Мое терпение лопнуло и я выгнал Витьку с работы. Пнул его под зад, как шелудивого пса. Ладно, я мог еще стерпеть его послеобеденный сон, порчу дорогих инструментов и регулярное просверливание проводов в стенах, но когда он проиграл в домино мои "дайвинги" с фосфорным циферблатом, то я взорвался. Сначала в резкой форме я сказал Виктору, что он "уникальный олигофрен, паталогический маньяк, скот и, вообще, результат неудачного опыта по скрещению ишака и ленивца". Затем в этой же последовательности записал ему все вышесказанное красивым почерком в трудовую книжку.
-Катись на биржу труда!, -крикнул я ему вслед, потирая то место на руке, где раньше был мой "Таг Хауер". Блин, лучше б я сам батарейки заменил..., -Я тебе такую характеристику накатаю, осел, что тебя ни один идиот на работу не примет! Скотина.
Витька осознавал свою вину, возражать не смел и, сняв со стены свой календарик с поросенком, грустно побрел домой. На пороге офиса он еще что то буркнул про "тиранию", "запасной вариант" и "крепкую память".
"Я тебе дам тиранию, - злился я набирая в интернете объявление о поиске профессионального плиточника. - У меня тоже память крепкая... До сих пор помню перламутровый блеск циферблата и фосфорные стрелки". Плиточник мне нужен был по той причине, что Йончи, мой основной игрок на плиткорезе, резко сдриснул на заработки в Прагу и теперь я не мог закончить в срок серьезный интерьер.

Витька времени не терял: выпил пива на районе, прошвырнулся по игровым залам, посмотрел по телику армреслинг и лег спать. С утра пораньше Витя, как честный гражданин, отправился в городской Центр Занятости. Пожилая блондинка в окошке с надписью "диспетчер" поставила его на учет и выдала маленький талончик на обязательное посещение семинара. Семинар назывался "Треннинг самопрезентации". И, так как неявка на семинар приравнивалась к измене Родине и лишала претендента на пособие по безработице, то на следующее утро ровно в восемь сорок Витька уже стоял под дверями конференцзала.
Семинар проводил молодой подвижный человек с выпучеными глазами и, судя по его глубокому знанию проблемы, сам недавно был безработным. Юный лектор энергично вещал:
-Что такое самопрезентация, дорогие мои безработные? Это искусство представить себя собеседнику. И это совсем непростое искусство. Оно требует наработки техники. А техника визуального контакта зиждется на трех китах: Язык. Жесты. Интонация...
Витька жадно хватал слова и что то писал в блокнот. Сидевшая слева женщина в волосатой кофте ковырялась шариковой ручкой в зубах. Мужчина справа спал с открытыми глазами.

Я люблю деньги, но вот зарабатывать их честным трудом у меня не получается.
Такая вот карма. Понял я это еще в раннем детстве, когда на производственной практике после девятого класса вместо того, чтобы добросовестно паять микросхемы в пропахшем канифолью цехе радиозавода, выставил в подсобке стекло и вынес через проходную три новеньких вольтметра. Шухер был знатный. Как меня не спалили, не понимаю до сих пор. Кстати приборчики удалось загнать по два с полтиной жиду - губошлепу в клетчатом пиджаке у магазина "Юный Техник". Этих денег хватило на три флакона Ркацители и новые гитарные струны. А по окончании практики, мне выдали на руки всего пятерик. Нихуевая разница по тем временам, не правда ли? Впредь я так и поступал - если где-то появлялась возможность спиздить, что плохо лежит, то делал это без зазрения совести.

На втором курсе я познакомился с Ленкой. Впоследствии она стала моей женой, хоть и ненадолго. Впрочем, это не важно.
Так вот, наличие постоянной телки налагает определенные финансовые обязательства - цветы, шоколадки, походы в кино и прочая хуетень на которую, естественно, денег у меня катастрофически не хватало. Стипендия испарялась как ацетон, и к середине месяца в моих карманах оставались только табачные крошки. Въебывать по ночам, разгружая вагоны с арбузами, мне категорически не хотелось, поэтому приходилось идти на поклон к родителям.

Однако, через полгода мое нытье, похоже, им настопиздело и скудный денежный ручеек совсем усох. Хватало только на жрачку и сигареты. О кино пришлось забыть, и Ленка - пизда при встрече недовольно кривила ебальник. Необходимо было что-то срочно предпринимать, иначе моей почти семейной жизни явно корячился пиздец.

Когда я учился в последнем классе, мой папаша, инвалид умственного труда, профессор и доктор каких-то там наук, купил автомобиль. Вы не подумайте ничего такого - не Москвич, не Волгу и даже не шестерку. Папа был человеком продвинутым и приобрел новомодное изделие советского автопрома ВАЗ 2108. Восьмерочку. Зубило, короче. Он чрезвычайно гордился тем фактом, что является единственным счастливым обладателем ультрасовременной, по тем временам, тачки среди сотрудников его НИИ, о чем свидетельствует первая и последняя запись в его ежедневнике (я нашел старый блокнот уже двадцать лет спустя, разбирая хлам на чердаке трехэтажного родительского особнячка на Карельском перешейке).
"Гордый владелец Белой Птицы сегодня в первый раз поцарапал ей крыло... Блядь". Романтик мой папа, что тут скажешь.

