- Придурок! Ненавижу! - Аня металась по квартире, собирая свои немногочисленные вещички. - Какая же я дура!
- А тебе кто-то говорил, что ты умная? - Ответил вопросом Кирилл. Говорил он спокойно, чем еще больше бесил Аню. - Это твоя проблема, понимаешь? Откуда я знаю, что ребенок мой?
Аня замерла посередине комнаты и медленно повернула лицо в сторону Кирилла. На него смотрели, не моргая, глаза ненавидящей его Ани:
- В смысле - не твой? А с кем я была последнюю пару месяцев постоянно? Мы работаем в одной фирме, после работы мы ходили ужинать, развлекаться... и везде вместе...
- Чего ты хочешь, Ань? - в голосе лень, в глазах тоска - Я устал с тобой ругаться.
- Чего я хочу? чего я хочу? - Аня снова начинала заводиться, из глаз выступили слезы, - Мне нельзя делать аборт... а куда мне рожать...
- Милая, нужно было предохраняться. Пьют же бабы там таблетки всякие. Вот и ты пила бы. Короче... Хочешь уходить - уходи, хочешь детей - рожай! Но только без меня!!! Я отцом становиться не собираюсь, мне и так хорошо... а телку на ночь я всегда себе найду...
Аня в бешенстве хлопнула за собой дверью, по лестнице дробью застучали ее каблучки. "Пусть катится. Дура! Сама виновата." Кирилл подошел к бару и плеснул в тяжелый стакан коричневатой маслянистой жидкости.
Это была четвертая девушка, которая от него "залетела". "И у всех одна и та же история: ты должен, это твой ребенок... Замуж сразу собираются... козы... думают - прямо сразу и побежал в ЗАГС! ага! разбежался! Максимум - это денег дам на аборт."
Он вышел на балкон, закурил. Весна приближалась ярко-салатовой дымкой деревьев, пахло свежестью... "Скоро лето, надо бы куда-нибудь махнуть на недельку-другую, подзагореть перед летом... вот чтобы еще придумать, чтобы бабы не залетали? презервативы терпеть не могу." Он зашел в комнату, включил телевизор. Там что-то показывали про маньяков-педофилов и была затронута тема химической кастрации. В голове неожиданно сам собой стал складываться план. "А если самому что-то похожее пройти? Стоять-то будет, с бабами проблем нет - давление будет с кем сбросить, а от этих воплей про беременность я избавлюсь".
Кириллу было 30, он был хорошо сложен, красивое "породистое", как говорил его друг Леха, лицо, накаченные мышцы. За здоровьем он следил, много не пил, иногда курил, но очень мало, спортзал посещал постоянно, бассейн, баню. Когда-то давно каким-то чудом организовал фирму по поставкам каучука (которая даже в кризис особо не пострадала), имел прилично-большую квартиру и удобный для города внедорожник извесной японской марки. Однажды одна из его "бывших" ему сказала: "Образцовый представитель генотипа". "Дашка. Хорошая была баба... Забавная. Жаль, в лесбиянки подалась". С ней проблем никогда не было: детей она иметь не могла, и Дашка всегда была не против другой бабы в койке. Да вот как получилось - и мужики стали не нужны. Видел ее недавно в кафе: короткая стрижка, стройное тело, кожаный "в облипон" костюм, ни намека на нижнее белье, шпилька сантиметров 12... Аж в паху заныло, до чего хороша. Но была Дарья со своей барышней, и видно было, что у них "лубофф".

У нас дома кончилась гречка. Мы с Дашей как раз шли домой из садика, когда позвонила Катя, обнаружившая в кухонном шкафчике этот прискорбный факт.

- Зайдите на рынок, купите гречки, - приказывает нам Катя.

В нашей семье строгая дисциплина, приказы главнокомандующего не обсуждаются, я говорю:

- Да, белая госпожа, - и мы с Дашей идем на рынок.

Ближайший рынок - Фрунзенский, Даше так не терпится ворваться туда и всё там немножко разорить, что она даже подпрыгивает на ходу. На рынок мы входим с востока, с подветренной стороны, чтобы не всполошить торговцев.

На рынке много интересного, там можно купить все, что душа пожелает - правда, с 1861 года там больше не продают крепостных, но нам с Дашей все равно нужна только гречка.

- Ой, чай, чай! - говорит Даша. - Давай купим чай. У нас нет чая.

Даше не нужен чай, Даша вообще не любит пить чай. Ей важно само совершение покупки, ее завораживает процесс обмена денег на что угодно. Я уже смирился с тем фактом, что у нас растет юная леди, ей нравится, когда взрослый мужчина (это я) тратит деньги на ненужные вещи по ее прихоти. Я отказываю Даше в чае, Даша упрямится.

- Дай мне на чай, я сама куплю!.. Или давай купим конфет.

- Даша, у нас дома есть шоколадка.

- А конфет нет!

- Сенсей! - обратился Страждущий.
- Кто здесь? - испугался Сенсей.
- Это сложный философский вопрос, Учитель. - заплакал Страждущий. - Я не знаю кто я и зачем я живу в этом мире.
- Понятно. Рефлексирующий интеллигент в поисках Истины. - презрительно сплюнул Сенсей. - Чего адо?
- Я пришел познать Истину! - поклонился Страждущий. - Возьмите меня в ученики.
- Ну-ка, водички мне принеси, чмо. - негромко попросил Сенсей.
- Я мигом! - ответил Ученик и бросился к роднику.
Сенсей жадно пил воду, дергая кадыком. Ученик почтительно смотрел на него.
- Вода мокрая. - удовлетворенно сказал Сенсей.
- Мокрая в ощущениях? - копнул глубже Ученик.
- Болван. - равнодушно сказал Сенсей. - Она мокрая безотносительно твоих ощущений. Иди и подумай об этом...

