Никогда в жизни не видел Уральских гор, даже на картинках. Мне удалось дожить до 35 лет, сохранив себя в этом смысле абсолютно девственным, когда мне выдался случай полететь в Москву, я очень обрадовался, думал, что наконец увижу.

Есть такая песня, она поется так: "На границе тучи ходят хмуро..." Это полная чепуха, тучи над Россией ходят одним сплошным куском, пока мы летели, я нигде не увидел земли. Вся Россия покрыта тучами, не было ни одного разрыва.

Я бываю в Москве нечасто, примерно каждые 35 лет. Это мой первый визит, ради такого случая я причесался. В Москве живет моя знакомая, девушка Света, когда она узнала, что я хочу пойти гулять по Москве, сразу вызвалась меня сопровождать. Она коренная москвичка, полагаю, она захотела лично присмотреть, чтобы я чего не стащил или не поломал в ее родном городе.

Первым делом мы пошли гулять на Красную площадь. Света никогда не бывала в Покровском соборе, она сказала, москвичи ходят туда, только если нужно показать собор приезжим. Мы пришли к собору, встали в кассу, сразу позади иностранцев в пальто.

Между прочим, иностранцы - сплошь жулье, перед нами стоял благообразный седой джентльмен, он сказал мне:

- Ви - гражданин Российской Федератсии?

Я с перепугу ответил:

- Чо?

Тогда он признал во мне гражданина Российской Федерации и сразу перешел к делу. Оказалось, он прочитал объявление, что для пенсионеров вход в собор со скидкой, и хотел знать, имеются ли в виду только граждане Российской Федерации, или же пенсионного возраста можно достичь в любой стране. Старый мошенник всю жизнь ждал, когда его виски покроются благородными сединами, чтобы приехать в Москву за полагающимися скидками. Нужны, я полагаю, стальные нервы, чтобы не моргнув глазом требовать себе льгот за то, что состарился на чужбине, в комфорте и благополучии, вдали от зла. Как знать, может в его родном городе нет даже машин с мигалками!.. Я считаю, это самое настоящее жульничество, у нас в Российской Федерации принято стареть на родине, и даже после этого получать шиш с маслом.

Продолжение алкотрешевого сериала

Литр издал предсмертное бульканье и грустно закончился, но тут же в действие вступил второй.
Мы с Серёгой и Коляном сидели в Коляновой же мастерской, где он чинил мой компьютер. Собственно, починка оного и обмывалась. Мастерская, расположенная в подвальном помещении была уютной - с канализационных труб не капало, серые хвостатые обитатели помоек и подвалов не появлялись, и было довольно чисто, правда, все столы и полки были завалены системными блоками, платами, осциллографами и ещё всякой хуйнёй, внушавшей благоговейный трепет человеку непосвящённому. В соседней комнате бодро жужжали рассерженными шмелями машинки и стрекотали кузнечиками ножницы в руках других арендаторов - парикмахеров: хохлушки-хохотушки Марьяны и Джаника - существа непонятной национальности и половой принадлежности, поскольку его замашки явно намекали на то, что он является представителем "светло-синей" субкультуры, а его причёска разных колеров и оттенков - на общую ебанутость.
- Постричься, что ли? - выдал рацуху Серёга-2, отправив в рот очередную рюмку и закусив корнишончиком. - Тебе, майор, тоже не мешало бы! Вот на хуя ты "хвост" отрастил, а? Не по уставу ни грамма! Ты же старший офицер!- и он чувствительно дёрнул меня за этот самый "хвост", перехваченный медицинской резинкой.
- А тебе не похуй? - злобно огрызнулся я. - Опера форму не носят, и уголовный розыск - не строевое, а оперативное подразделение! Хорош я буду, когда жулик, на моё ебальце глянувши, сразу смекнёт, что у него "контора на хвосте"! А так - ну, спившийся интеллигент, на лбу "ноль-два" не написано!
- А я вот подстригусь! А ты мне не друг, что ли?
- Таких друзей - за хуй, и в музей! - потирая затылок, проворчал я.
- Тогда ещё и покрашусь, во! - Серёга-2 сегодня явно пёр креативом. - Под блондина, бля!

