий, в очочках. Отличник, блядь. У него отец постоянно по загранкам шастает, всякую херь Женьке привозит.
В этот раз привез ему кнут. Женька его во двор вынес и никому не дает.

Ботнарюк взял так кнут, грит, не ссы, я тока посмотрю. Отойдите, ребзя, говорит, и кнутом ка-а-ак замахнулся, ка-а-ак щелканет им, у нас аж уши заложило.

Зима мне всегда нравилась. Цитрусов дахуя. Снежок падает. Лохов пьяных многа. Тока пивас тёплым пить надо, а то охрипнешь нахуй. Хоть и темнеет рано, но это заебись. Можно ебаццо дольше. Ну и новыйгот опять жыш.

Я штоп за цытрусы не платить с продавщицой познакомился, с Ленкой. Она чуть что, мне сразу мандарины ящиками таскает и кормит ими. Так, грит Ленка, ей глотать вкусней. Радным витамином ЦЭ отдаёт. Она воопще затейница аццкая. Напилась раз гдета и пришла ка мне. Ща, грит, я тебе экзотический тир покажу. Банки пивные расставила, разделась и давай себе мандарины целые в жопу запихивать. Патом на спину легла, вдахнула глыбко и каааак плюнет мандариной из жопы па мишеням. Расстриляла все заряды и грит "Жалка, бля, абойма маленькая, а топ я б и календарь со стены сбила бы". Вот такая она, Ленка - мандаринка.

А ещё я на каток хажу. Там куриц одиноких многа. Ну и по шкапчикам лопатники поискать можна. Или гавноступы увести паприличней. Кароче, пазнакомился с адной. Она на коньках рассекала там, а потом не даезжая до меня, об лёд таблом приложилась. Я думал всё, песдец. Паднял её, пащупал. А там третий размер, как минимум. Кароче пазнакомились. Дизайнерша какаята. Вся на криативе и траве. Ролевые игры и клички очень уважает. Кароче снюхались мы с ней на почве криатива и давай выдумывать. Она се стрелку на лабке выбрила и давольная как слон. Ну я прикинул чо к чему и в ванную. Толька брить яйца не стал, а хуй афтозагаром намазал и зелёнкай глаз нарисавал. Патом кагда ебались она криативна так орала "Биг браза вотчин ю, амиго!" и "За стиклом в песде!". Ещё ей с миня трусы снимать панравилось. Снимает, а там два глаза, змеиный и зилёный, и оба не мигают нихуя.

Затяжка... Еще одна. Слух ласкает мелодичное бульканье воды. Задерживаю горьковатый дым в легких. Большая хапка, я сдерживаю кашель. Еще немного.. Выдох..
Я откидываюсь на спинку кресла-качалки и смотрю, как сизый дымок растворяется под потолком. Чувствую, как сердце набирает обороты.
Еще затяжка... Уже мягче. На глаза попадается валяющаяся на полке мягкая игрушка. Какая-то маленькая зверушка, кажется, это должна быть лягушка. Но мне она напоминает недоношенную черепаху. Выкидыш... Откуда-то изнутри поднимается смех и рвется наружу.
Я начинаю хмыкать. Громче...
- Бля-я-я-я, - я делаю глубокий вдох, чтобы унять внутреннюю дрожь.

Еще затяжка... О чем это я? А... Ну да... Игрушка. Ну ее нах, эту игрушку.
Снимаю с горлышка кальяна фольгу и заряжаю по новой. Наверное, надо подождать?
Отставляю кальян в сторону, забираюсь в кресло с ногами и, покачиваясь, смотрю в потолок. Он медленно опускается на меня, давит своей белизной. Высматриваю небольшую трещинку, она сразу находится, и разверзается, проглатывая меня.
Ну ее нах, эту трещину, я еле отрываю от нее глаза, и снова прикуриваю. Затяжка... Тихое бульканье...
Почему-то представляю, как дым клубится в легких. Легкие отчего-то похожи на целлофановые прозрачные мешки. Дым трансформируется внутри, принимая диковинные очертания. Я выдыхаю, целлофан теряет форму и опадает.

Она бежала. Сумка больно била по бедру, но она совсем не обращала на это внимания. Быстрей, еще быстрей... Дыхание сбивалось, в глазах темнело. Еще немного.

Она решила завернуть в какой-нибудь двор. Обернулась. Вроде бы никого. Сделав несколько шагов, она с разочарованием поняла, что этот двор проходной. Чертыхнувшись, она собралась его пересечь, когда в арке напротив показалась чья-то тень.