На следующий день Сенсей с утра вышел на веранду, на которой спал Ученик, пнул его ногой и сказал нараспев:
- Кроме того, вода жидкая.
- Как жизнь она утекает сквозь пальцы? - поинтересовался Ученик.
- Твою мать... - процедил Сенсей и отправил Ученика на реку стирать ковры...

- Есть три агрегатных состояния воды. - сообщил он на следующий день. - Жидкое.
- А остальные? - спросил Ученик.
- Твердое я тебе покажу зимой. - ответил Сенсей. - Мороз нужен. А пар - могу и не показать. Там увидим.
- Подобно человеку она твердеет под холодом испытаний? - поинтересовался Ученик.
- Превеликий Будда плюнул в твои чакры, идиот. - ласково улыбнулся Сенсей и отправил Ученика за хворостом.

- Юрка! Юрка, засранец! - несся женский голос из открытого окна на втором этаже, - Юрка, отлынь от маво белья, сволочь. Опять мне стирать. Матери скажу чтоб выпорола! - орала Клавдия Ивановна, - Ишь, выискался, уйди сказала!
Так и сдалось Юрке, тощему шустрому одиннадцатилетнему пацану, Клавкино белье. Он к трубам идет, на которых бельевые веревки натянуты. Трубы у нас во дворе сварены буквой "т", на буквенной перекладине понатыканы штыри для веревок, в трубах с вечера прячутся синицы. Если подпрыгнуть, подтянуться, привязать с одной стороны пакет, а с другой потыкать в трубу прутиком, можно поймать синицу. Потом выпустить, - синица в руках все равно вещь бесполезная. Для красоты только.

Но теперь Юрке придется ждать когда Клавка отвернется. И от белья лучше отойти пока она на улицу не вышла. Клавка, она такая, выйдет, - еще больше орать будет и матери нажалуется.
Высечь Юрку, не высекут, родители у него современные, мама кандидат, а папа так вообще доктор наук, и хотя науки микробиологические, родители знают твердо: детей бить нельзя, а подзатыльник - не считается.
Современных родителей во дворе понимают и называют "докторами по мозгам", хотя на том дворе уже 1972 и можно было называть правильно. Клавдию Ивановну тоже уважают, несмотря на странности поведения: Клавдия Ивановна каждый день стирает и ровно в одиннадцать выволакивает сушиться во двор два таза постельного и прочего белья. То ли чистоплотная, то ли хвастается, говорят соседи, называют Клавдию Ивановну Клавкой и уважают больше по мужу - Ивану Григорьевичу. Сантехника на все руки и просто хорошего человека.
Юрка Клавдию Ивановну не боится, но открытой конфронтации после вчерашнего не хочет, и не видать ему сегодня синиц, как своих ушей.

Пожалуй только синицы и не хватает ему для полного счастья. Ну может еще математику подтянуть. По математике у Юрке тройка, с математики все и началось.
Не давалась она пацану и все тут. Хоть режь, хоть тресни, а выше трояка не поднимался. Обидно. По остальным предметам пятерки с четверками, пятерок больше, а по математике - три и все. При этом Юрка не зубрила какой-нибудь, физикой увлекается, в химический кружок записался, книжки читает, но без разбору правда. У родителей библиотека большая. В основном по биологии с медициной, но и для детей много чего есть.

Я не встречала женщин в возрасте, неважно выглядящих, но при этом считающих себя еще ого-го и вообще кругом королевами.
А мужчин таких встречаю регулярно. Престарелых павлинов с выдерганными жизнью перьями, которые искренее считают себя пределом мечтаний любой вкусной молоденькой самочки.

У меня тут в ванной вчера сорвало кран. Пришлось экстренно вызывать сантехника.
Через пару часов пришел дядечка, обвешанный торбами. Дядечка вид имел непрезентабельный- впрочем, я еще не встречала сантехников, выглядящих аленделонами.
Обычный такой морщинистый дядечка, годов так пятидесяти, малого росточка, седой, морщинистый, с нависающим над ремнем пузом и волосатыми подмышками. В общем, на такого бесплатно позариться- это надо десять лет на необитаемом острове мужчин даже на горизонте не видеть.

Ковырялся дядечка с моим краном, ковырялся, на меня сально посматривал.
А потом у дядечки зазвонил телефон. Динамик был громкий, и я не все, но местами слышала. Женский голос о чем-то долго ему говорил; в конце сказал "Все, пока, папочка!" и отключился.
-Что, дочка?- спросила я.

Дяденька на секунду завис, у него на лице отобразилась нехилая борьба между желанием сказать правду и повыпендриваться. Победило второе. Он, видимо, решился, и выдал мне совсем уж неожиданный ответ:
-Нет, не дочь. Это я выбираю себе жену на конкурсной основе, вот они и трезвонят все, стараются. И все молодые!
И гордо посмотрел на меня.

Это была минута рекламы, не иначе. Наверное, после этой фразы я должна была возопить "вааау, какой самец!" и потащить его сношаться.