Однажды дрозофилы захватили нашу дачу. Хлопнешь в ладоши - из арбуза взлетает облако, смотрит недовольно, кто тут шумит. Потом возвращается на базу. Даша сказала, никогда мухи не будут повелевать человеком на её кухне. Сложила из газеты дубину, устроила бойню. Все самые яркие свои переживания Дарья подкрепляет свёрнутой газетой.
Наибольшие потери понёс дружественный нам чайный сервиз. Насекомые потеряли двух бойцов контуженными, из числа толстых и неловких. Была ещё надежда, что многие насмерть порежут лапки об осколки чашек, но как-то не сложилось.
Внутри арбуза сильно не шлёпнешь, а именно там у мух Родина. Даша оставила дубину массового поражения, приготовила гибельный мёд в блюдце. Крикнула насекомым:
- Сдохните в муках!
Но сразу поправилась:
- В сладких муках.

Милосердие - самый трогательный симптом женской алогичности.

В качестве ответного доброго жеста мухи затолкали в блюдце двух своих умирающих старух. Им не хотелось расстраивать Дашу. И снова полетели складывать фигуры-облака. Потом я вынес из кухни всё мокрое и сладкое, популяция загнулась.

Вместо себя мухи прислали паука. Он был огромный, сидел в углу над душем, сторожил какую-нибудь съедобную женщину, склонную к гигиене. Испуганный Дашин глаз транслировал его изображение увеличенным до размеров футбольного мяча. Шлепок газетой только разозлит урода, решила Дарья. И целый день просидела под одеялом. Немытая, в спортивном костюме на случай погони с его стороны. Звонила мне, пересказывала новости из Интернета. Там написали, это паук породы "домашний". Питается "всем, что может одолеть". То есть, Дашами.

"Вот какие бывают дьявольские старухи, воспитанные прежним режимом!" © М. Зощенко


Алена весь день провела за городом, помогая стареньким родителям готовить дачу к зимовке.
Затем заехала в магазин, купила немного рыбы, ветчины для бутербродов на утро, к чаю, буханку свежего хлеба, и спокойно встала в очередь к кассе. Прямо перед ней стояла женщина преклонного возраста, навалившая в тележку кучу пакетов и бутылок.
Кассирша пробивала их по кассе, а сама женщина подозрительно заглядывала в экран аппарата, охая при каждом изменении суммы. Последние пакеты с какой-то крупой и макаронами, она придирчиво изучала, затем ей что-то не понравилось, и она принялась терроризировать несчастную кассиршу кучей вопросов.
- А почему эти макароны столько стоят? Вот я покупала прошлый месяц, они были на 12 рублей дешевле.
Бедная девушка устало улыбнулось дежурной улыбкой, но вежливо ответила:
- Видимо, закупочная цена изменилась. Знаете, от нас это не зависит, только от производителя.

Но женщину это не устроило. Она задала еще несколько несущественных вопросов, затем отказалась от последних двух пачек макарон. Кассирша вздохнула и пошла, искать старшего по залу, без его разрешения делать отмену в кассовом аппарате она не имела право. Очередь за спиной Алены удвоилась, она вздохнула, и посмотрела на часы, торопилась. Андрей приедет скоро, а дома кушать нечего, надо что-то успеть приготовить, хотя бы салатик. С его проблемным желудком нужно кушать только свежую еду.

Пенсионерка услышала этот нечаянный вздох и, взглянув на тележку Алены, кинулась на нее:
- Что? Накупила себе дорогой рыбы и ветчины, и ждать некогда? Все вы такие, буржуи!
Алена опешила. Эта атака была столь неожиданна, что она с трудом нашлась с ответом:
- Женщина, успокойтесь, пожалуйста. Я вообще о другом думала.
Но та не унималась:
- Вы еще и успокаиваете меня? После того, как вы из нас всю кровь пьете, страну разграбили, жируете на наших недоплаченных пенсиях, вы еще смеете меня успокаивать?!

