Вспомнил рассказ соседа по даче дяди Гены, ныне пенсионера, а в середине девяностых - машиниста пригородной электрички. На одной из остановок в тамбур первого вагона заходят два нетрезвых молодых человека лет по 18. Заходят не одни, с мопедами. Какое-то время, попивая пиво, галдят, вроде никому особо не мешают. Когда у них закончилось пиво и темы для разговоров, они придумали новое развлечение.
Стали "меряться пиписьками" - завели свои мопеды, газуют, выясняют у кого мотор громче ревет. Полный вагон дыма, немногочисленные в вечерний час пассажиры перешли в соседний вагон. Уже и в кабине у локомотивной бригады стало нечем дышать. Помощник машиниста, парень не намного старше этих "шумахеров", выходит в тамбур.
- Ребят, вы моторы-то заглушите, не одни тут едете...
- А ты чо? Главный что ли нашелся? Твоя работа - нажимать рычаги и объявлять остановки, так что иди и работай, не мешай пацанам отдыхать!
- Я сейчас милицию вызову, пятнадцать суток сидеть будете за хулиганство.

- Иди, хоть три раза вызывай, мы все равно на следующей остановке выходим, эти козлы даже в машину сесть не успеют, а мы на своих "Дельтах" уже в соседней деревне будем, у нас цилиндры по 80 кубов. Слышь как рычат? {далее следует рывок ручки газа и облако едкого дыма
из выхлопной трубы}

Помощник завершил этот неконструктивный диалог и вернулся в кабину, передал разговор машинисту.
- Дядь Ген, там где-то под приборной панелью цепь валялась, может силу применить?
- Офигел? Может им и восемнадцати нет, сейчас невзначай череп проломишь, потом 10 лет строгача получишь. Ты кажется сказал, они на следующей выходить собрались? А на что спорим, не выходить, а выезжать будут, они сейчас свою собственную силу против себя применят.

-Пожалуйста, сюда, господин Хината! - кланяющийся японец, помахивая маленьким хвостиком - результат знаменитой аварии на атомной станции "Фокусима", произошедшей более трёхсот лет назад, пятился задом перед главой концерна "Киёши", - Вот здесь у нас самые последние образцы продукции.

Автоматически распахнулись прозрачные стеклянные двери и господин Хината, окружённый почтительной свитой, остановился на пороге светлого и большого зала без окон. Белые, сияющие чистотой пластиковые стены подсвечивались изнутри, а высокий потолок с эмблемой концерна отражался в начищенном паркете искусственного био-дерева.

В зале ровными рядами стояли женщины. Чёрные, белые, жёлтые, краснокожие, пухленькие, худышки, высоченные, низенькие, брюнетки, блондинки, рыжие, фигуристые и не очень. Совсем молоденькие и в возрасте. На любой, даже самый утончённый вкус. Женщины отличались друг от друга, но тем не менее их объединяла поразительная, редко встречающаяся в природе красота. Замершие перед господином Хината фигуры внешне давали сто очков вперёд любой красавице, которой когда либо посчастливилось ступать по планете Земля.

Разумеется на плоском лице главы "Киёши" не отразилось никаких эмоций, но, судя по слегка расслабившейся спине господин Хината был доволен увиденным. Он зашёл в зал и стал прогуливаться между рядами красавиц. Те никак не реагировали на появление человека.
Сопровождающее лицо семенило сзади господина Хината, стараясь угадать невысказанные вслух вопросы директора.

-- Самые последние достижения роботехники. Выращенная из био-латекса кожа. Температурные датчики, пульс. Нервная система на одноэлектронных сверх проводниках. Головной компьютер обладает способностью подстраиваться под клиента и меняет поведение модели в зависимости от...
-- Подождите, - поднял сухую лапку господин Хината, - я сам попробую.

Довелось мне как-то работать в одном творческом коллективе. И работал у нас один паренек Дима, 25-ти лет от роду, который всеми правдами и неправдами пытался откосить армию. Смею уверить, у него это отлично получалось. Но вот как-то пришел он на работу в подавленном состоянии и поведал, что ему, возможно, не удастся откосить до непризывного возраста, что ему умудрились выдать повестку в военкомат.

В тот день у нас на офисе образовался ПОВОД по причине днюхи нашего Босса. К обеду сформировался приличный стол со всеми яствами и горячительными напитками и понеслась... тосты, шутки, разговоры. В общем, Дима, по причине слабости организма, накидался в хлам и уснул в уголке офиса на кресле. Все наши попытки как-то растолкать его, ни к чему не привели. Тогда я и наш шеф, начали обсуждать Димкину новость о военкомате, а так как мы люди служивые, в прошлом офицеры, решили устроить шутку юмора.

Я взял телефон и позвонил своему старому товарищу, бывшему сослуживцу, который дослужился до звания полковник и был на тот момент командиром учебной части. Около 22:00 мы с шефом перенесли Димкино бездыханное тело в машину и отвезли его в воинскую часть. Затем переодели его в солдатское белье, уложили спать в казарме, сложили на табурет обмундирование и продолжили "банкет" в сауне на территории части.

Тиканье настенных часов напоминают стук сердца, нашпигованного адреналином. Торопливо и громко. Цепочка с гирькой соскакивает на пару звеньев, и тут же начинается звон. Бдзынь, бдзынь, бдзынь...устало и нехотя. Шесть, семь, бдзынь...девять, десять, одиннадцать. Наконец, бой заканчивается, часы устало вздыхают и продолжают обречённо тикать, размахивая маятником.
- Чёрт, они меня постоянно пугают, - говорит Марта. Видно, как дрожит ложка в её руке. - Кому добавки?
Сын Олег, двенадцатилетний оболтус с непослушной причёской и веснушками на носу, тянет руку. Марта кладёт ему в тарелку пару ложек каши и смотрит на мужа, который ест, уставившись в тарелку.
- Паша, будешь ещё? Тут осталось немного.
- Нет, я наелся. Спасибо, - отвечает тот, не поднимая головы.
- Паша, что-то случилось?
- Да нет, устал просто. Весь день по городу шастали.
- С кем ты ездил?