В одну ночь проросли все покойники. И сразу метра на три. Народ собрался на площади, вперед выперли священников из тех, кто не успел смыться, и под какой-то заунывный вой пошли к кладбищу. Ополоумевшие священнослужители держали в дрожащих руках иконы, как попало признаться, кто и верх ногами, и заикаясь читали молитвы. А покойники знай себе: листьями шелестели и скрипели на ветру, и ноль внимания на шебуршанье народное. А ветер признаться знатный, на море до волненья, а тут между домами просто злой. Если покойники гнулись, то что уж об обычных деревьях-то говорить. И Самуил Вахтангович о деревья и не говорил. Говорил он о любви:

- Вы милая моя Ирочка, простите, зря отбиваетесь от исходящих из меня любовных стихах, - ворковал он на ухо секретарше Шефа.

Но Ирочка, упершись лбом в стекло, разглядывала запруженную воющей толпой улицу и слабо реагировала на прижавшегося к ней бухгалтера.

- Я, Самуил Вахтангович, стихи к низким жанрам отношу, - только произнесла она.

- Почему же? - удивился тот.

- А потому что глупости. - ответила Ирочка. - Вот вы мне лучше скажите: а что теперь будет?

- А что такое случилось-то?

- Ну, как что! - воскликнула Ирочка. - Вы будто с дерева, ой, свалились! Покойники-то проросли! И теперь что?

- Допустим не все, а только те, кто разложиться не успел.

- И все равно! Это же покойники! - возмутилась непонятно чему Ирочка.

- Ну и что? Как по мне: проросли так проросли, - пожал плечами Самуил Вахтангович.

Дело было в школьные годы. Влюбился я в одну девочку. Долго за ней ухаживал. Месяца два. Потом каникулы. Лето. Она училась в параллельном классе. Закончили мы тогда 9 классов. И вот значит дело идет к
ебле. О ебле представления только со слов старших товарищей. И тут случай!!! Ейная мамо уезжаить в деревню к бабушке. Мы значицо типо к ихзаминам гатовимсо. Ну пришел я к ней домой. А надо отметь, что девочка была довольно ебабельна. Хотя в те годы пости все ебабельны. Ну сели значиццо учить. Мамо уже нету. Как водится все ближе подвигаюсь. Начинаю то руку на коленку невзначай, то сисю нечаянно задену.
Она и грит, типо не занимайсо хуйней, дававй учить. Ну она меня что-то там спаршивает. Понял ли я. Я понял, что надо действовать. А не буквы учить. Обнимаю, целую.... Она сначала отбиваться пробовала, скорее понты гоняла, потом обмякла. Я тогда еще не знал, потекла она или нет, хотя врядли. Впервые дело было. Ну продолжаем. Я ее начинаю раздевать. Она и говорит, бля ты че делаишь? Дык жарко, отвечаю. Согласилась почти. Халатик расстегнул. А там..... ух... до этого я только щупал, и то через одежду. Понятное дело, что штаны сами слетели. Хотя нет. Запутался в штанах. Зацепились они за восставший орган. Далешь - больше. Лезу в труселя. Она, куда??? Я грю, ну попробуем. ..
- Я боюсь.
- Да не бойся, все заипсь будет.
-А вдруг забеременею??
-Не ссы. Я вовремя вытащу. (страшие то рассказывали).

Вообщем уболтал. Включили магнитофон, помню "маяк 203" бабинник. Круто, по тем временам.
Что-то Бони-М, Арабески.. пробую я засовывать. Бля. Не лезет!! Она жалуется, больно...я грю потерпи, щас все будет нормуль. Опять суну. Не лезет! Бля.... Ну вообщем кое-как я впихнул. Два раза дернулся и пиздец... но вынуть успел. Она сказала, что ну впесду. Только больно. И кто это еблю придумал? И главное, нахуя??? Ну я рассказал (умняк напустил, типо я уже все умею), что это сразу так, потом заипись будет. А сам уже опять суну. Ну чуть дольше подергался. Опять успел вынуть!!! Вообщем дело к вечеру. Я звоню домой, типо мы готовимся к ихзамену. А надо отметить, что девочка эта прилежно училась. Мамо моя спокойно согласилась, чтоб я остался ( она то думала, что ейная мамо дома). Кароче за ночь я ийе выипал 9 раз. Под конец, она даже постанывать начала, сказала, что довольно приятные, необычные ощущения. И вот утро. Просыпаюсь. Первым делом что? Правильно. Всунуть. Жила она в частном доме. Стало быть двери не заперла. Хуле, цабако во дворе! Всунул. Открываются двери. Мамо ейная (при ехала раньше ожидаемого) ахуела, роняет сумку, глаза становятся как у мыши, которая срать села. И бляцкое цобако молчало! А в ахуе, девочка в слезы. Я спрыгиваю с нее и за шнатаме. Не тут то было.

Сейчас все кому не лень упрекают современных детей в тупизне и неприспособленности к жизни. А сами виноваты. Дети кроме компа и телевизора ничего и не видят, вот и ориентируются исключительно в привычной стихии.

История.

Мне было лет одиннадцать, гостила у деда в деревне. Всё было замечательно: ягод - обожраться, только вот собирать надо было самостоятельно, грибов тоже (что характерно - в той местности ядовитых нет вообще), возможности пообщаться с живностью - тоже выше крыши, даже с волком ухитрилась столкнуться. Кто больше офигел - я или волк - осталось непонятным, но разошлись сугубо мирно. А вот от кабана пришлось побегать... но это другая история.

Словом, всё здорово, но кое-чего недостаёт. Искупаться решительно негде. Пруды и озёра есть вообще-то, но ближайший в десяти километрах. А поплескаться хочется. Это сейчас - купил надувной бассейн и возись, а тогда приходилось мыслить масштабнее. Чем я и занялась.