На днях застукала нескольких своих работничков за распитием спиртных напитков прямо на рабочем месте. Не, ну хоть бы скрывались, паразиты! Я же скрываюсь. А они вот так, внаглую, сидели и выпивали.
Навтыкала звездюлей. Естественно. Не могла не навтыкать. Такое моё профессиё.
Теперь эти гады мне мстят. Изощрённо. Сильно. Мощно. С фантазией, скоты.

Стою в коридоре, размышляю о бренности бытия. Подходит один из провинившихся. Типа, извиняться подходит за позорный инцидент. Виноваты, мол, исправимся, более такое не повторится, только не наказывайте, повинные головы меч не сечёт и так далее. Прямо само раскаяние.
Тут из-за угла выруливают три тётеньки из бухгалтерии, идут в нашу сторону, и в тот момент, когда они с нами поравнялись, провинившийся вдруг громко говорит:
- Нет-нет, Вита, я с Вами в сауну не пойду. Я женатый человек, у меня дети.
Разворачивается и уходит.
Моя челюсть падает на пол и приземляется рядом с челюстями бухгалтерш.
Ах ты, думаю, зараза. Я тебе сейчас устрою сауну.
Иду в цех на разборки. Злая. Пыхчу, как паровоз, ногами топаю так, что аж пол дрожит.
Тут навстречу его собутыльник:
- Вита, у меня тут вопросик по заказу.
- Ну, - говорю, - что там опять?
Он подходит близко, начинает и правда по заказу дельные вопросы задавать. Я отвечаю. Общаемся такие минут пять. Поблизости женщины работают, ОТК - проверяют качество продукции. Станков там нет, тишина, они переговариваются вполголоса.
И тут этот гад как гаркнет:
- Не, я за деньги с женщинами не сплю. Попробуйте в газетах объявления поискать, может, найдёте себе кого.
И удирает.
Женщины замолкают и дружно на меня вылупляются.
И тут я понимаю, что это заговор. И начинаю ржать. Реально, хотелось аплодировать. Жаль, актёр исчез со сцены.
Ладно, думаю, далеко-то не убежите, голубчики.
Прихожу на их рабочее место. Сидят, гады, покатываются от смеха.
- Сволочи, - говорю, - вы что творите? Вы мне всю мою безупречную репутацию замочили, алкаши чёртовы!

Мы ехали на ночную рыбалку. Ночную рыбалку на сома. Мы - это Йончи, я, Витек и Роланд. Блистала золотом роскошная осень, прозрачное небо уносилось стремительно вверх и к лицу прилипали паутинки. Было тепло. На сома мы собрались по двум веским причинам. Во первых, Роланд скучал и хотел поесть настоящей рыбьей ухи. Во вторых - Йончи был изумительный рыболов. Профессионал.
-Это ему по наследству передалось, - объяснял я Роланду пока мы тряслись в витькином катафалке. Витька нехотя согласился нас сопровождать да и то, лишь потому что любил горячую уху. Остальное Витя не любил. Ни рыбалку, ни реку, ни снасти. И тому была своя причина... - По наследству передалось. -продолжал я, - так же как и фамилия. Ты как думаешь, Ролик, почему у Витьки с Йончиком фамилия - Рыбалко?
-Почему?- заинтересованно спрашивал Роланд, - Что то потомственное?
-Угадал, Ролик!, - я потрепал его по плечу.- И не "что то", а офигенно-конкретно "потомственное". Ты ведь помнишь, еще в школе Витюхина мамаша вечно рыбой на рынке торговала?
-Ну да,- Ролик поморщился, - от него вечно рыбьим жиром воняло. И шелуха из карманов сыпалась...

-Так вот, рыбу добывал витькин отец, Филип Михалыч. И что поразительно, добывал всегда много и регулярно. Все окрестные рыбаки с ума сходили когда он под вечер шел домой с полной сумкой свежей рыбы. Было определенно ясно, что Михалыч владеет какой то древней рыболовной тайной, но выявить ее было невозможно. Рыбаки бились в истерике. Следили за каждым его шагом, копировали снасти, пробовали опарышей на вкус - ничего не помогало... Витькин батя повесит на балкон дохлую курицу, опарышей в песок собирает, завтра пол района уже увешено дохлыми курицами. Повесит Михалыч утку - на всех балконах дохлые утки висят. Личинки падали в песок килограммами, вонь стояла на все Росвигово, искались лучшие снасти, на блесна резались серебрянные портсигары - ан нет! У Филип Михалыча судак берет, а остальные с пустыми руками. Ровно в шесть вечера - мешок рыбы, а утром маман уже на базаре. Катастрофа. И главное, никто не мог расколоть батин секрет... Оказывается, - сказал я таинственно и Ролик вытащил блокнот, собираясь что то там чиркать,- Собака была зарыта в трех котах. Да-да, Ролик, у семьи Рыбалко было на службе три кота. Коты были не породистые, дворовые, с простыми именами - Гриша, Коля и Толян. С фантазией у витькиного бати было не богато, поэтому он нарек животных именами коллег по цеху. Так вот, при надлежащем уходе и соответственном питании эти коты плодоносили прекрасными глистами. Причем, самых лучших глистов давал косоглазый Григорий. Глисты у него были упругие, сиреневые с красными прожилками. Жерех на них брал как сумасшедший. - Я глотнул пива, а Роланд почесал себе плечи,- Ну, не только жерех. Все брало, мирена, карп, лещ... Так брало, что Филип Михалыч пару раз чуть не сломал свою бамбуковую удочку. Другую удочку он не признавал и ловил удочкой, доставшейся ему в наследство от Мих Борисыча, витькиного деда. А чтобы его не раскусили конкуренты-рыбаки, витин батя изготовил себе баночку с двойным дном. Сверху были обычные опарыши, а снизу, под дном, те самые волшебные глисты. Он брал незаметно мизинцем одного, раскусывал пополам и, если кто то рядом за ним наблюдал, вторую половинку проглатывал. Для конспирации. Хоронил тайну в себе, так сказать.