- С Серёгой и Максимом. Тремя машинами. Я в гараже всё оставил, ещё не разбирал. Кстати, подарки вам привёз.
- И мне? - спросил Олег. Есть ему сразу перехотелось. Какая каша, если в гараже подарки?
- Конечно. Тебе в первую очередь.
Отец потрепал сыну кудри, положил ложку и посмотрел на жену.
- И тебе привёз.
- Па, а что мне? - Стало понятно, что до завтра ждать не получится.
- Сынок, дай отцу поесть, - сказала Марта, всё ещё выскребая остатки каши.
- Да я наелся. Спасибо, любимая. Ужин, как всегда, пальчики оближешь.
- Ага, каша с тушенкой - моё фирменное блюдо.
- Не важно. Сынок, - обратился Павел к Олегу, - как день прошёл?
- Да ничего, с Артёмом на речку бегали, купались. Да, пап, мы гнездо нашли. На углу Вишнёвой и Сомовской. Жёлтый дом такой. Мы не подходили - там мух столько - ужас. Да и страшно было.
- Отлично, покажешь завтра?
- Конечно. Пап, а чего они днём спят?
- И слава богу. Пусть себе спят.
- Пап, а что ты привёз? - не унимался сын.

Шел дождь. Неторопливый и теплый. Прыгать бы по лужам, радоваться бы. Но сегодня Лида была самой несчастной восьмилетней девочкой. Кто-то украл её чемодан. Большой, желтый, крепкий чемодан, в котором она жила. Теперь она навсегда останется с бабушкой в холодном, пустом доме на самом краю города и мира.
- Дура ты, - ругалась бабушка. - Такой чемодан просрала. Кожаный, чешский, с колесиками, еще для папки твоего купленный, когда ему всего три было. Он в нём до двенадцати жил. А ты...
Лиде и самой плохо. Стояла, плакала. Страшно ей с бабушкой оставаться. Папка говорит, что она коммунистка, а это что-то вроде живого мертвеца. Живого мертвеца она видела в фильме, которой она смотрела, когда дома никого не было. Он был ужасным до мучительного желания сбегать пописать. Бабушка и внешне на мертвеца была похоже, а если еще и папа говорит...
- Где хоть ты его оставила? - грозно нависла над ней бабушка
- Во дворе, - еле сдерживаясь, чтобы не зареветь, прошептала она. - Я мальчикам показывала свой дом.
- Опять со шпаной игралась? - закричала бабушка и больно впилась мертвыми своими пальцами ей в плечо.
- С Маратиком, - не выдержала Лида и заревела во весь голос.

- Бандит твой Маратик, - страшным голосом закричала бабушка. - Черешню все оборвал и чемодан увел.
Легко, словно игрушку, она отбросила Лиду на кровать. Замерла, зло прищурившись, покачала головой и, процедив сквозь зубы "поищу", исчезла. Лида осталась одна. Сначала она безостановочно плакала, но потом устала и молча, уставившись в окно, наблюдая за тем, как капли чертят на стекле дорожки. У папы хорошо, там большой телевизор, мягкий ковер и целых четыре места, куда можно положить чемодан, чтобы он никому не мешал. У мамы тоже было неплохо, но жить у неё можно было только на балконе, все остальное место забил железяками её новый муж. Хотя к папе добираться было дольше. Лида пряталась в чемодан, который бабушка ставила на тачку. Потом тачку надо было спустить с шестого этажа, если работает лифт - это только двенадцать ступенек. Иначе - очень много. Лида даже не пыталась их сосчитать. Потом надо дотянуть тачку до маршрутки. А дальше еще полтора часа ехать. На остановке обычно ждал папа, он забирал чемодан и нес его в руке. И если в автобусе в чемодане можно было хотя бы почитать или поиграть в куклы, то в папиных руках страшно штормило. Но все равно жить у папы Лиде нравилось.
Бабушка пришла через полчаса: злая-злая, еще злее, чем раньше, и без чемодана.

Альбина уезжала из Красноярска домой, к себе в Абакан, в самых расстроенных чувствах. Здесь она учится в универе, а сейчас отдыхает, и приезжала в Красноярск "оттянуться" на День города вместе со своим бой-френдом. А уезжала вот одна. Стасик, этот подонок, повелся на Эллку с биологического, и исчез с ней за сутки до отъезда. Конечно, Альбина могла бы его поискать и найти (наколку ей дали), и дать ему по роже, а этой плюгавой ботаничке выдрать ее жидкие космы. Но Альбина же гордая! И свалила домой одна.
Поезд ее был вечером. Подружки Альбину проводили, успокоили как могли. Да она и так была спокойна. Подумаешь, Стасик! Да захочет, у нее будет десяток таких стасиков. У Альбины вон и с фигурой все в порядке, и симпатишная-то она, и неглупая. А если и глупая, то ровно настолько, сколько полагается блондинке. Короче, пшел он!
На перроне Альбина еще попила коктейлей с провожающими ее однокурсницами Танькой и Гульмиркой, расцеловалась на прощание и поднялась в свой вагон. Нашла купе, в котором ей предстояло пилить до дому ночь и еще часть дня, и оказалась в нем одна. Вообще этот поезд, "Красноярск-Абакан", странный такой, в нем всего шесть вагонов, и они часто, как вот в тот день, бывают полупустыми.
Когда поезд набрал ход и вытянулся за город, Альбина пошла в туалет. И увидела, что кроме ее купе еще три были пустыми! По соседству с Альбиной также обосновался всего один пассажир. И она, когда проходила мимо, посмотрела на него (дверь купе была открыта). Это был немолодой уже дядечка, Альбина ему, наверное, сгодилась бы в дочери. Но такой симпатичный, что какое там в дочери... Густые, темно-русые, чуть тронутые сединой волосы, теплые ореховые глаза, ямочка на подбородке, немного самоуверенная улыбка, мускулистые руки, выпуклые грудные мышцы - он сидел в футболке. Ой, ой, влюбчивая Альбина тут же пропала!

