Размазав слюни подушкой я проснулся, оторвавшись от созерцания всякой похабщины. Потрогал хуй, подперевший одеяло на манер вигвама - определённо пиву хотелось излить душу. Вставший хуй цеплялся за косяки, мешая передислокации в сторону деревенского туалета типа сортир. Обернувшись, я глянул в полутьме на теплую постель и сопящую жену. Член стоял монументально, такую энергию да в мирное русло, однако ее родители строгие ко всяким соитиям храпели неподалеку. Шлепая босыми ногами и щурясь в свете ебучих лампочек, я добрался к заветной двери. Вонючее очко дохнуло годами не выгребаемым дерьмом, трусы цеплявшиеся за конец упали на пол. Хуй продолжал торчать, предлагая отлить по сложной параболической траектории, а потом устроиться в ЦУП - после такой операции рассчитать орбиту Протона хуйня делов. Однако поступаем проще - нагибаем конец в сторону очка и начинаем бить короткими очередями. Как на стрельбище попадания неважные, сержант Бузько заругал бы, но вроде патроны кончились, пора баюшки. Нагибаюсь за трусами, слышу треск и лечу в бездну.

Бездна приняла гостеприимно, подарив всю нежность, копившуюся годами. Нагретое теплым майским солнцем говно заботливо облегло мою тушку, согревая и успокаивая. Ноги дна не находили, поэтому я оперся головой на стенку, отбросив тот факт, что ссал туда минуту назад. Несколько обломков пола качалось на волнах, будь их больше, можно сколотить плот и бороздить необъятные просторы дерьма с гордым видом и попугаем на плече. Попугая в северных широтах не оказалось, только две зелёные мерзкие мушыщи жужжали вокруг. Пытаясь ухватиться за кусок рубероида, я только поднял волну, чуть не захлестнувшую мне рот. Перестав барахтаться, я постарался устроиться поудобнее. Поорал конечно, но без толку, все спят.

Змей горыныч обедал. Две головы с аппетитом уплетали горячую гороховую кашу, а третья, средняя, терпеливо ждала своей очереди: передних лап держать ложку - всего две. Одно из главных людских заблуждений, родящихся из-за недосказанного в детстве, что у змея горыныча три головы, а все остальное либо парное (лапы), либо в одном экземпляре (сердце, желудок). На самом деле у него много чего по три: три желудка, три кишечшика, три анальных ответстия и три хуя на одном теле. Это порождает некоторые сложности совместного проживания его органов, включая органы половые, но русские народные сказки сей факт стыдливо умалчивают. Ну да хуй с ним, лирическое отступление.

Средняя голова глотала слюну и нетерпеливо поторапливала крайние. Крайние в свою очередь довольно жмурились, нарочито громко чавкали, словом дразнили суки.
Пещера горыныча представляла собой зрелище мрачное и тоскливое. Скудное освещение пробивалось из ничем не прикрытого входа в скале, по стенам текла слизь, в дальнем углу было насрано. Добавлю только, что горыныч периодически попердывал, отчего к унылой атмосфере его жилища гармонично добавлялся соответствующий запах.

Обед протекал ровно и спокойно, как вдруг уединение горыныча нарушил звук карабкающегося снаружи пещеры тела. Змей кинулся к куче говна и зачерпнул его обеими лапами, чтобы метнуть в случае чего. Тут необходимо пояснение. Гавно для змея горыныча, равно как и для его коллеги по сказочному цеху - заморского дракона, это единственное разрешенное в перерывах между сказками оружие самообороны. Обычных прав людских - безнаказанно убить животное - он не имеет, ибо и есть животное. А дыхни огнем не по сценарию, спали кого-нибудь без разрешения автора - пиздец, мигом в расход пустят при написании очередной сказки.

Нецензурная речь отсутствует.



- Это просто катастрофа! - Лидия Петровна нервно заламывала руки, мелкими шажками семеня вокруг кухонного стола, за которым, невозмутимый как Будда и огромный как гора, восседал глава семейства.
Обычно Лидия Петровна не беспокоила мужа во время ужина. Это было святое правило. Глава семейства должен был в спокойной обстановке отужинать и отдохнуть. Но сегодня её возбуждённое состояние пересилило устои семейных традиций.