Когда Матрёна Гаврилинчиха отдала Богу душу, домовой Федот, живший за печкой, решил не задерживаться в хате. Делать там всё равно уже нечего. Никто уже не вселится в эту перекошенную глинобитную халупу, крытую прелой соломой. Похорон ждать он тоже не собирался - поп придёт с кадилом, икон понавешают, свечи церковные жечь начнут: какому домовому такое понравится.
Жаль было хозяйку, с которой душа в душу столько лет прожили, а перед тем с отцом её, а ещё раньше с дедом. Матрёна завсегда уваживала - то пирожок оставит на столе, то сала кусочек, то молока в стакане, а Федот за это в долгу не оставался - мог и двор подмести, и хоря от курей прогнать, и паутину в углу смахнуть. Да и всякую нечисть приблудную в дом не пускал. А теперь почувствовал себя совсем сиротой. Дом тоже умер вместе с хозяйкой. Дождавшись, когда сядет солнце, поклонился лежащей на полу покойнице и вышел во двор. Потрепал по холке старого пса Букета, который тоже почуяв неладное, тихонько подвывал на взошедшую луну, оглядел в последний раз своё небогатое хозяйство и подался прочь.
Дойдя до края села, решил попрощаться с приятелем своим, домовиком Стёпкой, что у Макарченков хозяйничает, взобрался на крышу их дома и позвал в печную трубу.
- Кого это там носит? - недовольно отозвался Стёпка.
- Это я, Федот, проститься пришёл.
- Далеко собрался? - показалась из трубы бородатая голова.
- Померла моя Матрёна. Не знаю теперь, что делать. Пойду, куда глаза глядят, может, где пристроюсь.
- Да, брат, скоро все мы пойдём по миру. В селе осталось пять калек. Мой тоже на ладан дышит. А знаешь, что? Свояк мой, Трофимка, в город подался. Там, говорят, домов настроили, а нашего брата по пальцам перечесть можно. Найди его, может, пособит советом, подскажет, что и как. А там и я, глядишь, заявлюсь.
- Ну, пошёл я, пока роса не села.
- Давай, не унывай. Скатертью дорожка, сосед.
Федот спрыгнул вниз, и побрёл по нескошенной ещё ниве.
Если бы кто знающий, умыв глаза соком обоянь-травы, посмотрел, что это колышет колосья ячменные, то увидел бы бредущего старика с давно нечёсаной бородой, в стареньком армяке, лаптях и овчинной шапке. Но так как знающих сейчас и не сыщешь, то выглядело это, словно ветерок пробежал по полю.
Проходя мимо заросшего пруда, Федот перекинулся парой слов с водяником, примостившимся на перекошенной сиже. Тот пожаловался, что камыш совсем одолел, рыбы почти не осталось, русалки все растаяли и унёс их предрассветный ветер с лугов, а новых утопленниц вовек не дождёшься, потому, что купаться сюда никто не ходит. Домовой задерживаться не стал, а то, того и гляди, хозяин пруда схватит за ноги и утащит к себе на илистое дно, чтобы не было ему скучно одному.
До города Федот дошёл только к рассвету. День - не лучшее время для нежити, поэтому он забрался под мохнатые лапы ели и проспал до самого заката, улыбаясь во сне воспоминаниям о покинутом доме.

Я стремительно перемещался вдоль улиц прибалтийской столицы. Я был предельно сосредоточен, прислушиваясь к своему организму, отмечая малейшие нюансы изменения его состояния. Я разговаривал с ним, то угрожая ему, то уговаривая. Время от времени накатывали волны позывов, вызывая необычайный всплеск энергии и как следствие увеличение скорости, а отхлынув, обдавали тело холодным потом, вызывая слабость в ногах. В местах поворотов улиц, где приходилось снижать скорость, накатывали особо сильные "Цунами", которые как бы поддавали коксу, и скорость моего движения возрастала необычайно, удивляя даже меня. Воистину ресурсы организма безграничны. Люди шарахались при виде меня, вжимаясь в стены домов, пропуская меня, а после подолгу смотрели в след, пытаясь понять, что это было.