Я вчера был в стоматологии, я обожаю это место.

Большинство людей не очень любят стоматологию. Вот скажем, моя знакомая, Лена, шарахается от стоматологических кабинетов, как от чумного барака. У нее буквально истерики начинаются при слове "бормашина", она верит, что это самое удачное изобретение Сатаны. Я всегда говорю ей:

- Лена, где логика? Ты любишь кондитерские магазины, и ненавидишь стоматологию, должно быть совсем наоборот. В кондитерской тебе делают полчаса хорошо, чтобы потом долго-долго болели зубки, а в стоматологии тебе полчаса делают бобо, чтобы потом было хорошо.

Вы сами, конечно, догадываетесь, что аргументы такого уровня женщинами признаются как недействительные, у них есть железный контраргумент:

- Ну, ты сравнишь тоже!

И все, вы проиграли в споре, такая реплика - как флеш-рояль.

Почти все, кого я знаю, боятся стоматологов, это нелогично, но это правда. Я устал предупреждать людей о коварстве кондитеров, никто не верит, что стоматологи несут в мир добро, а кондитеры - зло.

А вот я люблю стоматологию, там есть добрая девушка Нина, она мне приветливо улыбается, когда я прихожу. Я познакомился с ней, когда пришел лечить дырку в зубе. Вы бы слышали, с какой нежностью в голосе она произносит: "Сейчас будет немножко больно!" Я сразу понял, какая она замечательная девушка. Я теперь хожу лечить зубы только к ней. Она очень ценит наше общение, буквально в рот мне заглядывает. Лечить мои зубы - наше с ней общее хобби, Нина в глубине души садистка, а я мазохист.

По собственным ощущениям Алексея, автомобильная пробка - самое неблагоприятное с психологической точки зрения место на Земле. Из соседних автомобилей тебя разглядывают чужие дети и жены, зажатый со всех сторон в металлической коробке и ежесекундное ощущение упущенного времени. А самое неприятное, это осознание собственного одиночества. В длинном ряду стоящих машин растворяется спасительная суета, отвлекающая от предстоящего вечера в пустой квартире.
Через двадцать минут простоя водители стали глушить двигатели и выходить из машин. Алексей перебрал эфир радиостанций, затем выключил магнитолу, посмотрел на часы и обреченно закрыл глаза. Он безнадежно опаздывал на встречу с заказчиком. "Форс-мажор" - Алексей невесело усмехнулся. "Вот бы случилось так" - подумал он - "Я проезжаю поворот направо, а там, прямо под светофором сидит на бордюре молодая девчонка и плачет. У меня звонит телефон, но я не отвечаю, а паркуюсь. Выхожу из машины и сажусь рядом с ней. "Как дела?" спрашиваю я у нее. Она смотрит на меня, все лицо в разводах потекшей туши и говорит - "Тебе чё надо?". Я говорю - "Да просто так, смотрю, ревешь, может помочь?" и протягиваю визитку - "Я просто замороченный программер с неустроенной личной жизнью, голодным котом в однокомнатной квартире, но с хорошей зарплатой!". Она улыбается, вытирая слезы бумажной салфеткой - "Как все сложно!". "Поехали, я тебя кофе отпаивать буду" - говорю я. "Вроде, на психа ты не похож!" - отвечает она. Мы садимся в машину и едем в ближайшее кафе. Там она рассказывает о своем бывшем, музыканте местной рок-группы с труднопроизносимым названием, про "вообще завал" по матанализу. Я рассказываю про своего кота, она смеется и мы сидим так до закрытия кафе. Потом я отвожу ее домой, заезжаю на следующий день и потом и еще. Через неделю мы едем ко мне. Перед этим я убираю все носки с пола и из под дивана в стирку, сгребаю диски, записки и прочий мусор со стола в черный мусорный пакет и выношу его на балкон. Она играет с моим облезлым котом, обнаруживая в этом диком существе доселе скрывавшуюся ласку и способность урчать, как мотоцикл. Мы смотрим кино, развалившись на диване. Потом.."
Раздраженный сигнал автомобиля позади вторгается в мечты, Алексей заводит машину и проезжает несколько метров вперед. Потихоньку пробка рассасывается. Уже на повороте начинает звонить телефон, Алексей достает его и вдруг видит девушку, сидящую на бордюре. Телефон звонит, на экране "Приемная" - заказчик. Он проезжает поворот, косясь в зеркало заднего вида на девушку и отвечает на звонок. "Ждите ответа" - раздается голос секретарши. "Скорее!" - нервничает Алексей, снижая скорость. Со всех сторон начинают сигналить и обгонять, резко подрезая его машину. "К сожалению, вынуждена сообщить, что сегодняшняя встреча откладывается по причине.." - он не дослушивает официальное бормотание секретарши, отбрасывает трубку на соседнее сиденье и разворачивается через двойную сплошную.