Неподалёку была низинка, в которой били аж три нехилых родника. С кристально чистой и абсолютно ледяной водой. Для питья более чем пригодной, но для купания - явно нет. Это давало серьезные перспективы на то, что проект реализовать удастся. Два дня я с отрешенным от реальности видом бродила по родникам и ручейкам, наблюдая КАК течет вода. Когда проект "дозрел", начала действовать.

Первый этап гидрологических изысканий прошел отлично. Для начала посредством лопаты и в общем-то небольших физических усилий (а предварительная оценка на кой?) я добилась того, что три ручья слились в один. Да. Один ледяной поток стремительно уходящий куда-то на заливные луга. Я принялась думать дальше. И придумала. Но пришлось делиться замыслом с друзьями-ровесниками. Мы начали делать плотину.

- Страну просрали - пыхтел бомж роясь в контейнере с железяками. Леха отвлекся от своих мыслей, он как раз заезжал на заправку около многоярусного гаража, рядом с которым стоял контейнер, куда местные "кулибины" сбрасывали цвет мет, который ну точно нельзя было еще разок поиспользовать.
- Дизухи до полного.
Ну почему просрали, ведь если не сдают металл, значит, нет еще, до дна, когда даже ложки алюминиевые были богатством, далеко. Леха помнил те времена, когда и тарелки с дач перли и провода срезали, правда, в ближайшем Подмосковье. Тогда страну он не знал. А сейчас прокатился, прокатился по-полной, правда не был за "Уралом" но и этого хватило.
Ну вот с вас ...
Леха отстегнул деньги и дал заправщику звонкую монету - 10 рублей на удачу ехать в Нск дорога не самая далекая но все же, примета у него такая
- Просрали, вот еще, едешь нормально: не ухабит, груз не болтается. Леха еще долго, катя по МКАДу, журил бомжа.
Ну вот поехали, преодолев постоянную пробку на выезде из Москвы, Леха вышел на трассу. А что? Едем и едем.
Леха помнил тот МКАД, который был до его реконструкции - две полосы без освещения. - Нда "дорога смерти" - правильно говорили. Сейчас-то вот, кати не-хочу, если б не эти паркетники, которые снуют перед ним. Не понимают, что он не жигуль - тормознуть в ноль не может, все одно протянет. И ведь поправлю зад ему, а все равно лебезит. Да ладно, Леха еще с девяностых перестал раздражаться на мелочи.
После армии по совету отца он пошел в институт и его закончил, но в стране нужны были коммерсанты и его образования инженера-системотехника хватило ровно на то, чтоб стать контролером качества на "Формозе". Тоже было дело, а потом страна резко прыгнула в компьютеризацию, до качества стало всем фиолетово. Он стал не нужен. Куда податься? Охранником в банк, с бычьей рожей смотреть на заученные удостоверения, он не мог и пошел шоферить. А что, кроме компьютеров он ничего не умел, кроме как водить авто. Нет, он умел еще кое что другое, но этот момент жизни Леха вычеркнул из себя, и заставил окружающих не вспоминать этот кусок его жизни, он больше не хотел стрелять.
Ну едем...

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил да был Филораст - купеческий сын. Вот он жил-не тужил, жену-красавицу по вторникам и пятницам имел, еды и питья вдоволь укушивал, сопли платочком ситцевым поддтирал, а не рукавом как чернь какая. Как-то раз приходит он домой из рюмошной, а на столе записка лежит, рукой жены любимой написанная. А в записке той говорится: "Похитил меня царь-Кощей окаянный, увез в дали дальние, края невиданные. До гробовой доски буду помнить тебя и любить до последнего вздоха. Не ищи меня и не поминай всуе.
Прощай." Филораст не знал, что на самом деле супружница его сбежала с плотником одним и поселилась с ним у тетки своей в Чернигове. Поэтому очень расстроился. Тем более, что окромя жены пропали все её драгоценности и заначка его немалая, которая в тайном месте в опочивальне хранилась. Вот и решил он ехать, жену из плена выручать. Подпоясался, медовухой баки залил, вскочил на коня и поскакал наовось, куда кривая выведет. Скоро сказка сказывается, да не скорее, чем кролики ебутся. Вот проскакал Филораст до глубокой ночи да остановился в корчме
одной на ночлег. Наебашился там с горя напитками успокаивающими да целебными, получил по рылу от прислужницы одной черствой да бессердечной и принялся с путниками заезжими в карты на деньги играть. Сперва деньги проиграл свои, потом коня доброго, а потом и вовсе удача отвернулась от Филораста. К утру еле-еле обратно очко свое отыграл.
С рассветом получил он напутственного пендаля от корчмаря под сраку и пошел налегке дальше жену свою искать. Долго ли, коротко ли, а пришел он к развилке путевой. А на развилке той камень лежит. А на камне-то и
написано: "Кто прямо пойдет, тот вокруг леса 25 верст обойдет и обратно к этому камню придет. Кто налево пойдет, тому жена хуй тупыми ножницами отрежет. Кто направо пойдет, тому пизды
будет в избытке". Не долго думая, повернул Филораст направо. Не успел и ста метров пройти, как выбегают навстречу ему добрые молодцы с дубинами и кастетами. Самый добрый из них и
говорит:
-Ну здравствуй, дорогой, давно тут тебя дожидаемся.
А другой из них ничего не сказал, а только уебал Филорасту вдоль хребта дубиной своей сучковатой. И давай они все впятером хуярить Филораста не по-детски. Вот отвели они свою
душеньку, притомились, сели покурить да отдохнуть. А Филораст приоткрыл один глаз - тот, который еще немного открывался, и обиженно так говорит:
-А я-то думал, настоящей пизды мне камень посулил... Из мяса...
-Настоящей, говоришь, хотел, - откликнулся один из молодцев женским голосом, - ну, будь по-твоему, получай. Скинула разбойница штаны свои по-быстрому, да уселась пиздой своей
пахучей да нестриженной Филорасту на рыло. Вдохнул бедолага амбре из пизды простолюдинской пополам с мандавошками да и потерял сознание.