Это была моя первая тур поездка с отцом, и была она по Прибалтике. Мы уже посетили Калининград , Ригу и Минск, и пребывали в столице Литовской Советской Социалистической Республике, городе герое Вильнюсе.
Для меня, выросшего на северном Кавказе, это была какая то другая планета.
Замки, архитектура.
Другой язык, другие люди.
Чего стоил только один Тракайский замок, древняя столица Литовского княжества, в котором я узнал тот самый замок в котором разворачивались события фильма "Приключения Электроника"

Я узнал что такое светофор. Не сам светофор конечно, а то, что переходя на красный свет светофора, можно получить всеобщее молчаливое порицание. А именно взгляды окружающих как на полного кретина, что было для меня удивительно. Не взгляды конечно, а такое трогательное отношение к выполнению цветовых условностей.
В Вильнюсе было куча действующих лютеранских церквей. У нас конечно же тоже были действующие церкви, но не в таком количестве как в Вильнюсе и Риге, посещение которых не было моветоном, что также сильно удивило меня.
Я заходил во все кастелы и кирхи, что встречались на моем пути, а так же в православные соборы и монастыри.
Да да, в Прибалтике оказалась сильнейшая епархия РПЦ.
Я подолгу изводил вопросами экскурсоводов и соседа по номеру историка дядю Володю из Волгограда, в чем же заключаются отличия между разными ветвями христианства , от сути, до отличий в убранстве.
Как раз в это время в Вильнюсе проходила конфирмация.

Коля на цыпочках крался по коридору. Заветная цель, мамина сумка, лежала на табуретке у входной двери. Коля старался не дышать. Сердце его колотилось бешено. Пот тек ручьями по спине.
Скрипнула предательски половица старого паркета. Коля замер.
В наступившей тишине было слышно, как на седьмом этаже приглушенно плакал младенец. На улице проехал автомобиль и мгновенно озарил квартиру светом фар.
Вроде пронесло.
Коля вытер пот со лба и продолжил движение к заветной цели.
До сумки оставалось уже меньше метра, как сзади неожиданно стала открываться дверь. Коля не растерялся и рванул под одежду в шкаф. Он видел из под дедушкиного пальто, как в туалет прошаркала бабка. Она шла не таясь, да и чего ей таиться то, она бормотала что-то себе под нос и шарила руками по стенам.
Коля замер в шкафу и прислушался.
Вот бабка зашла в туалет. Вот скрипнул под огромным весом толчок. Вот бабка оглушительно пернула и явно высрала что-то гигантское. Коля понял это по оглушительному шлепку.

В коридор вместе со свежим воздухом из кухни пробрались и другие запахи, воняло ужасно. Коля зажал нос рукой и стал дышать ртом. В это время бабка подмылась из специально заготовленного горшка и пошла в ванну - мыть руки и наполнять горшок водой.
Коля решился и задышал носом, но он ошибся! Это был явный просчет! Вонь только усилилась, прибавился кислый незнакомый запах и Колю стошнило прямо в мамины сапоги - удачную покупку на распродаже в прошлом году.
Коля проблевался и все-таки нашел в себе силы не выбежать из шкафа. Дышал он опять через рот, а заблеванные сапоги он накрыл папиной рабочей курткой.
Бабка, закончив свои туалетные похождения, потянулась домой, как перелетные птицы, она безошибочно в полной темноте доходила до своей кровати. Наверно у нее радар в башке, решил еще в прошлом году Коля. А может сказывается юность, проведенная в НКВД на должности следователя.
Коля прозондировал все вокруг. Не звука. Он ловко выскочил из шкафа и быстро преодолел расстояние до заветной сумки. Коля потянул молнию и дикий скрип прозвучал на всю квартиру. И тут из комнаты вышел Папа...

...было у меня сегодня. Собственно, только что вернулся с него

После разрыва с Лерой вот уже до того опустился, что стал знакомиться с девушками, которых мне рекомендуют коллеги. Яна, моя сотрудница, работает в моём отделе, порекомендовала девушку, окончившую Ленинский пединститут, увлекающуюся филологией. Ну, думаю, уже неплохо.

Значит, история такая. Звоню ей: Валентина? Я такой-то, давайте встретимся?

- Да, только обязательно приезжай на машине. Яна сказала, что у тебя машина есть.

- А зачем обязательно?

- Ну так, просто. Не хочу в метро со сбродом. А какая у тебя машина?

- Ауди.

- А модель?

- А6.

- А какого года?

- 2007-го.

- Ну ладно, приезжай ко мне.

Я приехал за ней, живёт она в районе Проспекта Мира, ближе к Сухаревской.

Выходит. Такая фифа в короткой юбке, с жутким количеством косметики.

- У меня платье от Макс Мара, а туфли от ещё кого-то. А в чём ты?

- Ну... - говорю, - костюм у меня, не знаю от кого.

- На заказ шили?

В июне я устраивалась на новую работу, в связи с чем появилась необходимость сделать флюорографию.
Раньше за этим счастьем я всегда ходила в противотуберкулёзный диспансер на Каменноостровском. Там было очень весело: нужно было быстро определить свою половую принадлежность и с толпой себе подобных пройти в раздевалку. Там необходимо было быстро раздеться до пояса и, цокая зубами от холода, стоять в очереди, стыдливо прикрывая руками сиськи (в моём случае, кстати, совершенно бессмысленное занятие - по инерции прикрываешь, вроде, но понимаешь, что рук категорически не хватает). Холодно там было всегда, даже если на улице царила страшная жара, поэтому раздеваться нужно быстро: чем скорее скинешь с себя шмотки, тем скорее пройдёшь процедуру. Появлялся практически спортивный азарт. Но меня всегда опережали плоские дамочки, не носящие лифчиков, поэтому прийти к финишу первой мне так ни разу и не удалось.
Самый кайф начинался в кабинке. Там, как вы знаете, нужно плотно прижаться грудью к экрану и - "не дышим! дышим! не дышим!" А экран металлический, холодный - бррр. Соски становятся твёрдыми, как камни - не всякий мужчина способен довести их до такого состояния.
А ещё я всю жизнь хожу с длинными волосами, и они обычно распущены. Перед этой фотосессией приходилось закалывать их на макушке, и я становилась похожа на опухшего Чиполлино.