-Ты должен нас пропустить,- сурово говорит ангел, направив в мою сторону пылающий меч.- Наши цели святые, и никто не смеет стоять у нас на дороге.
-Как же, никто? А я?
Ангел пытается заглянуть мне в душу, но эта попытка заранее обречена на провал. Не ему со мной тягаться. Я спокойно встречаю его взгляд и даже улыбаюсь.
-Ты должен понимать, что мы всё равно пройдём,- говорит ангел.- Рано или поздно.
-Но не сегодня,- возражаю я.
-Нас не остановить,- упрямо гнёт своё ангел.- Мы несём всем мир, любовь и истинные ценности.
-А демократию вы, случайно, не несёте?- смеюсь я в ответ.
Ангел хмурится, за его спиной хмурится всё святое воинство.
-Можешь кривляться,- сурово говорит мне ангел,- но тебе не выстоять против нашего священного гнева. Мы пройдём через Ступицу во все семьдесят миров, и распространим повсюду Слово Правды. Что ты можешь нам противопоставить?
-Вот это,- со смехом отвечаю я, и за моей спиной поднимаются в полный рост все грехи мира. Тьма, извлечённая со дна человеческих душ, наполняет силой мой чёрный зазубренный клинок. Неверие служит мне щитом.
-Не надо меня недооценивать,- говорю я ангелу.
Но он, конечно, не меняет своего решения и даёт сигнал к атаке. Силы Света славятся своим упорством и фатализмом. Они безнадёжны. Самые жалкие из моих противников.

Эльф приветливо улыбается мне и машет рукой. Он выглядит слишком юным, хрупким и беззащитным, зелёные обтягивающие одежды подчёркивают нечеловеческую стройность и болезненную красоту его тела. Но этого эльфа не следует недооценивать. Ему уже перевалило за шестую сотню лет, и я помню его ещё по прошлым военным кампаниям... когда же это было? Четыреста, триста и двести двадцать лет назад? Всё никак не угомонятся.
-Может, обойдёмся в этот раз без насилия?- спрашивает эльф.- Просто пропусти нас. Мы не желаем никому вреда.
-Вот как? А чего же вы желаете?
Эльф широко разводит руками, и за его спиной расцветает радуга из живых бабочек.
-Мы несём мир, любовь и простые ценности,- снова улыбается он.- Разве это так сложно понять?
-Да что ж тут непонятного,- хмыкаю я.- Да только без насилия в этот раз не получится. Я вас не пропущу. Возвращайтесь в свои леса.
Эльф печально качает головой. Протягивает руку к ближайшему кусту, и тот сам вкладывает ему в ладонь длинную ветку, мгновенно превращающуюся в изящный, обманчиво тонкий лук. Зелёное воинство выступает из-за деревьев, где секунду назад, казалось, никого не было. Мне в грудь нацелены тысячи стрел.
-Меня этим не проймёшь,- улыбаюсь я, и моя улыбка совсем не похожа на эльфийскую.
Я чувствую, что стрелы наполнены магией Леса. В кустах таятся дикие звери, одурманенные магией Жизни. Магия Земли и магия Родников незаметно подтачивают почву у меня под ногами, чтобы в нужный момент расколоть её глубоким оврагом и похоронить меня в нём. Эльфы выглядят несерьёзно, но их намерения - серьёзнее некуда.

- Не ипи мне мосх, - сказал он и медленно вытянул стакан самогона, - И ваще чё ты завелась?
- Как это "че я завелась"? Ты понимаешь, о чем я тебе говорю? - она стояла над ним как высший судия, а в качестве дамоклова меча выступала чугунная сковородка, с остатками яичницы, в ее руке, - Ты вообще охамел!
- Охуел, - поправил ее он, задумчиво жуя квашеную капусту
- А! - торжествующее заорала она, - Ты еще мне и суфлером будешь?
- Я вафлером ни когда не буду, - сказал он и налил очередной стакан, - Кстати, тестяра офигенный сэм гонит, будешь мамаше своей ипанутой звонить - поблагодари.
- Сука, - зло выдохнула она и запустила сковородку в раковину, - Мой-стирай сам, скотина!!!
- Хуй себе сосать тоже самому? - явно он издавался
- Да-а-а!!! - она вышла с кухни, хлопнув дверью. Сильно.
- Ну и хуй с тобой, дурная баба, - стакан самогона тускло мерцал в полутьме кухни.
Пахло кислой капустой и дурным табаком марки "Прима". Опрокинув стакан сэма в себя, он яростно начал чесать яйца, не то что бы сильно чесалось, а просто Она всегда ругалась, когда он чесал яйца. Назло ей, короче.
Пальцами он вытащил из банки шпротину и начал ее жевать, а жирные пальцы вытер о майку, которая когда-то была белой. Закурил и закашлялся. Встал и, пошатываясь, побрел внутрь квартиры.
- Прекрати курить в комнатах, сволочь! - заслышав его шаги, заорала она из спальни.
- На хуй пошла, дуррра, - беззлобно парировал он, продолжая курить
- Что ты сказал? - она вылетела в зал словно фурия - Ну-ка повтори!
- Я сказал: а не пройти ли бы тебе на мой половой орган - он смачно рыгнул и вытер рукой губы - Поняла?
- Ну и сволочь же ты - она села на кресло
- Сволочь или нет, это без разницы - он подошел к ней и погладил ее по волосам.
- В рот возьмешь? - она дернулась, но он твердо удержал ее за волосы - Давай сука! Соси!

***
Они лежали на постели. Вымотанные и опустошенные бурным сексом. Он потянулся и с тумбочки взял бокал с вином.
- Маш, а где сигареты?
- Тут - она взяла со своей тумбочки "Давыдофф"
Он закурил, задумчиво посмотрел на нее и сказал:
- Машуня, надо с ролевыми играми или заканчивать или переключаться на что-то другое.
- Почему? Мне нравится - она потянулась как довольная кошка
- А мне самогон понравился....