- Я сегодня была в школе... Сама Зоя Васильевна вызывала! - Замерев на мгновение, Лидия Петровна давала понять всю глубину трагедии. Василий Михайлович бросил на супругу короткий недовольный взгляд из под кустистых бровей, но промолчал, продолжая сосредоточенно поглощать жареную картошку с мясом.
- Это по поводу Коленьки! - Лидия Петровна порывисто присела на край стула и, аккуратно сложив руки на колени, трагическим взором впилась в мужа, рассчитывая вызвать у того хоть какую-нибудь реакцию.

Кто бы сомневался, что по поводу Коленьки! Старший то, Иван, уже на втором курсе училища Министерства внутренних дел, а других детей нет. Василий Михайлович пошевелил могучими плечами и слегка вздохнул. Это говорило о крайней степени недовольства. Лидия Петровна хоть и внутренне содрогнулась от страха, но с обречённостью самки, защищающей своего детёныша, решила довести дело до конца.

Прочитано в форуме мамочек. Понравилось. Надо поделиться - может кому-то понравится.

------------------------------
Начитавшись в Интернете всякого про совращение собственного мужа теперь получаю секс ежедневно, а иногда и пару раз. Сижу целый день дома с ребенко и что только в голову не придет)))

- Начала с того, что встретила его с работы голой с табличкой на шее "Хочу тебя прямо сейчас"

- Потом встретила в его рубашке и галстуке на голое тело

- Встречая с работы напялила плащ на голое тело (не считая чулок в сеточку и туфель). Стояла жара 18 градусов и он меня спорил, не жарко ли я оделась. Сказала: "Да, жарко, расстегни плащик, пожалуйста" На третьей пуговице до него дошло и домой мы бежали практически бегом и занялись ЭТИМ даже не вытащив ребенка из коляски.

- Подарила букет ромашек, которые насобирала утром на прогулке. Он посмотрел как на дуру, но сказал спасибо на что я ответила: "Милый, спасибо не хватит, будешь в качестве благодарности каждый день меня любить, пока ромашки не завянут". А ромашки очень долго не вянут, оказывается)))

-Подсовываю в пачки сигарет записочки с описаниями где, как и сколько я его хочу с пожеланиями возвращаться пораньше

Месть - это блюдо, которое нужно есть холодным. Но не протухшим.

***

В кабаке было накурено так, что слезились глаза. А музыканты усирались столь усердно, что казалось - их щеки сейчас лопнут. Чтобы не слышать какфонию, посетители старались побыстрей нажраться, и не без успеха.
Виктор справлял сегодня первую годовщину своей свадьбы. Видно, радость была настолько большой, что жена Люда уже третий раз пихала его в бок, когда он тянулся к рюмке.
Наконец женщины устали пудрить мозги и ушли пудрить носики.
- Ну что, Витек, ты доволен семейной жизнью? - спросил Павел, лучший друг.
- У меня очень красивая, заботливая и сексуальная жена, - Виктор пытался говорить членораздельно. - А еще она обожает анальный секс.

***

На следующий день Люда прибиралась в квартире, когда услышала звонок в дверь.
- Привет! - впустила она Пашку. - Витька уехал по делам, но скоро вернется.
Гость стоял, пьяно покачиваясь на ногах, и смотрел недобро:
- Так-так-так! Своему лошаре очко, значит, подставляешь, а я в пролете?!
- Да ты что, с ума сошел?! Кому я что подставляю? - растерялась Люда.
- Задницу свою! Своему рогатому Витечке! А мне все по мозгам ездила: "Перестань! Только не туда!"
- Как ты со мной разговариваешь?! Ты пьян?
- Как хочу, так и разговариваю! Раздевайся!
Пашка попытался повалить девушку, но та ловко отскочила.
- Что на тебя нашло?