Она развернулась и кинулась прочь, постоянно оборачиваясь. Тень, вроде бы не преследовала.
"Да что же это такое", - застонала она про себя, - "Неужели это никогда не закончится?"

Еще один двор, не проходной. Она с облегчением выдохнула и побежала к подъезду. Во двор въехала машина, и, взвизгнув тормозами, остановилась чуть впереди. Из машины вышел парень, посмотрел на нее и, заглянув в салон, что-то тихо сказал. Из-за тонированных стекол не было возможности разглядеть, сколько человек еще в машине.

Наряжая елку, каждый год перебираю коробку с елочными игрушками. Вот новые глянцевые бусы, бархатные банты, а вот старый стеклянный домик и арлекин с железной прищепкой у основания ног. Игрушки моего детства, какими же красивыми они казались мне тогда... Тогда все было другим - пахучие елки и мандарины, большие сугробы снега зимой, и чувства настоящие, другие. Или просто мы уже другие?...
У меня было хорошее детство. Если вспомнить сейчас, получится настоящий калейдоскоп из ярких стеклышек. Меня воспитывали втроем мама, бабушка и тетя. Все трое были одинокими, если точнее, мама разведена, бабушка овдовела, а тетя была незамужней. Вот такая нестандартная семья. Это не было легко, но было очень интересно. Об одном только отношении к мужчинам, привитом мне с детства, можно написать рассказ. Мы жили вчетвером, пока мне не исполнилось пять лет, потом все разъехались. Интересно, что самые яркие детские мои воспоминания именно из этого счастливого периода.
Они очень часто забывали забрать меня из детского сада, потому что надеялись друг на друга. В итоге воспитательница забирала меня к себе домой, а потом за мной кто-нибудь приезжал. Воспитательница моя меня обожала, потому что я была очень развитым ребенком, к тому же мы были тезками. Читать я научилась в 4 года, с тех пор больше, чем книги, меня мало что волновало. Я не дружила с детьми ни в школе, ни в детском саду. Для девочки, которая перечитала сначала все детские, а затем все взрослые книги в доме, включая "Мертвые души" и прозу Пушкина, другие дети казались какими-то малоразвитыми, что-ли. В общем, ввиду того, что дети не могли поддержать разговоров на актуальные темы любви, гуманизма, счастья, веры в бога и т.д., взрослые мне были гораздо более интересны.

Все события и герои являются вымышленными, совпадения с реальными лицами - случайными.
За совпадение автор ответственности не несет))


- Ты готов?
- Н-н-нет, - заикаясь, ответил он, застегивая дрожащими руками куртку.
- Что ты за копуша, - ласково пожурила его сестренка, помогая пуговице пролезть в петлю. - Это не займет много времени, и я все время буду рядом с тобой.
- А может, не поедем? Или не сегодня? - захныкал он.
- Нет! Ты уже большой мальчик, и должен вести себя, как мужчина, - сестренка взяла его за руку и вывела на улицу.

Коленки его тряслись, а фантазия рисовала ужасные картины. Вот он, залитый кровью (которой он, кстати, не боялся) дергаясь в конвульсиях и пароксизмах, отдает богу душу. Или же, не выдержав адской боли (которую он, кажется, тоже не очень боялся) ломает всю мебель, и ослепленный яростью убивает того, кто причинил ему боль.
Ужас сковал его член члены, и он, впав в ступор, остановился.

Бикини-пати была в самом разгаре. Колонки на пределе мощности изрыгали децибелы в равнодушное ночное небо. Людская масса на танцполе вокруг подсвеченного бассейна синхронно колыхалась в такт музыке. В бассейне, томно извиваясь, плавало несколько красавиц в бикини.

Рома со скучающим и независимым видом уже битый час подпирал столб возле бара. Цедя отвратительный и неприлично дорогой коктейль, он презрительно рассматривал публику. Все было как всегда, почти все лица были до тошноты знакомы. Быки, мажоры, гоу-гоу гёрлз, дешевые и дорогие давалки - как бездушные марионетки, все послушно дрыгались под феерический треш местного мудозвона ди-джея.

Сегодня был явно не его день. Склеить на плановый интим никого не удалось. Давила жаба за напрасно снятый одноместный номер. Причина неудачи заключалась во внезапной меланхолии, в очередной раз не давшей природному обаянию развернуться в полную силу. Как известно, похотливые самки, обычно благосклонно реагирующие на вонючие подмышки и неумение связать сложноподчиненное предложение, на дух не переносят самцов с печатью интеллекта и грустью в глазах. Так, по крайней мере, успокаивал себя Рома.