© БеSпалева

Мой отец родился в сороковом году. Видно это был хороший год, потому, что многие родители моих друзей родились именно в сороковом. И наверно им действительно повезло, ведь страшные годы войны они прожили в детском неведении. Да, были голодные, послевоенные годы, но родительская любовь и забота великая защита от многих бед.
Потом отец вырос. И была служба на Северном флоте. Четыре с половиной года фельдшером на базе АПЛ. И моя мама, которую он любил всю жизнь и которая подарила ему нас, трех братьев, таких же однолюбов как и он. И был Дом, построенный своими руками, где мы собираемся по выходным до сих пор, и яблони им посаженные, в тени которых резвились его внуки. И был Первый медицинский институт имени Сеченова.
Нет, ни я, ни братья врачами не стали. Медицина, это удел избранных. Но глядя на папу, я понял, что такое счастье в профессии. Многие ли могут похвастаться, что довольны тем, чем занимаются? Не в денежном выражении, конечно. А я видел, как сиял отец после успешной операции, и как переживал неудачи. И видел глаза людей, которых папа вернул с "того света", чьих детей спас, кому не дал стать калекой. Они были частыми гостями у нас дома. Многие приносили деньги, но папа принимал в дар лишь дружбу, и иногда коньяк. Мы ругали его, говорили, что деньги до операции это взятка, а после благодарность, но убедить в этом так и не смогли. Кто знает, может и поэтому, мы выросли порядочными людьми.
А еще я понял, что наверно только труд учителя может сравниться с профессией врача. Ошибки и того и другого - катастрофичны, а ответственность - огромна. Папин коллега рассказывал, как операционная сестра ворчала, - "Это всего лишь аппендицит, разрезали побольше и все. А вы, Владимир Борисович, через крохотный прокол, ковырялись столько времени". Я спросил, чего мол, не разрезал то? Отец ответил, что оперировал действительно обыкновенный аппендицит, простая операция. Но на столе лежала молодая девчонка, - "И как ей на пляже раздеваться, если я ей шрам во весь живот оставлю? Мне - лишний час у операционного стола, а ей на всю жизнь". И так сорок пять лет.

Сенатор Сатоп оглядел аудиторию. Бегло, но внимательно, заглянув каждому в глаза, оценив общее настроение собрания. Скорее всего, его поддержат. Если не получится сейчас, он будет стучаться снова и снова, пока не добьётся своего. Сенатор молчал, дожидаясь, пока собравшиеся утихнут. Вот Флавк, наконец-то, прокашлялся и в полной тишине зазвучал голос Сатопа.
- Уважаемое собрание. Прошу вашего внимания и понимания. Вопрос, который я сейчас подниму, потребует всего одного из двух ответов - да или нет. Но это будет очень сложный выбор. Прежде, чем решить, нам придётся рассмотреть проблему со всех точек - логической, моральной, этической, религиозной, экономической. Взвесить все риски и убедиться в рациональности того или иного выбора. Поэтому прошу отнестись крайне серьёзно и взвешенно. Вы все знаете, что наши разведывательные корабли обнаружили в паре световых лет от нашего местоположения звезду с обширной планетарной системой. И на одной из планет существует разумная жизнь. Разумная настолько, что они имеют выход в космос, орбита планеты просто усеяна искусственными спутниками и даже возможны межпланетные, а, возможно, и межзвёздные перелёты. Думаю, стоит провести небольшой экскурс в историю. В нашу историю. История - наука сухая и скучная. И мало кто интересуется прошлым. Но без этих знаний нельзя вершить будущее. История - это ошибки, на которых мы учимся. Поднимите руки, кто знает, сколько лет нашему городу.
- Четырнадцать тысяч... - робко предположил судья Сцилл. - Приблизительно.
- Шестнадцать. Шестнадцать тысяч лет. Восемьсот поколений. А кто знает, почему год - это триста шестьдесят пять дней, а день - двадцать четыре часа, а час... ну хотя бы это?
Зал молчал.

Мы нашли эту смотровую площадку в первый день нашего знакомства, и каждый вечер приходим сюда и сидим, наслаждаясь молчанием. Город лежит, как на ладони, простираясь до самого горизонта, расчерченный прямыми линиями дорог. Дома кажутся игрушечными, как на панорамном макете. Солнца не видно за пеленой, но можно последить его движение по тому, как меняется освещение неба. Светило ложится спать, на прощание украшая горизонт малиновым сиянием.
Её зовут Ольга, у неё волосы цвета спелой пшеницы, бирюзовые глаза, милый носик и губы, которые хочется поцеловать. Наверное, я влюблён. Я никогда раньше не любил, поэтому мне сложно определить то чувство, которое появилось во мне после нашей встречи. Хочется верить, что это любовь. Мы сидим, взявшись за руки, и любуюмся малиновым закатом.
Свечение горизонта становится всё приглушённее, цвет неба более насыщенным - это последние вздохи заката. Через несколько минут темнота упадёт на город, скрыв под собой геометрию кварталов. И где-то за дымкой, скрывающей небо, появятся звёзды. Иногда мне кажется, что я вижу их, сложившиеся в созвездия и просто рассыпанные по всему небосводу.
- Вон там сейчас должно быть созвездие Стрельца, - я указываю пальцем, обозначая звёзды, из которого оно состоит. - Оно сейчас над самым горизонтом, а левее - Козерог. А там, выше - Пегас.
Рисую в воздухе силуэты созвездий.
- Откуда ты всё знаешь?
- Я читаю. Очень много читаю. Даже здесь. У меня большая библиотека.
- Как интересно. А я никогда не видела звёзд. Какие они?
- Не знаю. Думаю, что очень красивые.

Ольга смотрит прямо в глаза, не отводя взгляд, будто пытается прочесть мои мысли.
- Сейчас совсем стемнеет. Нам пора идти.
Ночь надвигается быстро, бесцеремонно захватывая оставленные Солнцем территории.
Мы выходим на аллею и идём по гравиевой дорожке вниз, к городу, почти в полной темноте.