Редко, но на протяжении трёх лет, ко мне в гости заходит Катя - было время, учились в школе. Девушка, примерно, под метр 70 ростом, с усталым бледным высохшим лицом. Всё в этом лице, обрамлённом свисающими волосами, кажется износившимся, мелким и невзрачным. Тонкая длинная шея, узкие плечи и талия, длинные худые ноги довершают картину убогости. Отдельно, точно колёса от джипа, приделанные к телеге,
перекачиваются выдающиеся бёдра, прибавляя к внешнему виду девушки жирный штрих несуразности. Одета Катя просто, дешево, в заношенное одеяние: розовые майка с бретельками, бриджи и шлёпанцы.
Она осторожно закрывает дверь, фальшиво улыбается, и наиграно детским голосом протягивает:
- При-в-е-ет!
Я знаю, что произойдёт в ближайшее время за три хода вперёд, но тоже пытаюсь изобразить в своём голосе приятную неожиданность встречи, дружелюбие и заинтересованность визитом девушки:
- Привет!
По правде говоря, в первый же момент встречи с Катей мне становится скучно.
"Где-то я её уже видел?", иронизирую я и заставляю себя улыбнуться. Из вежливости всё, что произойдёт в течение ближайших десяти минут, должно быть выражено в сочетании со словом "интересно".
- Как дела? - спрашивает Катя. - Сколько тебя не видела?! Месяцев пять?! Ну, рассказывай!
Гостья сосредоточено смотрит на меня своим бычьим взглядом.
"А ведь когда-то она мне нравилась. Почему? - пробегает в голове мысль. - Ну, что ей рассказывать!?".
- Дела?.. Да, в общем, ничего. Как всегда: читаю, пишу, учусь... Иногда ем, - острю я неуклюже.
- Да ладно - "иногда"! А чё читаешь?
"Как же впадлу говорить!".

Этот рассказ о наркотиках. Для тех, кто не в курсе - поясню. На сленге наркоманов Федей называют амфетамин. В Тольятти ежегодно умирают несколько сотен людей, страдающих наркотической зависимостью. Куда смотрят менты не понятно. Ну да рассказ и не об этом вовсе...

Посвящается А.П., пошедшему не той дорогой. Спи спокойно, брат...

1.

- Федя у меня. Тебе от него два больших привета, - смеется в трубку прокуренный мужской голос. - Приезжай шустрее.
- О, ништяк, Вадим. Скоро буду.
Я одновременно рад и взволнован. Я тороплюсь. На встречу с Федей опаздывать нельзя. Моя нога не сразу попадает в штанину, что приводит меня в ярость.
- Вадим там, сука, намутит щаз без меня, - говорю я сам себе, глядя в грязное зеркало, одиноко и чуть криво висящее на стене, обклеенной поносного цвета обоями. - Хотя нет. Уже намутил. Наверняка намутил.
Такси, как назло, едет долго. Я успеваю замерзнуть на холодном ноябрьском ветру и курю третью сигарету подряд. Дым создает иллюзию тепла, но дело вовсе не в этом. Просто с каждой секундой я нервничаю все сильнее. Это все паранойя. В постоянном состоянии тревоги я с тех пор, как познакомился с Федей. А наша встреча состоялась около года назад. Тоже в ноябре. Тогда еще какой-то праздник был. Но это не важно. С Федей у меня праздник каждый день. Ну, почти каждый. Он пропал на прошлой неделе, и это убивало меня. Но теперь все будет хорошо. Должно быть. Только бы такси быстрей приехало, и Вадим ничего не натворил. Он глупый и нервный. Маленьким мозгом его наградили родители-алкоголики, а нервозность привил все тот же Федя. Он всех меняет. И меняет не в лучшую сторону. Но пообежавшись на него некоторое время люди все равно ждут встречи с ним. Вот и у меня сейчас все то же радостное волнение начинает брать верх над чувством тревоги.

Пожалуй, это был единственный ее портрет. Нет, у нее было много ее фотографий. Были даже эскизы карандашом, которые ей подарил влюбленный в нее одноклассник. Но портрет был один. Она его так называла. "Мой портрет". Фотографию она взяла из школьного альбома. Это была единственная фотография, на которой она улыбалась. Рамку для нее она купила случайно, на блошином пятачке дарницкого рынка. По правде говоря, сначала она наткнулась на рамку, и лишь потом ей в голову пришла идея вставить в нее это фото. И с того самого дня она не расставалась со своим "портретом". Забрала его из родительского дома в комнату общаги. Оттуда вместе с ней переехала в свой дом. И не забыла ее, переезжая в дом своего мужа.

***

Кружит тенью лист осенний,
Тянет день в обломках лени,
Скоро вечер, пляшут звуки,

- Красиво, да?
Она улыбнулась ему и, потянувшись, поцеловала.