Продолжение алкотрешевого сериала

Завибрировала мобила. "Братан, эсэмэска пришла!" - раздался брутальный басок "братка".
Я глянул на дисплей телефона.
Сообщение пришло от Коляна и было очень содержательным. "Mne pizdets!" - гласили буквы. Эта латиница могла означать, как минимум, что у Коляна ушла мобила. Что было максимумом, а тем более максимум максиморум было трудно представить...
Тут же выскочило сообщение о прибытии ещё одного "письма щястя": "Cherez chas na nashem meste". Под "нашим местом" подразумевалась довольно уютная кафешечка, где пиво не разбавляли, её обходила стороной гопота и лица очень кавказских национальностей. В кафе нами вырабатывались стратегические решения, строились планы и пилось пиво, которое без требований доливали после отстоя знакомые барменши.
Когда я явился туда, то узрел Коляна, который грустно курил, вертя в руках старенький телефончик "Эрикссон", который у него пиздили раз десять, но он всегда возвращался обратно, в отличие от более дорогих моделей. Его бледное лицо было в тон белой же футболке. Впрочем, футболка была не совсем белой: на её груди в разнообразных позах еблись хрюшки. Я поглядел на свиную камасутру, запомнил на всякий случай пару понравившихся мне поз, и поздоровался с Коляном.
- Так какие твои печали, амиго?
Колян поднял на меня печальный взгляд голубых глаз:
- Погоди, сейчас Серёга приедет, тогда и поговорим.
Напротив сидели две девы в минимальных прикидах, судя по говору и кричащему макияжу, как у команчей на тропе войны, прибывшие из Хацепетовки или Конотопа и имеющие планы удачно заарканить лопоушистого москвича в свои сети. Девы бросали томные взгляды, примерно так смотрела моя кошка в период пустовки.
Колян вообще не обратил на них внимания, а я молча отправил нахуйпосылающее мыслесообщение, после чего леди утратили к нам интерес.
И тут во всей красе появился Серёга-2. Он был облачён в прикид, как нельзя более подходящий для дружеской встречи с друзьями, а именно в черную форму спецназа и разгрузочный жилет с карманами, количество которых стремилось перещеголять знаменитую жилетку Вассермана, причём на спине разгрузки была грозная аббревиатура ведомства, кишащего людьми "с чистыми руками, горячими головами, и холодным сердцем". На пузе у него непринуждённо болтался "Хёклер-Кох", а на голове была шапочка с прорезями для глаз и рта, но у Сереги хватило ума не натягивать её на лицо. Тем не менее барменша стояла с таким лицом, будто у неё именно здесь и сейчас началась диарея.

Дородная дама далеко забальзаковского возраста, в тёмно-коричневом пальто с облезлым меховым воротником а-ля шанхайский барс и стригущий лишай, раздражённо махнула рукой и радужный мыльный пузырь, который так неосторожно позволил себе приблизиться на опасно близкое расстояние, лопнул. Дама недовольно посмотрела на источник безобразия. Им оказался мальчишка лет десяти, который, не обращая ни на кого внимания, самозабвенно выдувал пузыри в непосредственной близости от прилавка с чайниками к которому стремилась дама.

- Мальчик! Иди пускать пузыри в другое место! - визгливо потребовала потенциальная покупательница электрических чайников. - Безобразие! Куда только родители смотрят! Сначала нарожают, а потом бросают в магазинах где придется, и из них потом ворьё и алкаши вырастают!

Даже не взглянув на обладательницу плешивого воротника, мальчонка сделал пару маленьких шагов в сторону и продолжил своё увлекательное занятие. Пузыри у него получались замечательные. Большие, переливающиеся всеми цветами радуги и долго не лопающиеся.
Дама пробормотала себе под нос ещё пару сентенций по поводу потерянного поколения и, наконец, перенесла взгляд своих водянистых гляделок на следующую жертву своего внимания.

Продавец, прыщавый молодой парень с печатью тотального пофигизма на лице, обречённо вздохнул - он уже предчувствовал всю прелесть общения с этим воплощением порядка и дисциплины.

- Послушайте... - дама пошамкала ртом, видимо подыскивая достаточно гуманную форму обращения к этому низшему существу с той стороны прилавка, но ничего цензурного не придумала и просто ткнула пальцем за спину парня и потребовала - Покажите вот этот чайник!
Парень секунду подождал, потом медленно развернулся и глядел ряды полок, на которых стояло добрых полторы сотни представителей семейства чайников электрических обыкновенных.
- Какой именно? - лениво процедил парень, даже не глядя на даму.
- Вы, что слепой!? - взвизгнула дама, почуявшая наезд на её право потребителя и женщины. - Я же вам показала пальцем!