Месяц назад это случилось. Может чуть больше.
На Сокольнической линии. Между "Университетом" и "Проспектом Вернадского".
Вечерний час пик уже прошел. Толпы схлынули.
Было где-то девять, полдесятого вечера.
В вагоне, втором после головного, ехало человек пятнадцать, не больше.
Кто читал. Кто слушал плейер. Кто, после принятого "на грудь", храпел.
Обычная картина.
Вагон покачивался и вздрагивал на стыках. Грохот колес и лязг сцепки прорывался в вагон даже через закрытые форточки.
Но завсегдатаи метрополитена москвичи и "примкнувшая" к ним небольшая группа "гостей столицы" в образе трех таджиков привычно не обращали на этот грохот никакого внимания.
Если потом кто-то и рассказывал, что в атмосфере вагона витало какое-то предчувствие чего-то нехорошего, то скорее это было обычное вранье свидетелей необычного события.
Которые "потом" и все видели, и все чувствовали, и предугадывали.
Как в той знаменитой фразе - никто так не врет, как свидетель.
Кто точно ничего не видел - так это Михеич.
Ибо спал, похрапывая, после принятого с напарником Серегой после трудового дня. Вроде и немного выпили - по бутылке на брата, но чего-то сморило его.
Вика и Оля обсуждали вчерашний поход в ночный клуб. Мероприятием они были разочарованы - никто их не снял, музыка была отстойная. Пришлось еще самим раскошелиться на два коктейля да на такси домой, что сделало ощутимую прореху в их студенческом бюджете.
Вдруг Вика, что-то вспомнив, спросила подружку:
- Слушай, а ты видела, какой красавчик этот норвежец?
- Да уж.
- Вчера в клубе и близко не было никого похожего.
- А может, и слава Богу?
- Ну, не знаю, я просто в него сразу влюбилась. Сразу видно - характер нордический. Настоящий мужик.
Олег Петрович, в недавнем времени - чиновник, а сейчас - пенсионер, развернув газету, читал заинтересовавшую его статью.

Посередине нашей деревни, прямо напротив моей избы, расположен небольшой, но двухэтажный каменный дом еще дореволюционной постройки. Первоначальное его предназначение для меня осталось неясным - и на жилой не дюже похож, но и не амбар какой-нибудь. При советской власти он использовался как магазин - может, с этой целью и был построен. Когда настала "долгожданная свобода", магазинчик кто-то прикупил. В первый год там был обширный ассортимент, во второй - только хлеб, консервы и водка, а на третий - его прикрыли. Предприятие не выдержало конкуренции - в соседнем селе, расположенном очень выгодно, на перекрестье местных магистралей, имелось аж три продовольственных магазина, именно туда народ и приходил-приезжал отовариваться.

Несколько лет дом стоял без призора. Но вот там появился некий хмурый, неразговорчивый мужичок по имени Коля, и вскоре в окошках домика стали просматриваться швейные машинки. Каждый день, без выходных, на автобусе, приходящем из райцентра в семь утра, приезжали шесть теток разного возраста, еще менее разговорчивых, чем их, видимо, хозяин, заходили в дом, задергивали занавески на окнах, а в пять вечера они уезжали. Коля прикатывал туда на закрытом фургоне "мицубиси" где-то в середине дня и через пару часов отваливал. Поскольку тот каменный дом находился напротив, я волей-неволей за всем этим действом наблюдал. В конце концов, мое любопытство было разбужено, и я стал подкатываться к Коле: а что их контора такое-сякое производит? Но тот на контакт шел неохотно, а поскольку от выпивки он решительно отказывался, развязать ему язык мне так и не удалось. Лишь однажды Коля бросил фразу: "наша продукция шикарно на бабах сидит", а вскоре у меня как-то пропал интерес к его организации...

На выходные ко мне из столицы приехал двоюродный племянник Славик. Он был спецом по компьютерам и считался единственным среди всех наших родственников по-настоящему состоятельным человеком. Но не за счет своей трудовой деятельности, а за счет жены Лизы. Та была начальником департамента одного очень крупного банка. Мне сказали, сколько она зарабатывает, но, чтобы не травмировать чью-нибудь ранимую психику, я не буду озвучивать цифры. У них для уик-эндов имелся дорогой особняк в ближнем Подмосковье, но Славик являлся заядлым рыбаком и любил посидеть с удочкой на здешних притоках Волги, с чистой водой и богатых на добычу. А, кроме того, он у меня всерьез, от души, оттягивался и потому брал с собой жену, чтобы именно она сидела за рулем их джипа Х5.