- Да, красиво. А вот еще, можно добавить:

Бесконечным перестуком,
Вновь метро, в вагоне люди,
И конца тому не будет...
Это сплин.

Он восхищенно покачал головой.
- И красивее стало.
Теперь была его очередь целовать. Он потянулся к ней, но не удержался и упал сверху. Они засмеялись и, обнявшись, занялись таким важным делом, как поцелуи.
Портрет блестел стеклом над кроватью и играл цветами, как в день, когда его сделали.

Почему все так любят рыдать на моей груди? Она, в смысле грудь, не самая большая и теплая. Даже не третий размер, скорее так, второй с половиной. Нельзя также сказать что у меня уютный дом, в котором я могу принимать страждущих, и полная довольства жизнь, чтоб можно было сыпать утешения с барского плеча. Я вообще утешениями не сыплю. Жмусь. С баблом обычно тоже самое, - тяжело мне с ним расставаться.
Кто его знает, может будь у меня уютная квартирка, кому-нибудь захотелось бы ее поджечь или хотя бы устроить в ней погром. Но живу я в съемной хате, в которой не то что коты, кактусы не приживаются. Из простого бабского счастья у меня трехлетний сын, вьющий из меня веревки и нитки, пускающий мои нервы на мочало. И муж, которого я не видела полгода. Есть ли? Вообще-то да, звонил пару дней назад, сказал, что у него сложный период в жизни, попросил денег. Якобы взаймы. Отказала. Ну дык а чего еще ждать от суки? От крашеной в пиздатый рыжий цвет, замечу, суки. Короче, жизнь моя не мед и не сахар-рафинад. Я сама могу ныть и ныть. Но помалкиваю в тряпочку, стискиваю зубы и прикусываю язычок.
И при этом ко мне ходят утешаться все друзья, подруги, приятели, близкие и не очень знакомые. И даже совсем не знакомые плачутся мне на свою жизнь с полок поездов, со скамеек в парках, с соседних пляжных полотенец.
А я ведь ни разу как спаситель человечества не выгляжу. В результате, делаю вывод, что люди окончательно потеряли совесть. А может и не потеряли. Потому что не имели.

Субботнее утро, Толик сидел на кухне с кружкой кофе и размышлял, чем занять свой разум и тело в предстоящие дневные часы. Хуй Толика, который часто подсказывал ему стиль поведения и образ действий, сегодня служил просто указателем на центр земли. "Бляди заебли уже" - устало подумал Толик, - "Другой вариант - пиво. Пиво... Пиво... Только в среду дристал весь день с этого пива, аж задница заболела к вечеру. Блядь, из чего его сейчас делают? В пизду пиво. Природа и отдых, деревья, солнце и вротоновсёебись. Кстати, "вротоновсёебись" - хорошее название для водки". Толик взял телефон и набрал номер друга. Пришлось подождать.
- Привет, Юр!
- Привет... Ты охуел в выходной в девять утра звонить?
- Такое дело. Мне надо кое-кого трахнуть, так, по работе. Шеф поручил навести порядок в финансовом отделе, там одни бабы работают, взаимоотношения у этих баб - полный пиздец. Женский коллектив, добавить нечего. Можно дачу твою занять, если сам на неё не едешь? Порядок гарантирую.
- Хе.. Никаких б/у гандонов, завязанных узлом, под кроватью?
- Ты сам говорил, что твои дети ими играться любят...

- Они любят. Я не люблю, когда они ими играются. Рано в три года этим играться. Я как увидел - хотел сам со скалкой и твоей задницей поиграться, чтоб не пакостил.
- Бля, Юр, обещаю - порядок, чистота и уют.
- А ты чего, думаешь, выебав сорокалетнюю одинокую бухгалтершу поправишь положение в отделе? Характер одной улучшишь, потом у другой прыщи излечишь, народным способом, мир и благодать в отделе настанет?