Года два назад произошёл курьёзный случай.
Пошла я на Каменноостровский делать флюорографию, а заколку взять забыла. Ладно, думаю, подержу волосы руками. Не тут-то было. Флюорографическая тётенька была не в духе, на всех рычала, злилась, а когда увидела мои космы, свисающие, как выражается мой муж, "до развилки", и вовсе озверела.
- Немедленно заколите волосы наверх! - потребовала она.
Я втянула голову в плечи и извиняющимся голосом промямлила:
- Я заколку забыла...
- А Вы что, не знали, куда идте? - гаркнула тётенька. - Первый раз снимок делаете?
И, затолкав меня пинками в кабинку, проорала:
- Волосы в рот!
Я думала, что ослышалась.

После легкого ужина я вышел в сад, чтобы продолжить работу по изготовлению бордюра.
Ирина уже минут 15 возилась на своих клумбах возле калитки.
Выставив очередной участок опалубки, я включил бетономешалку, всыпал в нее щебень и песок, отмерил необходимое количество цемента,влил воду, оценил подвижность смеси, и добавил еще немного воды - пусть бетон будет более текучий. Так он легче заполнит форму.

Перед несложным, но тяжелым процессом переноски ведер, наполненных бетонной смесью, решил закурить.
Выпустив в сторону летнего заката практически идеальное колечко дыма, я стал прикидывать, сколько еще успею сделать замесов за сегодняшний вечер, и примерно сколько еще дней мне предстоит бетонировать. По всему выходило, что бордюры я окончу за три вечера, потом останется еще две дорожки, примерно по четыре куба каждая, итого еще около недели. Еще неделя, и конец битвы за обустройство! Это надо будет отметить!

Из - за шума бетономешалки, я не услышал шагов своей жены, а почувствовал ее присутствие каким- то другим образом. Повернулся к ней. Ирина делала знаки выключить агрегат. Её губы сжались в тонкую линию, скулы неприятно заострились, глаза сузились. Так она выглядит лишь когда очень зла, что бывает крайне редко. Что случилось?

Как только затих двигатель, и щебень перестал скрежетать о лопасти, Ирина сказала:

- Он опять приехал. Я не пустила его во двор. Стоит у калитки. Я сказала, чтобы он проваливал, он смеется. Пожалуйста, сделай что - нибудь!
- Сейчас попробую, ты главное не волнуйся, иди в дом отдохни. Все будет хорошо.

Пожав плечами, жена поддерживая руками огромный живот, неуклюже, начала подниматься на крыльцо.

Когда Ирина зашла в дом, я тяжело вздохнул, и направился к калитке. Опять этот Юрий Викторович!

Люди всегда воюют. И не важно из-за чего. Из-за новых территорий, полезных ископаемых, стратегического выхода к морю или просто из-за неосторожно сказанного слова - "козел".
Рано или поздно, мы истребили бы друг друга, если бы не одно поразительное свойство человека. Среди кишащего клубка смертельных врагов, мы умеем находить своих. Своих по любому признаку: по месту жительства, наличию общих знакомых, профессии и даже одинаковости кроссовок...

Наконец-то я через неделю своего отдыха в Турции, нашел земляков, с которыми можно поговорить по-русски.
В маленьком магазинчике трое жилистых ребят с длинными руками, теребили веселенький надувной матрас и пытались быть понятыми турком:
- Братишка, нам нужен крепкий матрас. Самый крепкий, чтобы не лопнул под этим красавчиком (показывают на угрюмого товарища)
Продавец:
- Эта Харашо - красивий матрас, бери дрюг.

Тут на сцену вышел я и зарисовался своими глубочайшими познаниями в английском:
- Мужики, скажите ему, что вам нужен стронг матрас.
Парни очень обрадовались русскому человеку и натурально полезли со мной обниматься. Я сделал вид, что не удивился такому трогательному проявлению чувств, а когда мы уже выбрали вери стронг матрас и сидели в уличной кафешке, все стало на свои места - это были дагестанские борцы (извините за тавтологию, ведь "дагестанский - борец", это масляное масло...)
И уж кому-кому, а дагестанцам свойственны только два типа проявления чувств: братские объятия и объятия с целью неремонтопригодной поломки хребта реципиента...
После веселых морских разговоров и кучи выпитого чая (спиртное они не пили вообще, видно нешутейные спортсмены), я заметил, что самый мелкий, по имени Али, прихрамывает на ногу с забинтованным коленом.
Что - спрашиваю, случилось?

В годы былые, учась в школе, все наверное ездили отбывать трудовую повинность в колхоз. "На картошку" Ездили и мы. Класса с пятого наверное.
Иногда это была картошка. Иногда морковка. Иногда лен. С первых чисел сентября и до белых мух. Или как придется.