В городе жара. Липкая, и очень пиздопротивная. Кондер сломан, и мне приходится сидеть перед вентилятором, который гоняет по кабинету горячий воздух.
Выехать за город, на пляж, не получается.
У Мусика невротебические дела - встретить какую-то старую кошелку (подругу матери), потом свозить их на кладбище (огорода им мало, к земле-то привыкать), потом поводить их по китайскому рынку в поисках последних моделей рейтузов от Адибас. В общем, он весь в делах, а я парюсь дома.
В свете всего этого, я решила махнуть в Торчихреновку к Ленке, и загореть до негроидного состояния на огороде.

Утро встретило меня серым небом и мелким, противным дождиком. Я решила не отчаиваться, ведь пить пиво можно и в дождь. Посему, собрав необходимый минимум (смену белья и зубную щетку), я разбудила Дусю, и мы отправились в путь.
Благодаря усилиям одного знакомого шамана, который пел прельстивые мантры, и усиленно оттопыривал чакры, погода стала немного налаживаться.

Мы тряслись в маршрутке, когда дождь снова начал мелко накрапывать. Почему мы ехали на маршрутке, спросите вы? А вот хуй его знает, чесслово. Ведь перед отъездом я вела себя как прекрасная жена и великолепная кулинарка, а благодаря моим вывертам в постели я была вознаграждена приличной суммой.
Но мерзкая жаба последнее время совсем обнаглела, и когда дело касается разбазаривания хрустящих бумажек, она начинает меня зверски душить. Но, если речь идет о пиве, водке и прочих горячительных напитках, она, пупырчатая сука, благоразумно молчит.

Третье сентября. Понедельник. Сегодня третий день осени подходит к концу. Необыкновенно тёплые дни. Вечер. За высоким зарешёченным окном, где то там, чуть справа - луна. Её не видно, но она точно там. Её свет, проникая через небольшое окошко, освещает пустую стену, угол железной кровати с коваными шишками и край дубового стола. На столе чернильница, перо и несколько чистых листов бумаги. Писать нет ни сил, ни желания. Всё что она хотела сказать, она уже сказала. И с её слов всё записал лично товарищ Мальков. Три дня бесконечных допросов. Сколько можно? Скорее бы уже...

В коридоре за дверью послышались шаги, сначала совсем тихо, затем всё громче и громче,... восемь,... двенадцать, тринадцать,... ровно двадцать два. Наконец, шаги замерли под дверью. Открылось небольшое окошко, на уровне глаз. Кто-то из коридора вглядывался в полумрак камеры. Секунду спустя в замке лязгнул ключ, и скрипнули давно не смазываемые петли, массивной металлической двери.

-Каплан, на выход! - Услышала Фанни голос коменданта. Она послушно встала с табурета, накинула на плечи старенькое пальто, и опустив взгляд в каменный пол, проскользнула за приоткрытую дверь.

- Куда меня? Опять на допрос? - Спросила она, следуя между двумя вооруженными охранниками.

- Скоро узнаешь. - Раздался сзади недружелюбный голос коменданта Красной Крепости.

Зазвонил телефон. Я нехотя оторвалась от клавиатуры и прижала трубку к уху.
- Леля!
Упс... Если мама называет меня не Лелечкой, значит, что-то случилось.
- Да, мама? Привет.
- Как ты могла его выгнать? - даже не поздоровавшись, начинает она.
Это плохой признак. Я откинулась на спинку кресла и закурила.
- И сколько можно просить тебя, чтобы ты не курила, когда я с тобой разговариваю?
- Тебе сильно пахнет дымом? - ухмыляюсь я.
- Вот! Вот поэтому он и не возвращается к тебе!
- Потому что я курю, когда разговариваю с тобой?
- Прекрати! Совсем не поэтому! Ни у одного нормального человека не хватит терпения жить под градом насмешек и глупых розыгрышей.

Я включаю Сапера и пытаюсь абстрагироваться от голоса на том конце линии. Пару раз в год мамочка устраивает промывку мозгов. Хорошо хоть, что в этот раз по телефону.
- Ты с детства была неуправляемой. Это все отец - избаловал тебя. Только ему было смешно, когда ты подкладывала в обувь гостям сырые яйца.
- Это было всего два раза, - прерываю я ее. - И только дяде Феде, за то, что он пьяный окунул голову в мой аквариум. И рыбки, между прочим, сдохли. А он от этих яиц не сдох. А два раза - за мою любимую скалярию.
- А эти твои жестокие шутки с Галей? Как можно так хладнокровно поджечь вату на животе и накрыть тазом?
- Мам, вспомни, как лихо она пробарабанила подъем? И ожогов почти не было. Зато после этого она перестала щипать меня за щечки и приговаривать, что я подходящая невеста для ее Игорька, - я старалась не смеяться, что бы мама не обиделась.