Недавно знакомый писатель рассказал мне об этом удивительную историю. Писатель этот вырос в Латвии и хорошо говорит по-латышски. Вскоре после войны он ехал из Риги на Взморье на электричке. Против него в вагоне сидел старый, спокойный и мрачный латыш. Не знаю, с чего начался их разговор, во время которого старик рассказал одну историю.
-- Вот слушайте,-- сказал старик.-- Я живу на окраине Риги. Перед
войной рядом с моим домом поселился какой-то человек. Он был очень плохой человек. Я бы даже сказал, он был бесчестный и злой человек. Он занимался спекуляцией. Вы сами знаете, что у таких людей, нет ни сердца, ни чести. Некоторые говорят, что спекуляция -- это просто обогащение. Но на чем? На человеческом горе, на слезах детей и реже всего -- на нашей жадности". Он спекулировал вместе со своей женой. Да... И вот немцы заняли Ригу и согнали всех евреев в "гетто" с тем, чтобы часть, убить, а часть просто уморить с голоду. Все "гетто" было оцеплено, и выйти оттуда не могла даже кошка.
Кто приближался на пятьдесят шагов к часовым, того убивали на месте. Евреи, особенно дети, умирали сотнями каждый день, и вот тогда у моего соседа появилась удачная мысль -- нагрузить фуру картошкой, "дать в руку" немецкому часовому, проехать в "гетто" и там обменять картошку на драгоценности. Их, говорили, много еще осталось на руках у запертых в "гетто" евреев. Так он и сделал, Перед отъездом он встретил меня на улице, и вы только послушайте, что он сказал. "Я буду,-- сказал он,-- менять картошку только тем женщинам, у которых есть дети".
-- Почему?-- спросил я.
-- А потому, что они ради детей готовы на все и я на этом заработаю втрое больше.

Где-то рядом ухнул филин. Мальчик Спальчик вздрогнул и покрепче прижал к груди свой узелок с хлебушком.
- Не может быть, чтобы выхода не было... - с досадой сказал он. Спальчик попытался разглядеть рассыпанные днём крошки, но их, видимо, склевали птицы, а значит, он остался без дороги.
На глаза навернулись слёзы. Мальчик вытер их тыльной стороной ладони, покрепче прихватил узелок и побрёл наугад. Под ногами шелестели листья, а в зарослях ежевики шуршали какие-то тени, смотрели на него водянистыми глазами, со странным, поперечной палочкой, зрачком. От их взглядов щемило сердце, и Спальчику становилось до сладости жутко. Он спрятался под старым раскидистым дубом, чтоб немного отдохнуть, но филин снова заухал и напугал, пришлось Мальчику выйти и внимательно осмотреться по сторонам. Спальчик чувствовал, что филин рядом и сейчас крикнет.
- Что-то здесь не так, - сказал он. - Из лесу должен быть выход...
И, словно в ответ на его слова, вдали, за чёрными стволами деревьев, мелькнул огонёк. Мальчик припустил к огоньку так быстро, как только могли бежать его ножки в сандаликах, но лес не хотел отпускать. Деревья специально ставили ему подножки. Спальчик трижды спотыкался о выпуклые варикозные корни, но узелок с хлебом держал крепко-накрепко и ни разу не уронил. Мальчик знал, что если уронит узелок - не сможет отыскать его в темноте и останется без хлеба.
Сперва огонёк паясничал, плясал и прятался за спины дубов, а потом вырос и превратился в костёр на полянке. Мальчик присел на корточки за большим трухлявым пнём и осторожно выглянул, чтобы хорошо рассмотреть сидевшую у костра тень, ибо это была тень, а не человек.
Тень была прозрачной, и тускло отсвечивала, тень была живой, она тянула руки к огню, как будто хотела и не могла согреться, тень была знакомой, она повернулась лицом к Мальчику Спальчику, и тот вздрогнул. Это была тень одной... одной женщины.

В одном городе, в трёхкомнатной квартире жила простая советская семья. Папа работал инженером в КБ, мама - продавцом в универмаге, а их сын Олег учился в школе и уже закончил третий класс.
Как-то раз мама пришла домой радостная и сказала, что сегодня в гастрономе выбросили кровяную колбасу, и она купила сразу два килограмма.
Папа очень обрадовался и сразу же заварил большой бокал чая, разрезал батон вдоль, и густо намазав его кровяной колбасой, соединил половинки и уселся около телевизора.
Олег наблюдал за папой, как он жадно впивается крепкими, чуть желтоватыми от курения зубами в этот "кровяной гамбургер" (так он сразу назвал отцов бутерброд) и, откусив большой кусок, жадно запивает его ароматным грузинским чаем.
Но на предложение поесть кровяной колбасы, Олег отказался.
- Я не хочу, есть кровь, - сказал он маме.