И вот случай. Классе в пятом, что ли. Ну, совсем мы еще маленькие были.
Назавтра наш класс по графику - на картошку. А сегодня погода возьми и испортись. Похолодало резко. Ночью за минус. Да и с утра не лучше. Ветер. Снег с дождем. Жуть, короче. Собаку из дома не выгоняют. Не то что деток малых в поле.
Собрались утром возле школы. Автобусы подошли. Ездили по три класса одновременно. Педагоги наши решают: ехать, не ехать. А чего решать, если все тогда решала партия и правительство? И РОНО. Короче, так никто и не взял на себя ответственность отменить поездку. И мы покатили.
Было с нами на три класса и два автобуса - три педагога. Две молоденькие учительницы, их и не помню уже. И незабвенная наша Маргарита Николаевна. Преклонных лет, крутого нрава, педагог милостью Божьей и бессменный наш завуч.

Чуток поподробнее о ней. Я ее знал не только по школе. Мы были соседями, и она дружила с моей бабкой. Но, что странно, никогда мои школьные шалости не становились достоянием родительских ушей по этой причине. Как бы сейчас сказали, не стучала завуч бабке на меня. Но я все равно, видимо, подсознательно корректировал свое поведение в соответствии с таким знакомством.
В годы войны Маргарита Николаевна была фронтовой медсестрой. На 9 мая она надевала кучу медалей. Охотно рассказывала, какая за что. Письма ей приходили со всего света. От спасенных ею и вытащенных с поля боя раненых, так я понимаю. Некоторые приезжали даже. Тогда, естественно, было весело, пьяно и шумно. А одно письмо я помню до сих пор. Вернее, не само письмо, а конверт, который Маргарита Николаевна показывала бабке. Там вместо адреса была такая примерно надпись. "Дорогой почтальон. Помоги пожалуйста. До войны в вашем городе жила Маргарита Смирнова. Адреса я не знаю. Мы вместе воевали. Найди Маргариту или ее родственников и передай это письмо"

Долгое время я стеснялся выкладывать эту историйку публично, но стеснение прошло, и даже нахожу теперь что-то забавное в этом.

В общем, давным-давно, когда я еще был неискушен в вопросах межполовых отношений, привелось мне однажды посетить жрицу любви за соответствующую мбзду. Зашел к ней в комнатуху, договорились о цене, дрожащими от волнения руками отдал ей бабло, а что дальше делать - не знаю. Главно дело, девушка такая еще веселая попалась, постоянно ржала чего-то. У меня, блин, и так комплексы, а она ржот со всякой фигни. Ну, деньги-то она взяла и говорит мне со смехом:
- Че смотришь? Раздевайся.
Я, надо признаться, так не могу. Я же человек романтичный, мне прежде пообщаться надо, может быть даже выпить совместно. Поцеловаться, там, всячески туда-сюда. А тут мне говорят:
- Кладись на кушетку.
- Что, так сразу?
- А че время тянуть? У нас и так его мало.
А сама ржот все время. Ну, я прилег, что делать. Девушка начала с орального секса. С минета, то есть. Но такой минет, веселенький, сквозь смех. Я, значится, пытаюсь сосредоточиться, образы всяческие себе представляю, а мне сосредоточиться не дают, девица сквозь хохот мне и говорит:
- Я, - говорит, - вообще-то терпеть не могу минет делать. Фу, противно!
- Епта! Не хочешь - не берись. А что делать?
- Давай, - говорит, - входи в меня.
- В смысле... Как?
- Да как хочешь. Давай вот так вот.
Ну, я в нее вошел, а мне самому как-то и неловко. Девушку даже вином не угостил, а уже естествлю. Ну, потом получилось отвлечься немного, а она уже в раж вошла и всячески стонет и извивается и даже покрикивает. Правда, все равно хрюкает от смеха, но вижу, что, вроде, приятно ей.

Хорошая вещь Скайп, нахожу друзей, с которыми не виделась давным-давно. Вот нашелся некто Миша, когда-то он был душей компании, но рано женился, пошли дети, и он выпал из нашего круга. И вдруг нашелся, и в числе всего прочего рассказал такую историю.

Все у меня шло хорошо, жена досталась просто на зависть, трое детей-погодков только в радость, бизнес развивался в таком темпе, чтобы жить с него было можно, а внимания к себе не привлекал ни со стороны налоговой, ни со стороны братков. Словом, счастье и пруха полные. Сначала аж не верилось, потом привык и думал, что всегда так и будет. А на двадцатом году появилась в жизни трещина. Началось со старшего сына.

Меня родители воспитывали строго, и как подрос, наказывали по сторонам членом не размахивать, а выбрать хорошую девушку по душе, жениться и строить семью. Я так и сделал и ни разу не пожалел. И детей своих этому учил. Только то ли времена изменились, то ли девушки другие пошли, но не может сын такой девушки отыскать, чтобы смотрела ему в глаза, а не ниже пояса, то есть в кошелек или в трусы. И деньги есть, и образование получает, и внешностью Бог не обидел, а все какая-то грязь на неговешается. И мается парень, и мы за него переживаем, словом, невесело стало в доме.

Дальше - хуже. Заболела теща, положили в больницу, там она через неделю и умерла. Отплакали, отрыдались. Тесть остался один, не справляется. А родители жены попались просто золотые люди, между своими и ее родителями никогда разницу не делал. Забираем тестя к себе, благо место есть. Жена довольна, дети счастливы, ему спокойнее. Все бы хорошо, НО!