Расул, здоровый мордатый дагестанец, хоть и был на полгода призывом помладше нас, но авторитет в казарме имел неоспоримый, да и годами он старше многих лейтех. Двадцать шесть лет - солидный возраст для солдата.
На радость дедам и на горе салабонам, Расул был старшиной нашей роты.
Уже наверное месяц, старшина ходил за мной напоминая, чтобы я не забыл взять у моего друга - секретчика свежий пароль. Три слова всего, но какие это важные слова...
В казарме при входе стояла тумбочка с ящиком Пандоры - старинным черным телефоном без диска. В обычной жизни, от него не приходилось ждать ничего хорошего, кроме учебных тревог, внеочередных строевых смотров и прочих подобных противогазных развлечений, но если знать три волшебных слова...
Поднимаешь трубку, в ней сидит неизвестный солдат, говоришь ему первое слово: "гитара", через пару секунд слышишь голос: "Гитара слушает"
- Гитара, дай мне Факел.
- Факел слушает.
- Факел, дай мне скалу.
- Скала слушает.
- скала, дай мне выход в город на номер 4-6-7-4-9-5
А дальше из страшного, черного телефона, не предвещающего ничего хорошего, ты за тысячи километров слышишь голос родного человека.
Одно плохо, что пароли округов областей и городов меняли каждый месяц, ну и конечно же если поймают тебя у телефона на горячем - сразу "губа".
Расул был человеком очень женатым ("очень" - потому, что дико любил свою жену) Когда он показывал ее фотку, первая реакция у всех была: "Ни хера себе! Это что твоя жена!? Че-то она слишком красивая...
Расул улыбался и прятал жену Лену обратно в военный билет.
Вот и начал старшина напоминать мне про три волшебных слова еще за месяц до дня ее рождения...
Наконец этот день настал. Я вернулся от секретчика со свежайшими "скалами и факелами" которые маскировали от шпионов город Пятигорск, получил в подарок кожаный ремень и пошел смотреть на телефонный аттракцион.
У Расула от волнения дрожали руки, он никак не мог разобрать мои каракули. Это нас всех очень забавляло. Наконец три волшебных слова довели его до Пятигорска и...

Вам доводилось слышать про соломинку, переламывающую хребет верблюда? Или про каплю воды, что сносит дамбу и затапливает целые города? С чувствами порой бывает так же - раздражение копится годами, постепенно трансформируясь в озлобленность, которая, в свою очередь, перерастает в чистую, незамутнённую, лютую ненависть, что наполняет тебя и бурлит в ожидании последней капли. Капли, которая переполнит чашу терпения, разрушит плотину толерантности и...

До дома решил ехать на электричке. В метро трястись около часа, а на собаке - десять минут с ветерком и на автобусе пару остановок. Вагон не то чтобы битком, но свободных сидячих мест уже почти не осталось, а в тамбуре просторно и народу никого. Плеер в уши, взгляд в окно, поехали. За одну остановку до моей мужик зашёл. Лет за тридцать немного, высокий, плечистый, с формирующимся брюшком. Рубашка, костюм-двойка, начищенные ботинки, в руке недопитая бутылка Туборга. Встал напротив и сразу же закурил. Настроение начало портиться.
- Простите, а на улице Вы покурить не могли?
- Чего?
- Здесь, говорю, курить нельзя вообще-то. Да и мне Вашим дымом дышать тоже радости мало.
- Не нравится - не дыши.
Минута молчания. Курильщик могучим глотком допивает бутылку и ставит на пол. Ставит неловко, бутылка, качнувшись, падает на бок и подкатывается к моим ногам. Костюм-двойка задумчиво курит, демонстрируя свою абсолютную непричастность к бесхозной таре.
- Уважаемый, Вы бутылку уронили.
- А?
- Мусор, говорю, в урну надо бросать.
- Здесь урны нет.
- На станции есть. Доедете куда надо и выкинете по пути.
- Слушай, чё те надо? Чё ты до меня доебался?
- Я не люблю, когда вокруг мусор валяется.
- Так возьми и выбрось, я чё, крайний тебе?
- Но это же Ваша бутылка.
- Ты заебал меня уже со своей бутылкой, тебе надо - ты и выбрасывай, можешь хоть в жопу себе её засунуть.
- Но...

-Да заткнитесь вы все, ёб вашу мать! - взревел Винни Пух, - Полчаса уже прошло, а еще ни строчки не написано!
На чердаке наступила тишина, а Сова сказала:
-Не нужно клеветы, Винни. Одна-то строчка есть.
-Одна?! - взвился медведь - "Здравствуй, дорогой Кристофер Робин..." - охуенное достижение! И вычеркни нахер про Кристофера Робина. Ты же знаешь, что он предпочитает, чтобы его
называли Мосол.
-Ну хорошо, хорошо, - Сова принялась заново выцарапывать свои загогулины на тетрадном листке, - так как напишем?
-Пиши как есть, блять. Пиши, что курева выслать не сможем, потому что Пятачок проебал все наши деньги.
-Ребята, может не надо, - снова заныл жалобным голосом Пятачок.
-Заткнись, свинья! - буркнул Винни Пух, - тебя еще за предыдущий косяк не выебали как следует, а ты уже опять отличился!
-Педораз! Педораз! Пятачок педораз! - хрипло выкрикнул сиплым басом Крошка Ру, прыгая вокруг несчастного поросенка.
-Милый, не называй этого педораза Пятачком, - укоризненно сказала Кенга.
-Да поймите вы, бездушные скоты, - закричал Пятачок, - со мной уже 15 лет никто не играл! А тут сразу два пацана. Говорят, пошли в футбол играть. Ну как я мог отказаться? Кто ж знал,
что они меня заместо мяча позвали. Засранцы мелкие. И деньги, деньги у меня отобрали...
Пятачок снова не удержался и слезы вперемешку с соплями потекли с его потрепанного дешевыми детскими кросовками ебала.
-А еще дети называются...
-Да какие нахуй дети, - воскликнул Винни Пух, - запомни, тупая свинья, после 12 лет они перестают быть детьми и становятся обычными малолетними падонками. в следующий раз, когда
увидишь таких, беги от них нахер что есть силы.
-Тебе меня не понять, Винни. Ты всегда был любимцем Кристофера Робина. С тобой он перестал играть намного позже, чем с любым другим из нас.
-Тоже мне игры, фыркнул Кролик, - подложил его пару раз под сраку своей шмаре во время ебли. Кстати, давно хотел спросить, Винни, что это на тебе за пятна? Винни Пух покраснел и
насупился, а все почтенное собрание взорвалось издевательским хохотом. И только ослик Иа даже не улыбнулся. В его голове панически запульсировала мысль - "только бы эти животные
не узнали, об кого обычно вытирал свой хуй Кристофер Робин в период подростковой дрочки".