- Какая же это кровь? Тут и крови никакой нет, - невнятно пробурчала мама, облизывая кровяную колбасу с губ.
Ночью Олегу не спалось, он лежал в темноте и думал о крови, зачем её из кого-то выкачали и превратили в колбасу? Под утро уже на рассвете он забылся потным, беспокойным сном и потом, весь день у него болела голова и тревожно ныла правая рука около локтя.
На следующий день Олег стал невольным свидетелем разговора родителей. Они говорили о кровяной колбасе, мать утверждала, что остаток колбасы стал больше, даже больше чем её было вчера. Отец только посмеивался и пускал в потолок дымные кольца.
- Лен, ну что ты городишь? - сказал отец, - Вот я сейчас съем этой колбасы и посмотрим, сколько её будет завтра.
Отец обильно намазал батон кровяной колбасой и уселся около телевизора смотреть футбол.

Отдых не заладился с самого начала. По прибытии стемнело, в отеле закончился ужин, в кармане сигареты. Оставив в номере поклажу, я отправился на звук прибоя и доносящейся с пляжа восточной музыки.

В кафе на берегу Эгейского моря сидели люди восточной наружности, курили и играли в нарды. По-польски и по-немецки они не понимали, а другими средствами межнациональной коммуникации не владел я. Пантомимой, рисунками и цифрами на песке удалось донести до титульной нации мои насущные потребности, а также договориться о цене на курево. Подросток по имени Саид, зажав в кулак двадцать долларов, которые я заплатил за вожделенный блок LM-а, оседлал копытное животное с длинными ушами и скрылся в ночь.

Вместо LM-а Саид привез скрученную наподобие кубинской сигары штуку, которую я тут же всю и скурил, уж очень моя душа и тело соскучились по никотину.

Спустя некоторое время мне стал понятен турецкий язык, на котором я незамедлительно поблагодарил гостеприимных хозяев кафе, попрощался с ними и отправился в номер спать. По пути домой мое внимание привлекла синяя горка, которая начиналась высоко в небе и заканчивалась в бассейне. Мне вдруг очень захотелось подняться по горке к звездам и съехать от них вниз.

С горки я катался два дня, пока окончательно не выбился из сил, и не захотелось перекусить.

В гостиной, куда я поспешил за женой-2, было людно и накурено. Кроме нас, Буратино и Чебурашки с Мальчиком-с-пальчик на диване сидела презанятная парочка. Очень маленький мужчинка с бородкой и нескромных размеров женщина с выражением брезгливости на лице. Лицо явно принадлежало жительнице западной Европы.

Прикрыв дверь, дабы не разбудить Светку, я всмотрелся в незнакомца и поперхнулся. Это был Карлсон. В лиловом костюме с искрой, коротко подстриженный, с бородкой а-ля Че Гевара и с сигарой, толщиной в светкину руку.

-- Ты наверняка многое хочешь нам рассказать? - убедительно спросил я этого рыжего пижона. Он обидел Светку и я имел на него большой и острый зуб, - кто это? - я кивнул на массивную фемину, - И где тебя носило?

-- Виноват, виноват, виноват, - заелозил Карлсон, - но тут вот, что получилось... Я же всё-таки мужчина в полном расцвете сил... И вот, - он кивнул на спутницу, - прошу любить и жаловать, моя незабвенная, - Карлсон выдержал паузу, - Фреккен Бокк.

Тётка, услышав своё имя, усилено закивала. По-русски она явно не понимала ни бельмеса.

-- Откуда же ты её взял? - воскликнула жена-2, - Светка никогда её не любила! - И я её понимаю, - абсолютно некстати влез Буратино, - это какой-то шведский внедорожник, а не женщина.