Новый сосед недавно в наш подъезд заселился. С виду мужик такой нормальный, да и по годам вроде как наш с Витьком сверстник, сороковник ему, не больше. Ну, мы с Витьком обрадовались - третьим будет! А то на нашем этаже из нормальных мужиков я да Витек. Этажом ниже из мужиков только два пенсионера живут, один хромой, другой совсем больной.
Этажом выше какой-то интеллигент паршивый, потом крутой барыга - на кривой козе не подъедешь. Да, еще офицер, целый полковник, которого мы и видели-то всего пару раз. А кто выше - мы уже и не интересовались, далеко очень. Так что мучались мы до этого только вдвоем с Витьком. Уже надоели друг другу хуже горькой редьки.
Так что обрадовались мы новому соседу как родному. Даже помогли ему вещи из машины перенести в его шестую квартиру. Хотя он и не просил.
- Ну, чего, - говорю ему. - Давай знакомиться, сосед. Я - Федян. А это Витек. А тебя как дразнют?
- Я, - говорит он, - Дмитрий Сергеевич.
- Да ладно тебе, - скалится Витек. - Какой там еще Дмитрий Сергеевич? Будешь у нас Митюшка.
- Ага! - добавляю я радостно. - Митюшка... хрен тебе в ушко! Ну, ну, не обижайся, это же шутка юмора такая. Хошь, и ты пошути надо мной, вот мы и скорешимся.
- Дак чего, спрыснуть надо твое новоселье, Митюшка, - намекает ему Федян.

- Вы извините, господа, - говорит этот Митюшка Сергеевич. - Я не употребляю. Но если хотите, пойдемте ко мне, я вам свежего чаю заварю.
- Чего? Чаю?! - обиделся Витек. - Мы к тебе как к человеку. А ты? Сам цеди этот свой чай!
- Да, - вторю я ему. - Мы-то думали, ты мужик. А ты? Ну его, Федян, пошли.
Пошли мы с Федяном, взяли полбанки, раздавили в нашем скверике.
- Не, не мужик наш сосед, - сокрушается Федян. - Скажи, Витек?
- Точно, - соглашаюсь я. - Так, недоразумение какое-то. Да и хрен с ним, с этим Митюшкой. Нам ведь и вдвоем с тобой хорошо. Так же, Федян?

Индейское племя хоронит курьера. Или как они там называются? Гонца. Скорохода. Того, кто передаёт сообщения. Его укладывают в лодку, рядом помещают всевозможные необходимые предметы: немного продуктов, запасную одежду, лук со стрелами и т.п. За всей этой церемонией, скрестив руки на груди, наблюдает со стороны немолодой исследователь-европеец. Он мрачен и думает о чём-то своём. Вид похорон навевает на него тоскливые мысли, потому что не так давно у него умерла жена.

К исследователю подходит старый вождь племени и становится рядом в торжественном молчании. Он знает, что исследователь будет задавать вопросы - такова его работа.

Действительно, исследователь замечает, что на грудь покойному кладут его курьерскую сумку с хитрой вышивкой, и многие члены племени, подходя, опускают в сумку что-то вроде переплетённых бус. Он спрашивает вождя, что это означает, и вождь охотно разъясняет, что это - письма родным. У всех есть на том свете (в Стране Вечной Охоты, надо полагать) родные и близкие, связь с которыми, прямо скажем, затруднена. А тут такая оказия, новый покойник, можно отправить с ним посылочку.

- Тем более, добавляет вождь, - Быстрые Ноги при жизни был лучшим из гонцов, он всегда доставлял почту по адресу. Значит, и на этот раз не подведёт. Я тоже отправлю послание своим отцу и матери. - Он показывает исследователю сложно увязанную нить, на которой плотно нанизаны разноцветные сушёные ягоды. - Другие племена используют узелки, мы тоже так иногда делаем, но вообще у нас принято собирать письма из ягод. Их потом кладут в чай, и такое письмо, помимо обычного смысла, несёт в себе знак дружеского расположения.

Он обводит пальцем узор на своей одежде, а потом указывает на письмо.
- Видишь вот эти повторяющиеся знаки? Если наклонить голову и посмотреть сбоку, они напоминают улыбку. Две зелёные ягоды и одна красная означают то же самое. Этот узор не несёт смысловой нагрузки, он означает просто общие добрые пожелания. Я любил своих родителей, они тоже любили меня, и думаю, им будет приятно получить от меня такую весточку.

Кастинг на роль нового продавца я проводил недолго. Довольно быстро нашлась смышленая девочка-скрипачка. Мечта всей ее жизни была исключительно убогой - эмигрировать в Австралию. Для этой цели она собиралась накопить круглую сумму денег - для подачи документов на эмиграцию, на эмиграционного адвоката и чтобы устроиться на новом месте. Я считал, что палатка не лучшее место для зарабатывания денег, но разубеждать ее не стал - продавец был нужен срочно. К тому же, мне понравилась ее целеустремленность. Итак, она целеустремилась в торговлю, а я целеустремился в жизнь.

Буквально через несколько дней я познакомился со сногсшибательно красивой девушкой. Ее подцепил в так называемом арт-кафе один из моих многочисленных приятелей.

- Ты бы ее видел, - рассказывал он, причмокивая губами, - конфетка, а не девочка.

Мы встретились втроем. И я сразу понял, что абсолютно согласен с этим незатейливым определением. Света была конфеткой невысокого роста, с длинными прямыми волосами и глазами, подведенными синей тушью. Красива она был той особой кукольной красотой, которая свойственна лишь некоторым миниатюрным девушкам. Такие умеют завести мужчину, свести его с ума, и активно этим пользуются. Впоследствии большинство из этих дюймовочек обычно превращаются в маленьких некрасивых женщин, претерпевая странную, почти мистическую, метаморфозу. Постаревшая кукла выглядит уродом. Но в юности (а ей было всего семнадцать) они поистине прекрасны.