У нас на чердаке завелся вампир. Даша сообщила нам об этом за обедом как бы между прочим, словно это какой-то малозначительный факт. В средние века подобное соседство грозило бы уничтожением целой деревни, а сейчас Даша просто сказала:

- Это что, капуста в супе?.. А у нас на чердаке живет вампир. А есть компот? Можно мне компота?

Я спросил:

- Это как же вампир попал к нам на чердак?

И только Катя сразу поняла, что вопрос надо ставить совсем по-другому:

- Это что же ты, Даша, делала на чердаке?

Катина проницательность иногда меня удивляет. Правильно, у вампира есть своя мама, вот пусть она и волнуется, что он лазает по чердакам и подвалам, ведь не Катя потом будет стирать ему перепачканную куртку и зашивать порванные джинсы. У Кати и без вампира есть кого поругать за ободранные коленки и паутину в волосах.

Даша пожимает плечами, она и сама понятия не имеет, как оказалась на чердаке. Наверное, шла, шла, глядит - вокруг чердак. С вампирами.

Катя принимается объяснять ей, что чердак пятиэтажки - не самое подходящее место для леди четырех лет от роду.

- Мне уже не четыре, мне полпятого, - говорит Даша.

- Четыре с половиной, - поправляет Катя. - Полпятого - это про время так говорят. А если говоришь о возрасте, надо говорить: четыре с половиной года.

Мучительно заламывая руки, соседка по даче вещает мне о падении нравов современной молодежи. Подростки пьют, курят, матерятся, не уважают старших и не видят себя в будущем. "Увы и ах!" - поддакиваю я, с ужасом вспоминая фотографии из Интернета подростков, с дырками в ушах и с татуировками на предплечьях. Женщина закатывает глаза, полные слез от страшного будущего, что ждет ее чадо. Чадо копается в уличной песочнице, ежесекундно рискуя заразиться токсоплазмозом от фрагментов кошачьих экскрементов. Переходя на нервный фальцет, соседка касается темы поликлиник и смерти, заключенной в ампулах с прививками. Я пересчитываю уровень опасности для ее ребенка, добавляя в уравнение туберкулез с сигаретных окурков, столбняк и дифтерию. "Лекарства все поддельные" - утверждает она - "Мы вот лечимся только народными средствами, врачам не верим". Мое воображение рисует картину - женщина с безумным взглядом кипятит в кастрюльке детскую мочу. "Хлопья появились!" - визжит она. "Надо дать ребенку мышьяк!" - подхватывает бабушка. Индекс душевного покоя ребенка стремится к нулю. Я уже практически вижу, как он в тринадцать лет, впервые попав детский летний лагерь отдыха почти бездыханным телом, но с счастливой улыбкой свободного человека висит на перилах беседки, стошнив запеканку и пол-бутылки водки.
"До чего мы дожили!" - продолжается обличение современной цивилизации - "Эта ужасная музыка, весь этот "айронби", "панк", "эмо", "готы", ведь этого ничего раньше не было! Это же разрушает психику в зародыше! Только постоянный контроль!" Последнее слово было сказано с таким напором, что я инстинктивно отшатываюсь.
-А знаете.. - отвечаю я - Первые два альбома "Короля и шута" отлично под "паленку" шли.
Что? - соседка смотрит на меня непонимающим взглядом.
"Паленка!" - говорю я ей - Водка поддельная! Мы с друзьями после школы ее часто пили.

Заехал ко мне недавно на работу мой давний знакомый Роман. Давно не виделись, разговорились о том, о сем, ну и вышли в курилку воздухом подышать. Роман, фанат курительных трубок, которому нравится не только сам процесс ее курения, но и подготовка к нему, у Ромы всегда с собой эффектная табакерка с дорогим табаком, разные приспособы для набивки трубки, специальные зажигалки для прикуривания и прочаяя хренотень. А тут достает какую-то хуйню, похожую на мундштук без дырки для сигарет, засовывает в рот и начинает пускать дым, причем с фруктовым ароматом!
-Оп-пачки, эт, чо за ёбань такая,- спрашиваю.
-Братан, отстал ты от жизни, блеать, этож электронная сигарета нах!
Я подобной херней никогда не интересовался (ну слышал конечно, не в лесу обитаем),по этому, видел сие "чудо" в первый раз. Рома, найдя в моем лице свободные уши, тут же прочел лекцию о пагубном влиянии табака на наши ростущие сорокалетние организмы, о том, как он встал на путь исправления, и что я практически один такой долбойоб остался, кто еще не бросил курить, ну или как он, по модному, перешел на электронные сигареты. Ахуетьневстать!Чувствуя себя самой отсталой, практически тупиковой ветвью человечества, я начал оправдываться, что тоже держу руку на пульсе, что уже не меньше года, как перешел с "толстого"на "тонкий" "Кент", тыкая Ромке в лицо миниатюрной сигареткой.
- Убери от меня эту чадящую отраву!- мой друг театрально поморщился и отстранился.
- Эт ктой-та? Это человек, который трубку только на ночь изо рта вынимал, блеать, да и то наверное под подушкой держал, что-бы никотин не выветривался.
- Вспомнил, бля, я уже полгода к трубке не притрагивался! И если хочешь знать, я сейчас ваще работаю без перекуров!
- Рома, нахуя директору перекуры? - я сразу представил, как Ромыч, заебавшись после трудов праведных ( в онлайн стрелялках и прочих радостях Инета), в закопченной рубашке, простреленном галстуке, тяжело дыша садится на скамеечку и вытирая пот, начинает набивать свою трубку.
-Нет, я не о том, просто я курю сейчас прямо в кабинете. Вот если бы у тебя тоже была электронная сигарета, мы бы в курилку не выходили.
Железный аргумент. А хуле, офис я арендую, везде пожарная сигнализация, чуть что - такой пиздеж поднимается! Я начал сдаваться.