По стране разрушающей поступью катился пятый год перестройки. Капитан Сергей Н. служил начальником сектора одного из московских НИИ "в погонах", разрабатывающего, в том числе, и э-э-э... скажем так... некие программно-аппаратные комплексы, устанавливаемые для э-э-э... реальной работы в республиканских и областных управлениях ведомства, к которому принадлежал НИИ. Когда пару-тройку лет назад началось "всесоюзное" внедрение, то попасть в группу, командированную в теплые, гостеприимные и/или относительно близко расположенные от столицы культурные центры для простых "рабочих лошадок", к коим, собственно говоря, и принадлежал Сергей, было трудно и почетно. Руководителями групп ездили обычно кто-то из руководства НИИ, в состав включали несколько начальников/замов начальников отделов, ну и 2-3 человек, тех, кто в общем-то и выполнял всю настройку и наладку. Но времена менялись. Все "хорошие" места уже были "окучены", командировочные расходы ежегодно урезались, уровень "приема" московских гостей неуклонно снижался, деньги на "Аэрофлот" не выделялись, и желающих трястись в ж/д вагонах по несколько суток до голодных и местами неспокойных окраин разваливающейся империи находилось все меньше и меньше. Но приказ есть приказ и его надо выполнять. Начальник отдела вызвал Сергея.
- Поедешь старшим в... - далее следовало название восточносибирского областного центра, - возьмешь с собой двоих. Оформляйте командировки, одного на вокзал за билетами.
Четверо суток в продуваемом и плохо отапливаемом вагоне, несколько дней напряженной работы: установка, наладка, приемо-сдаточные испытания, обучение местных, все пролетело очень быстро, все документы оформлены, пора и домой. Но. Было одно но. Почти миллионный город давно и прочно сидел на карточках. Пока был доступен буфет ведомственной гостиницы и ведомственная же столовка, голодной смерти можно было избежать, но купить в городе что-то из еды было нереально. А ведь назад ехать те же четверо суток. И чем-то надо питаться.

...И снова океан, раздавленный тяжелым хмурым небом, лежит неподвижно. Бескрайняя холодная равнина. Ни птиц, ни кораблей. Все мертво. Только холодный мокрый ветер рывками утягивает свое озябшее тело в серый океан.

Небо опускается все ниже и ниже. Вот уже набрякшие тучи задевают плоть океана клочьями своих рыхлых, провисающих грив. Небо пластами стекает к туманному горизонту. Еще один пласт неба... еще один... еще... Слоями, чешуей, старой кожей тучи стягиваются с неба.

Вот уже смутно проявляется холодный эллипс заходящего солнца.

Горизонт оскаливается островерхими горами. Океан сужается до пролива.

- Ё-ё-ёй, банда! Кто хочет ловить нарушителя?!

Казарма взрывается: скрипят двухъярусные койки, по деревянному полу стучат голые пятки, на лицах радостное возбуждение:

- Японец? Наш?

- Наш. Какой-то шизик: хочет плыть в Японию на надувной лодке!

Казарма трясется от хохота: до Хоккайдо - тридцать километров холодного осеннего моря.

- Погранзаставу подняли "в ружье"! Погранцы сообщили нам! Нужно десять человек! Желающие есть?!

Желающие есть. Меня среди них нет.

- Только не вздумай поливать ее водой из под крана. Точно засохнет! - сказал высокий брюнет.
- Да, герань хлорку не переносит, - авторитетно подтвердил толстяк в "бабочке".
Здоровый детина в костюме попугайской расцветки смущенно поблагодарил. Беседа перешла на обработку семян.
"Сделать ему замечание насчет костюма? - подумал Виталий Павлов, останавливаясь рядом с детиной. Выждал, наблюдая за восторженной квадратной физиономией новичка. - А, ладно... Присмотрится, сам поймет".
Виталий перешел к следующему столику. Здесь разгорелись нешуточные страсти.
- А я вам говорю, что пластмассовые горшочки - дерьмо! - подпрыгивал от возбуждения экспансивный низенький очкарик.
- Зато легче и дешевле,- пожал плечами серьезный мужчина в черном свитере.
- Дерьмо!- рявкнул коротышка, ударяя кулаком по столу,- Дерьмо! И те, кто ими пользуются - тоже!
- Первое предупреждение, - холодным, спокойным тоном вмешался Павлов.
Низенький очкарик притих.
- Давайте уважать друг друга, - укоризненно вздохнул Виталий.
- Они первые начали, - пробурчал коротышка, кивая на собеседников, - Они ни хрена не смыслят в горшочках...
- Это не повод для оскорблений, - твердо оборвал Павлов. И отвернулся. Если бы Виталий давно не знал очкарика... Иногда приходится мягко толковать правила.
Виталий двинулся дальше по залу - просторному и в этот час полупустому. Между одинаковыми столиками из черного дерева сновали официантки - девицы в строгих белоснежных фартуках. Разносили фрукты и соки.