В детстве я молил бога о велосипеде;
потом понял что бог работает по-другому...
я украл велосипед и стал молить бога о прощении.
(Аль Пачино)


Мужчина среднего возраста вышел из подъезда и огляделся по сторонам. Стояла невыносимая жара, двор был практически пуст. Несмотря на сорок два прожитых года, стоящего на крыльце можно было принять со спины за мальчишку: худой, маленького роста, с очень тонкими руками и узкими плечами. Он всегда был ниже и слабее своих сверстников, что, впрочем, никогда его не смущало.

Впереди, из-за угла соседнего дома, появилась одинокая фигура. В противоположность вышедшему из подъезда, это был крупный мужчина, чем-то похожий фигурой на медведя. Его крупное лицо блестело от пота, тяжелые шаркающие шаги поднимали пыль с неасфальтированной дорожки, он шел, глядя себе под ноги.

"Это же Ботан!" - пронеслось в голове у низкорослого, - "точно, одноклассник Ботан. Откуда он здесь? Он давно уже не живет в нашем дворе". В школе Ботан был отличником, однако, умом не блистал, обладая феноменальной способностью к зубрежке, почему и получил такое прозвище.

- Ботан, здорово! - крикнул доходяга.
Тот поднял глаза и уставился на него.
- Мелкий, ты что ли?
- Я, конечно. Только Мелким меня уже лет двадцать не зовут.
- Так и я давно не Ботан.
- Как дела, дружище? Какими судьбами?

Сам он маленького роста, худенький, в ушках золотые сережечки, на голове лысина, которую эффектно обрамляют и подчеркивают огненно рыжие волосы собранные на затылке в крысиный хвостик. Да еще и рыжие усы, как у телемастера... Одним словом - не Ален Делон и даже не Фернандель, но одноклассница моя его любит и ей наверное виднее. Так-то если попривыкнуть к неказистой внешности, мужик он компанейский и совсем не глупый. Зовут его Руслан. Сегодня у него свой уютный музыкальный магазинчик, а в далекие 90-е Руслан каждую неделю челночил в Москву за разной бижутерией. Бывало всякое: и грабили его то менты, то бандиты и от поезда он отставал и пирожками по дороге однажды так лихо траванулся, что домой добрался только через месяц. Хоть без денег, зато живой и с полными карманами рецептов...
Но больше других мне запала в душу одна его история, в которой изворотливый ум маленького неказистого человека, поразбивал бошки тупой грубой силе...
Поезд "Львов - Москва".
Повезло Руслану ехать в одном купе с бригадой стриженых отморозков. Три накаченных пазла в спортивных костюмах одинаковых с лица - как хочешь, так и выкладывай. Естественно, что "пассажир" в сережках и с рыжей косичкой им сразу не понравился, но очень заинтересовал тем, что никогда не расставался с большой поясной сумкой. И они были правы - там были деньги и немалые. Весь день бригада шпилила в карты, окуривая своего некурящего соседа.
Руслан страдал, но сделать замечание так и не решился. Похоже, они только и ждали хоть какого-нибудь гудка с его перрона...
Иногда бойцы переходили на шепот и даже писали друг другу пространные письма с последующими комментариями типа:
- Если проканает, то в Москву можно вообще не ехать.
- Та должно проканать...
Руслан, изображая сон, грустил на верхней полке, он чувствовал, что речь идет о нем и даже не о нем, а о его вкусной поясной сумке.
Что делать? Попросить у проводника другое место? Но вагон и так забит до отказа. Попробовать с кем-то махнуться? А что он им скажет? - "Вы не могли бы со мной поменяться местами? Там у меня шикарная верхняя полка в прокуренном купе и три урода, со сломанными носами и набитыми кулачками..."
По тому, как нагло они вели себя с людьми в коридоре, а ему даже грубого слова не сказали, было понятно, что "гоп-стоп" намечен на попозже. Ближе к ночи.
Выйти в коридор и сесть там на пенек - не вариант, во первых там уже сидят свои зайцы, а во вторых, всю ночь не высидишь. Время работает против него, а в голову ничего умного не лезет.

Над снежными Карпатами сияло ледяное солнце, а мы катились в катафалке на лыжный курорт Буковель. Мы - это я, Витек и Роланд. Мой верный Йончи остался дома с молодой женой, а Витька вполне мог справиться с работой, которую поручил нам Патефон. Работа была проста: установить подоконные плиты и затереть аккуратно швы на собраном камине. Камин был давно сложен в нужном месте, а именно в гостиной небольшого домика с рубленной банькой, оставалось лишь навести гламур. Ну, по наведению гламура мне нет равных. Тем более если рядом Витек... Для разнообразия Витька взял с собой лучшего школьного друга Роланда. Роланд тоже был не один - с ним передвигалась небольшая псина. Чувствуя угрызения совести после непредсказуемой гибели несчастного Моцарта Роланд усыновил, вернее удочерил некрупную собачку по имени Эльза.
-Настоящая китайская чихуа-хуа, - уверял Роланд, поднося собачку к самому Витькиному носу, будто тот мог различать породы по запаху.
-Не матюкайся, - говорил Витька и морщился. С собачками у него не складывалось. Собаки тоже плевать хотели на Витьку. Как правило, их встреча всегда заканчивалась печально и, конечно, не для Витьки. Балерина с домкратом смотрелась бы более органично, чем Витька с собачкой... Но только не в этот раз. В этот раз, пацаны, скажу Вам прямо - собачка вернулась назад в Германию целой, невредимой и даже посвежевшей. И это благодяря мне. Предполагая последствия нежеланного контакта, я старался постоянно держать Эльзу и Витька на расстоянии, поэтому в машине мы ехали так: Витек за рулем, я посередине и Роланд справа с Эльзой в рюкзаке. В горах стоял крепкий мороз, поэтому на Эльзу был натянут изящный бирюзовый свитерок.
- И чего это Патефон забрался в такую глушь?, -ныл Витек крутя баранку, - какого лысого ему камин в горах приснился?
-Это он для любимой тещи старается, - объяснял я Витьке, - Лечебную избушку ей в горах построил, баню с процедурным кабинетом, ингаляционную камеру.... че там, бабла есть немеряно - можно повыеживаться.