После четвертого курса нас, как будущих ниибацца зооинженеров, отправили на практику в колхоз "Красные Ебеня" (или что-то типа того). В предвкушении деревенского самогона и ядреной диетической пиздятинки, мы с корефаном Лехой ебашили на убитом автобусе по закоулкам расейской инперии и дискутировали о проблемах демографии в современной деревне и путях освежения колхозного генофонда посредством академической компиляции. С нами ебашил еще один крендель, по фамилии Степан (а может и по имени - хуй его знает - мы дополнений к этому обозначению не знали, да и было нам похуй абсолютно, так как был он с другого факультета), но в дискуссии он не участвовал по причине глубокого похмельного синдрома, а страдальчески полувалялся на полу, изредка поблевывая в открытое окно и поскуливая, как отпижженный первоклассник.
Автобус паралитически подскочил на главном ухабе колхозной площади и лихо замер посреди охуительно большой лужи. Мы сразу же догадались (а хуле - люди образованные как-никак), что это конечная цель нашего вояжа. Помявшись немного, мы выкинули Степана из автобуса, и он умудрился упасть в лужу всего только одной рукой и головой; вдогонку выкинули его чемодан и по нему, как капитаны по мостику (или, бля, по чему они там ходят, капитаны?) сошли на щедро унавоженную красноебеньскую пыль.

В далекой молодости, будучи сильным, глупым и наивным, строил я дачу.
Сила была немерянная, дурость была немыслимая.
Мешки с цементом, кирпичи, балки, столбы бетонные, бревна и прочее таскал на себе, не соблюдая правил личной безопасности.
В итоге в конце строительного сезона стал ощущать некоторое неудобство в правом боку. При попытке что-либо поднять, положить и даже при кашле с чиханием внизу живота что-то кололо. Сначала терпимо, а потом ощутимо. Надежды на то, что само пройдет, не оправдались и, поздней осенью, снедаемый мрачными мыслями - не дай Бог, рак какой-нибудь, пошел я к хирургу.
Прием вёл черный, горбоносый, волосатый армянин.
- На что жалуемся?
- Да вот, здесь тянет...
- Дачник?
- А как же!
- Ясно. Осень наступила, потянулись дачники с грыжами...
- ???
- Снимай штаны!
В голову закрались мрачные мысли - про армян и их сексуальные наклонности много говорили такого, чего на себе мне испытать не хотелось категорически. Успокоив себя тем, что доктор, хотя и армянин, но клятву Гиппократа давал, я разделся.
Доктор поманил меня к себе и жестким медицинским пальцем вонзился мне в такое место, о наличии которого я и не подозревал - сбоку и внутри, на самом верху ноги, там, где нога кончается и начинается совсем другая часть тела, оказывается, есть отверстие, закрытое кожей и мясом, и он знал про него!

Мы приехали охотиться в Тверскую область на озеро Теплень. Оставили машину в посёлке с одноимённым названием. А сами втроём и с двумя лайками, на перегруженной лодке неспешно добрались до другой стороны озера с помощью малосильного мотора "Ветерок". Установили армейскую палатку на берегу широкого залива.
Заканчивался август 1992 года, это была моя последняя охота по водоплавающей и болотной дичи перед отъездом в Бруклин. Вода сильно упала, и на заболоченных поймах я, со своими друзьями, Андреем и Мишкой, с раннего утра стрелял жирных бекасов и пугливых уток.
Бекас по-английски звучит "снайп", наверно слово снайпер впервые присвоили человеку, умело бившему этого небольшого, но очень вёрткого кулика, который, взлетая, делает немыслимые виражи из стороны в сторону.

Так вот Андрей являлся большим мастаком по части стрельбы. Мишка только год, как стал охотником, и нещадно мазал даже по уткам, которые чуть ли ни на плечи ему садились. Но и мне было далеко до Андрея. Не вру, я своими глазами видел, как несколько раз он умудрялся валить дуплетом двух одновременно взлетевших птиц.
Собаки радостно носились вокруг, распугивая уток, но приносили помощь, находя битую дичь и подранков в высокой, густой траве. В основном работал мой трёхлетний кобель Чембар, а Мишкина Рада, семи месяцев от роду, порой, только мешала ему, но всё же накапливала опыт, наблюдая, чем занимается её старший товарищ. Дни летели очень быстро, и погода не подвела, за все десять дней, что провели на озере, ни разу не прошёл дождь.