Мы отправились в то самое арт-кафе, где они познакомились. Со стороны приятеля было весьма опрометчиво взять меня с собой. Хотя я никогда не замечаю девушек своих друзей, она вовсе не была его девушкой. У них еще ничего не произошло. По сути, это было их первое свидание. Поэтому Света была вольна в своем выборе. Впрочем, я не настаивал... Она сама попросила у меня телефон, когда приятель отошел в туалет, а затем позвонила тем же вечером и спросила, не хочу ли я приехать к ней в гости. Я замялся. Предложение было слишком неожиданным. К тому же, я собирался завтра утром встречаться с Дашей. Но ломаться я не стал, раздумывал секунд десять, а затем рванул на Третьяковскую.

Случилась эта история в разгар кризиса 98-го. Жуткие времена, кто был всем, тот частенько становился ничем. Мой приятель Максим, который тоже сначала был всем, сразу стал ничем, зато на сегодняшний день он опять стал всем да еще и с половиной...
А в те дни его бизнес практически рухнул, пришлось Максу продавать все свое имущество - нужно было безжалостно расстаться с многочисленными шелками, чтобы рассчитаться хотя бы с некоторыми долгами. Даже московская квартира и дом в Барвихе были выставлены на торги.
Самое печальное то, что наш банкрот был безнадежно влюблен в американку и задумал жениться, но какая уж тут женитьба, если нужно все продать, чтобы хватило только на долги для самых нетерпеливых бандитов...
Любимую невесту Максим не тревожил денежными проблемами боясь вспугнуть. Зачем американке выходить замуж за русского голодранца...? День прошел, а завтра будь что будет.
И вот наступил новый дефолт семейного значения - невеста объявила, что ее родители с теткой и кузинами, завтра прилетают в Москву, чтобы познакомиться с будущем зятем и в узком семейном кругу отметить их помолвку.
Но самое главное, что американские предки - аристократы и по совместительству владельцы большой продюсерской компании, пожелали, чтобы на торжестве непременно играл хороший скрипичный квартет, ведь это такой волнующий момент - помолвка единственной любимой дочери.
Макс был в ужасе. Мало того что его любимая не сирота и нужно кроме заокеанских родителей, кормить еще целую ораву избалованных теть и кузин, тут и так дешевое пойло приходится переливать в дорогие бутылки и на тебе, удар под дых - скрипичный квартет да еще и хороший...
Наступил судный день и на лужайке почти проданного дома, началось семейное торжество.
Пару столиков, легкие закуски, свечи, туда-сюда снует расторопный официант (он же родной брат жениха...). Но что это? На краю лужайки стоит белый шатер без окон и дверей, а из шатра доносятся нежные и волнующие звуки Вивальди, Моцарта и Гайдна...

Пробка была основательной, беспросветной, многочасовой и многокилометровой.
- По ходу дела встряли, - закуривая, произнес водила, заглушил мотор и повернулся ко мне, - сильно торопишься?
Я неопределенно пожал плечами.
- Это правильно, - как-то по-своему истолковал мой жест таксист, - пробка дело такое, нервничай, не нервничай, быстрее не будет. Только дров наломаешь. Так что лучше расслабиться и поговорить о чем ни то.
Похоже, это был тот тип бомбил, которые с удовольствием готовы трепаться часами, лишь бы были свободные уши. Впрочем, в сложившейся ситуации это не слишком уж и раздражало. По крайней мере, пока.
- Так кем, ты говоришь, работаешь? - спросил он, хотя я ничего такого не говорил.
- Ну... можно сказать, что писателем, - совершенно не подумав, ляпнул я в ответ. Люблю, знаете ли, вешать лапшу малознакомым людям.
- Ишь ты! Никогда еще людей искусства не возил, - тон у таксиста был такой, что я, профессиональный врун, смутился, почувствовав себя самозванцем, - А про что пишешь? Детективы, романы или как?
- Ну, - замялся я, - Все понемножку... Народное творчество, триллер...
Кто меня за язык тянул? Хорошо хоть краснеть не умею.
- О, триллер! - еще больше оживился водила, - Слушай, я тут тебе могу парочку интересных историй подкинуть, если хочешь. Совершенно бесплатно.
И, не дожидаясь моего согласия, начал рассказывать:

Я ж, когда еще СССР не развалили, тоже таксистом работал. У меня стаж ого-го.
Так вот, работал у нас в пятом таксопарке водила один. Имя у него было еще старое такое. Редкое. Харитон. Сейчас разве что в глухих деревнях такое найти можно. Ну, его мужики быстро в Баритон переделали. А потом сократили до Барри. Типа Алибасов. Ну да он не обижался. У нас в таксопарке каких только кликух не было.
А когда этот мудило Горбач затеял свою долбаную перестройку, у нас каждый стал крутиться, как мог. А у таксаря-то выбор невелик. Кто посмелее водярой да блядями занялись. Или еще какой нелегалкой. А кто в это соваться не захотел, просто бомбил мимо кассы сверхурочку.
И вот как-то раз Барри вот так бомбил потихоньку ночью. Подобрал одного мужичка. Тот ему называет адрес, Скуратовская площадь. Барри глазками похлопал и подвис. Города-то всего не знает. К тому времени таксорил чуть больше года.
- А дорогу, - говорит, - знаешь?