Есть в моей деревне такие дома, которые аборигены зовут "двухэтажки". Апофеоз строительного прогресса конца шестидесятых - начала семидесятых. Стоит такой двухэтажный многоквартирный дом на краю хуторка и в транслирует на всю деревню свет цивилизации. Цивилизация заключается в этажности. Рядом с каждым таким домом стоит деревянный туалет, куда каждый счастливый обладатель квартиры в высотке местного масштаба имеет возможность и крайнюю необходимость ходить. Иба удобства в домах тех заключаются исключительно (прстт. за каламбур) в центральном паровом отоплении. А всё остальное там - от лукавого. Подробней: в каждой квартирушке есть потайная (то есть для удобства гостей расположенная прямо на входе) "темная комната" - глухая, без окна, полтора на полтора размером. Представляющая собой по сути санузел без коммуникаций. В ней по умолчанию можно наблюдать умывальник с ручным заливом сверху и ведром под раковиной или тазом на табуретке (в зависимости от степени запойности хозяина элитнога жилья), отдельной единицей - помойное ведро (не путать с мусорным) и отдельной же единицей - ведро для ссанья в ночное время, когда туалет хуйнайдешь. Рано поутру в целях гигиены все три ведра выносятся и выливаются хозяевами в выгребную яму.
Герой повествования, водитель совхозного молоковоза и обитатель одной из вышеописанных квартир - дядя Толя, по счастливому схожденью звезд родился в то время, когда людям с его привычками еще дозволялось пить за рулем не тока в стоячих, но и в движущихся авто, чем он и не упускал возможности воспользоваться.
Что отличало дядю Толю от его соратников - так это склонность к нетрадиционно жгучему поведению в состоянии алкогольного счастья.
Как-то, в очередной раз приползши на усталом авто из рейса в областной центр, дядя Толя долго буровил что-то, недовольно и матерно, на крошечной кухонке, и лишь наутро тётя Люда обнаружила, что в поставленной отмокать грязной кастрюле из-под тушеного мяса отсутствует тряпка-судомойка.

Бабье лето наконец-то наступило, вырвав пару теплых дней из лап промозглой осени. Погода стояла расчудесная. Природа только начала переодеваться в красно-золотое убранство, и в эти дни казалось, что лето пошло на новый виток, ловко обманув остальные времена года. В синеву неба можно было всматриваться до бесконечности. Легкий ветер гнал наверху небольшие облачка, те постоянно меняли свои очертания, превращаясь в совершенно невообразимые фигуры. Два человека лежали в окопе и, глядя на небо, неспешно разговаривали.
- Смотри, Палыч, вон-то справа на лошадь похоже! Такая коняга белая, у нас в колхозе есть, ух и резвая, ети ее мать! Как-то убежала, так мы с мужиками ее пол дня ловили, измучились все.
- Да нет там лошади никакой, хоть убей, не вижу! Зато вон - точно башка фашиста в каске, один в один! Видишь?
- Ну у тебя и фантазия, друг! Что-то не различаю ее нигде.
- Да ты слепой просто, вон же, над нами прямо!
- Да ну ее! Палыч, а что ты будешь делать, когда война закончится?

Седой мужчина с загорелым лицом и белой, неровно подрезанной, бородой посмотрел на второго, совсем еще пацана, рыжего, с взлохмаченной копной волос и россыпью веснушек на носу. - А она закончится? Не верю я в это, да боюсь и не увижу уже победы. Война сожрет нас. Три года прошло, вся земля кровью пропиталась, а все мало ей, курве! А я внуков хочу понянчить, совсем ведь чертенята маленькие еще...
- Да ладно тебе, где наша не пропадала! Задавим этих выродков, как пить дать, Палыч, задавим!
- Ты пулемет лучше проверь, давила! А то враг нагрянет, а мы тут с тобой лясы точим.
Рыжий подполз к обложенному дерном оружию, пощелкал затвором и заглянул в ящик, стоящий рядом.