Это было самое начало девяностых, и, значит, двадцать лет, и нежданный поворот в жизни, когда полёты в Москву и встречи там с актёрами, режиссёрами и людьми "из телевизора" стали чем-то обыкновенным; но я никак не мог привыкнуть и всё суетился, всё пытался быть там, на московских киностудиях и фестивалях, своим: и вёз из Новосибирска кедровые орехи, которых в столице днём с огнём не отыщешь за любые деньги, хоть на Дорогомиловском, хоть на Савеловском. И я расфасовывал эти орехи по бумажным, почему-то, мешочкам, писал на каждом: "Андрею С." или "Гардемар.?1", или просто "Клюка", по фамилии тогда ещё не слишком известной актрисы - и тащился от метро "ВДНХ" к студии Горького, где меня встречали похлопываниями по плечу ("наш сибиряк!") и просьбами о новой порции "чего-нибудь вашего, сибирского - для человека, у которого всё-всё есть". И я снова закупался на нашем Центральном рынке, где меня уже знали, и снова шёл к статуе "Рабочий и колхозница" мимо киосков с орущей из всех динамиков Мариной Журавлёвой.

Однажды меня попросили привезти не самое простое - горноалтайское мумиё. Сказали, что это нужно для одного хорошего человека, она просто упрямая и не хочет брать лекарства, а вот если ей привезти мумиё - она согласится на лечение, а там уж, глядишь, и на остальное. А больше ей некому помочь, она от всех запирается и не хочет ничего принимать, даже ругается, - посетовал кто-то из киношных начальников.

С мумиём было сложнее, чем с орешками. Подделок на рынке хватало, но настоящее горное надо было заказывать через знающих людей. Помог знакомый цветочник, у которого я покупал тюльпаны раз в две недели зимой и летом, после чего мы и познакомились - здоровый кряжистый дядька в зипуне и лохматый студент-недоучка с тремя рублями в кармане, - как раз на три тюльпана. Но к тому времени киношные заработки позволяли разгуляться и поболее, чем на три цветочка, я давно стал постоянным клиентом и уже больше из изуверства не выдавал тайны, кому же я покупаю цветы с такой маниакальной регулярностью...

Это была традиция. Самая настоящая. С такими атрибутами как чай и сигареты. С обязательным временем, которое наступало после вечернего выпуска новостей. Старик делал телевизор тише. Оставляя работать, так чтоб заходя в комнату не чувствовать себя в одиночестве. Закуривал первую из многих за вечер и выходил на балкон. Балкон был старым, трухлявым и открытым.
- Буржуй!- Кричал он- Спекулянт! Где ты, сволочь!?
На соседний балкон выходил упитанный мужик, в спортивных "адидасах" и майке. Он, то ли случайно забывал снять, то ли назло старику намеренно оставлял на руке золотые часы или довольно толстую цепь на шее. Чаще всего на нем висело и то и другое.
- Че ты дед, орешь?- он говорил чуть лениво и пах дорогим одеколоном
- Ах, ты ж сукин сын! Смотри на него, золотишком себя обвесил! В наше время с тебя, за такие украшения, уж спросили бы где надо- ворчал старик, скорее по привычке нежели потому что был действительно возмущен.
- Не пизди ка старый много, говори че хотел?-
- Че хотел, че хотел... Тащи доску, окаянный, покажу тебе, где раки зимуют.
- Ну это мы еще посмотрим, кто кому и что покажет- и толстяк исчезал в комнате.
Балконы их соприкасались и перегородки образовывали нечто вроде широкой подпорки. "Адидасы" выносили красивую, ручной работы шахматную доску. Дед выносил старый чайник с двумя стаканами и, поставив стулья и установив доску на перегородки, двое мужчин начинали сражаться насмерть
- А вот что ты скажешь на это?!- вскрикивал старик
- А вот тебе по усам, старый!- отвечал его сосед
- А вот тебе промеж твоих "булок"!- Улыбался один
- Попрощайся с "ладьей", антиквариат!- парировал другой.
Несколько часов. Несколько партий с переменным успехом. Много чая, и сигарет, и соседи, болеющие со своих балконов поочередно - то за вредного деда, то за "коммерса". Традиция есть традиция и ей не изменяли ни зимой, ни летом. Разве что в холодное время года количество партий резко сокращалось, а число выпитых кружек горячего увеличивалось. Играть в квартире они отказывались по все той же самой причине. Традицию знаете?