Алея Славы. Вечный огонь у памятника Неизвестному матросу
Утро 7:00
-Ты пидрила, Колян! Ты пидрила! Ты зачем голубя спалил? Ты его спаймал? Или ты куплял его?
- Да чо ты? Сам же сказал в дырку совать и крутить. Чахлый оказался, сразу загорелся
- Ты пидрила Колян!
Беседа продолжалась уже полчаса. Отведя взгляд от голосистых бомжей я уставился на Санька.
- Вставай, даун, рассвело уже, приют нужен - пнув друга в живот, я встал со скамейки и потянулся. Что-то хрустнуло. Хотелось пить. Курить и любить.
- Пхпепхаххил, блять - зашелся в кашле Санек.
- Поехали ко мне, говорю - дружок выхаркнул на асфальт бациллу размером с мандарин и придавил ее носком пыльного ботинка.
- Поехали, возьмем еще и поедем, Верка дома? - поеживаясь спросил я
- Сестру не ебать - очищая листьями обувь строго предупредил Санек.
Эту ночь мы начали в пивном баре "Аленький Цветочек", который находился в живописном тупике с колоритными двориками. Бар содержал одноногий афганец-параноик, поэтому и атмосфера была соответствующая. Летняя площадка как всегда была забита до отказа, ну еще бы, здесь было самое дешевое пиво в городе. Дешевле искать было просто стыдно. Плюс недорогое меню и куча рыбы, которая шла прицепом к пивчаге. Непонятно за счет чего этот кабак держался на плаву. Наверное они торговали детскими почками или еще какими-нибудь гаджетами. Туалет в баре был один, и неудивительно, что называли его не иначе как Мавзолей. Это было настоящее испытание силы воли, выстоять в длиннющей очереди и не обоссаться редко кому удавалось. Я так и ни разу не прошел этот экзамен, который по своей жестокости не уступает получению Крапового Берета, и срывался в ближайшую подворотню, к таким же слабакам. Заказывать спиртное и продукты приходилось сразу на весь вечер, официантки были гордые и два раза не подходили. Поэтому все столы были завалены пивом и нехитрыми яствами и выглядели впечатляюще со стороны. Учитывая, что пространство между столами небольшим, то внешне эта вся конструкция напоминала огромный, размером с теннисный корт, столище, заваленный полупустой стеклотарой и постоянно снующими подпитышами. Эдакий алкозакусочный райский тетрис для мудаков.
Скромно расположившись в углу у заборчика, заказав по десять пива и пожрать, мы с Саньком стали шерстить глазами коллектив на предмет любви. Сегодня явно был не наш день. В основном все посадочные места были заняты мужчинами-менеджерами, щедро, как на пасху, отмечающих пятницу, да пара десятков наглухо оскатиневшихся упырей из местных жителей, внешне напоминающих пришельцев из кинофильма "Район ?9". Женские организмы были явно не по нашу сторону баррикад - либо боевые подруги героев офиса, либо затянутые в махровые халаты самки аборигенов, со знанием дела контролировавшие мужей. Одинокая официантка тоже была не в счет, еще вовсю светило теплое майское солнце, а она уже не понимала что происходит и ошибочно оформляла заказы. Вокруг заведения шумно носились дети, но сегодня нам было не до них.

Со щемящей сердце ностальгией признаюсь, что наше семейство отличалось патологическим раздолбайством. Нет, нет, не подумайте плохого, все были одеты, обуты и накормлены, но вот, например, факт: при переезде в другую квартиру мы умудрились потерять пианино. То есть, выезжали - было, приехали - нет. У меня есть, конечно, подозрение, что пользуясь неразберихой при погрузке, кто-то из родственников под шумок просто толкнул пианино соседям. До сих пор не знаю, кто именно оказался таким предприимчивым. Что характерно, никто по инструменту особо и не скучал: все равно, что мне, что моему брату явно не светило стать великими пианистами, пьеса "Сурок" - это была вершина нашей музыкальной карьеры, и честно говоря, обоим надоело, подвывая: "и-и-и раз, и-и-и два", тыкать пальцами в клавиши. А ведь были еще и гаммы, которые ненавидели не только мы, но еще все соседи. В общем, мы с честью вышли из неловкой ситуации: просто сделали вид, что у нас и не было никакого пианино. Естественно, после переезда наши приключения продолжались.
Мы переехали в дом с газовыми колонками. Удобная вещь, хотя мы считали, что она опасна и непременно когда-нибудь взорвётся. И вот однажды наша колонка сломалась. Не взорвалась, конечно, просто перестала греть воду. Мама вызвала газовщиков и пошла по магазинам. Пришли газовщики, разобрали колонку, посмотрели и диагностировали поломку какой-то архиважной колоночной детали. Новой детали у них с собой, разумеется, не было, и они свалили, строго-настрого наказав нам с братом ничего не трогать вплоть до дальнейшего уведомления. Тем временем, мама возвращается из магазина и тащит десять килограммов мяса. Это были времена перестройки, когда вообще что-то купить было сложно, поэтому, если что-то удавалось добыть, то закупались впрок. Потому мама решила свою добычу временно свалить в корыто ванны, поскольку должна была подойти очередь за сыром, и маме надо было обратно в магазин. "Потом разберу, что куда" - решила мама и убежала. Мы с братом, наплевав на ожидание газовщиков, разошлись гулять. И вот, возвращается с работы папа. Возможно, напевая: "Вот уж окна зажглись, я шагаю с работы устало", не знаю. Что первым делом делает человек, придя с работы домой? Правильно, идет умываться. Он еще не в курсе был, что колонка сломалась. Заходит папа в ванную комнату, включает свет. А там картина: в беспорядке валяются детали колонки, в ванне кровь и куски мяса. Дома никого. Напоминаю: конец восьмидесятых, начало девяностых. Мобильных телефонов нет. А звонить друг другу на работу и докладывать обстановку у родителей было как-то не принято. Ну, вроде, придет, сам узнает, чего рассусоливать. Что за кровавая трагедия разыгралась в ванной, папе объяснила мама, когда вернулась с сыром (всего-то двумя килограммами). Потом он уже мне сам рассказывал: "Пришел в ванну, захожу туда, смотрю и первым делом думаю: кого?" И, каждый раз, когда он это рассказывал, он слегка заикался.