Я лег спать.
После трудного дня во всех отношениях.
Мало того, что я устал физически, так еще всякие уроды мотали мне нервы целый день.
Ноги "гудели" от усталости, спина ныла, а в голову словно кто-то шуруп вкручивал.
Стакан дешевого пойла, разлитого где-то в подвалах и гордо именующегося - виски, не восстановил ни здоровья ни настроения.
За окном стояла ночь. Тихая и безлунная.
Чувство легкого опьянения овладело мною. Я медленно начал погружаться в сон. Как вдруг за окном кто-то нарочисто громко и дико засмеялся. В моем уставшем мозгу даже не возникло ни какой мысли, очнувшись на секунду, я снова стал погружаться в сон.
Хохот повторился опять, но тут в отличии первого раза, его подхватили еще пять или шесть глоток.
- Эй, бля! - взревел, срываясь на фальцет, голос молодого засранца - Хуле спите? Подъем, ёб вашу мать!
- Заткнись! - взревел в ответ юнцу мой сосед слева, который ночи напролет сидел у окна и страдал бессонницей - Заткнись! Люди спят!
Петрович всегда, втайне завидуя, ревностно оберегал сон соседей.
- Да пошел ты нах, старый хрен! - парниша явно был местный, потому как Петрович обладал зычным голосом молодого мужчины - Заеб уже тусы обламывать! - точно парень местный, догадался я.
Вставать, что бы прикрикнуть на обнаглевшего мальца и получить оскорбление в ответ, не хотелось. Но перепалка между Петровичем и парнишей все набирала обороты. Я встал из постели и подошел к окну.
Компания из пяти парнишек и двух молодых девченок сидела в беседке и с интересом наблюдала как их друг обзывал последними словами старика. Изредка, когда ругательства паренька были особо унизительны, компашка одобрительно гудела и даже хлопала.

Это может произойти, это происходило, это произойдет, этого никогда не будет - там, где темное полотно ничего и нигде опускается на сознание и твое Я тухнет, и летит прочь.
Щелчок и сознание окурком летит прочь, переворачиваясь, ударяясь то обгорелым светлячком не потухшего края, то пожелтевшим фильтром о выступы и неровности дороги. Наконец, врезавшись в сваренные из арматуры решетки уличной канализации и отскочив от них,оно падает во тьму, и уносится куда-то, где есть только запредельный свет, где ждут тебя те, кто может помочь и поджидают пеннивайзы. Все там летают. Мы все тут летаем.
Георгий застонал и проснулся. Буквально на мгновение, достаточное для того, чтобы почувствовать - жар не спал, температура все так же держалась, его все так же лихорадило. Болезнь не спешила отступать. И снова тьма, все красные оттенки черного.

***
- Не спеши. Спешить - это значит пытаться трясти свою клепсидру, т.е. заниматься тем, что глупо и приносит мало хорошего.
Он оглянулся. Сказавший это не смотрел на него, морщинистое лицо его, в уступах которого спрятались глаза, было обращено в сторону костра. Он подложил в огонь еще одну хворостину, пошевелил-подвинул угли.
- Где я? - голос Георгия, вопреки его ожиданиям, был достаточно силен и крепок. - Кто вы?
Сидевший у костра усмехнулся и словно бы от этой усмешки пришел в движение. Вот он сидел возле костра и по морщинистым его щекам бегали струйки дыма, а в глазах отражался огоноь, а вот он уже стоит рядом с Георгием и в глазах его отражается Георгий, весь, целиком.
- В твоих вопросах - твои ответы. Где? Ты. Кто? Я.
- Я умер?
- От воспаления легких? - с сомнением поднял бровь его визави. - Нет, не ты и не сейчас. Мы можем говорить. Присаживайся к костру.
Он махнул рукой, приглашая Георгия присесть, и Георгий не смог отказаться. Шагнул к костру и устало опустился на... мох. Плотный мох серебристого цвета. Возможно, это был и не мох, но Георгий только сейчас увидел, что кроме странного человека и костра, вокруг еще было что-то. Была поляна, покрытая чем-то, что было похоже на серебряный мох.
Странный человек пошевелил угли, огонь в костре усилился.
- Зачем я здесь? - спросил Георгий.- И кто все-таки Вы? Как я здесь...
- Т-с-с... - странный человек приложил палец к губам. - Смотри. В огонь смотри.
Огоньки костра переплетались друг с другом, отталкивались друг от друга, обнимались и исчезали, чтобы тут же появиться- это был странный танец, он завораживал и не отпускал взгляд.