Было так: мы пошли, чтобы купить Даше зонт.

Если вы считаете, что задача тривиальна, и с ней справился бы любой человек, имеющий навыки приобретения зонтов, то вы ошибаетесь.

Во-первых, зонт нужен розовый, в крайнем случае - желтый, зеленый тоже можно, но только если он с ромашками. Это я цитирую дословно пожелания самой Даши, у нее имеются четкие критерии по выбору зонтов, если их придерживаться, можно купить стильную вещь, подходящую к синей осенней куртке и сиреневым резиновым сапожкам. Кроме того, на зонте должны присутствовать уши, как у кота.

- Нужен такой зонтик, чтобы его раскрываешь, а сверху уши, - объяснила жестами Даша. - И глаза, вот тут и тут.

Мне сложно представить себе зонт, гармонично сочетающий в себе зеленые ромашки с кошачьими ушами, но я доверился эстетическому вкусу Даши, раз она говорит, что это прекрасно, значит, это так. Мы надели сиреневые сапожки и отправились искать гармонию в магазинах города.

Я хотел бы заметить, что в магазинах Томска очень сложно с гармонией. Мы прошли полтора километра, заходили в каждый магазин, включая "Сувениры" и "Товары для животных", зонтов с ушами не было ни в одном. В седьмом или двенадцатом по счету магазине девушка, лишенная чувства прекрасного, предложила нам красный зонт с человеком-пауком, Даша сложила губы в букву "фи".

Мы шли по проспекту, ветер швырялся в нас желтыми листьями. Даша сказала, что когда вырастет, у нее будет свой магазин, в котором она будет продавать исключительно детские зонты ручной работы, преимущественно желтые. Все будут ушастыми, в будущем эта мода захлестнет весь мир, зонты без ушей будут моветоном, на человека, вышедшего без такого зонта из дому, будут все показывать пальцами. Поэтому Даше нужен зонт с ушами уже сейчас, она хочет смолоду держаться в авангарде модных течений.

Потом пошел дождь, сначала он был едва заметным, но убедившись, что мы с Дашей беззащитны, начал лить как следует. Именно в такие моменты острая нехватка зонтов особенно очевидна. Мы с Дашей укрылись под каким-то навесом, нам казалось, что там мы не промокнем. Эфемерность этого убеждения развеялась, когда мимо нас по луже проехал автомобиль. Даша в этот момент пряталась у меня за спиной, она осмотрела меня и сказала:

Продолжение алкотрешевого сериала

"Три крика различаются так:
до, во время и после"
Миямото Мусаси


- Суки... Какие же суки! - с качаловским трагизмом восклицал Колян, разглядывая свежайший фингал под левым глазом, ласкавший взор всеми оттенками спектра.
- Гематома левой глазной орбиты. Инъекция сосудов конъюктивы. Похмельный синдром. - тоном судебно-медицинского эксперта констатировал я и отхлебнул из чашки.
Колян застонал, ощупывая "гулю".
- Водки ноль-семь. Телятина по-министерски. Оливье. И двести текилы. - безжалостно продолжал я, взирая на страдания друга и предметы его экипировки.
- Бляяяяя... - простонал Колян.
- О нём, о супостате твоём - неумолимо серил я в душу другана. - Рост сто шестьдесят-пять -сто семьдесят. Правша.
Мы сидели у Коляна на кухне и пили. Чай, блядь! Колян пил зеленый, заваренный по фэн-шуй, я - чёрный, заваренный хуй знает как.
Заплывшее око Коляна не без иронии разглядывал Колянов кот, так и не простивший ему (Коляну) попытку повторной его (кота) кастрации.
- Что делать-то? - жалобно спросил Колян.
- Хуй знает. - отрезал я.
Вся вышеописанная сцена была последствием милых Коляновых посиделок в кабаке с нежным женским именем "Евгения" в названии, где Колян в очередной раз, что называется, огрёб. А всё из-за того, что Колянова супруга, устроив скандальчик на ровном месте, категорически отказалась исполнить супружеский долг даже на полшишечки, и съебнула к маме.
- Серёёёооооог, - просительно проблеял Колян. - Ты же это, карате занимался... И самбо тебя в школе ментов учили... Помог бы, а?
"Может, не надо, а?" - заныла перееденная БТРом восемнадцать лет назад нога.
"Охх..." - вздохнул травмированный после прыжка с третьего этажа за негодяем позвоночник.
"В пизду!" - решительно зачесался шрам от удара кастетом под левым глазом.
В дверь позвонили. Я пошёл открывать, оставив Коляна с котом и фингалом.
Открыв дверь, я обнаружил там нашего кореша Серёгу-2 с пакетом, из которого соблазнительно торчало бутылочное горлышко и хвост скумбрии холодного копчения.
- Бояяяяре, а мы к вам пришли! - пропел Серый. - Чё делали?
- Тебя вспоминали.. - мрачно ответил Колян. - И других козлов...
Серёга-2 пропустил мимо ушей откровенное хамство, и выставил на стол блеснувший в лучах солнца литр. Потом он подозрительно глянул на содержимое наших чашек и охуел:
- Вы, это, чего? Чааааааааай пьёте?
- Ага...
- Будете? - Серый ловко скрутил пробку с водочной бутылки.
- Нет! - решительно сказал я. Колян же энергично замотал головой.
- Ну вы, блин, даёте! - с булдаковской хрипотцой прорычал закадыка, наливая себе в чашку содержимое бутылки. - Хуй за мясо уже не считаете!
Он залихватски хлобыстнул налитое и стал дербанить тушку скумбрии.
- Колян пизды получил... - просветил я друга. - Теперь только чай.. По фэн-шуй, мать его...
- Ночной дозор! Всем выйти из сумрака! - продекларировал Серёга-2, и выволок Коляна на солнечный свет из тёмного угла, где жертва половых репрессий пытался скрыть следы позора на лице.
- Впечатляет.. -резюмировал результаты созерцания Колянова несчастного еблета Серёга. - И чё решили? Давай спецназ в ружьё подниму, они этот кабак на четыре кости поставят!

Моей жене тоже надоел этот длинный и почти односторонний телефонный разговор, она дулась показывая на часы и на до сих пор не уложенного в кровать сына.
Я все больше молчал и вяло отмахивался. Хочешь не хочешь, а игру нужно было довести до конца, чтобы не сделать из деда дурака.
Когда он останавливался, я спешно подкидывал ему "дровишек" :
- Так, с Марикой Рек мне все более-менее ясно, а вот еще: успел ли до 24-го года серьезно засветится Дуглас Фэрбэнкс?
На том конце провода без паузы началась пространная лекция о детстве и юности Фэрбэнкса.
Наш разговор продолжался уже минут сорок, не меньше и по смыслу вроде бы правдоподобно, я решил что стоит закругляться и мягко съехал:
- Анатолий Иваныч, спасибо Вам большущее, Вы нам очень помогли, я все это записал на диктофон, потом расшифруем. Спасибо еще раз, Вашей информации нам хватит заглаза. Если Вы мне доверяете, то я распишусь за Вас в бухгалтерии.
Дед:
- Ну о чем разговор, делай как тебе надо и спасибо тебе, я рад был почувствовать себя живым... Если что еще будет нужно, звони, не стесняйся, всегда рад помочь без всяких ваших сумасшедших московский гонораров. Люди-то не чужие.
- Вот за это отдельное спасибо Анатолий Иваныч. Всего хорошего. На связи.

Я повесил трубку, вроде бы обошлось. Дед ничего не заподозрил.

Дед - добрый старик с длинной белой бородой и деревянным протезом под штаниной. Когда-то очень давно он преподавал нам историю кино. В нем никогда не было ни грамма строгости. Если ты ничегошеньки не знал, то получал на экзамене пятерку, а если все знал, то тем более. А уж каждый сам для себя решал - нужны ему эти знания или он после института откроет овощной ларек.
Дедовы лекции всегда были интересны и необычны. Однажды он сказал:
- Я тут шкандыбал сегодня в институт и купил по дороге брошюрку о Голливуде, если не возражаете, то я вам ее сейчас почитаю и мы узнаем - что же в этом Голливуде творится.
Мы слушали в пол уха, но вскоре все до единого "проснулись", что-то нас заставило внимательно следить за его маленькой книжицей: "...Голливуд - это мировая фабрика грез и в поисках счастья сюда стекается народ со всех Северо Американских Штатов, чтобы заполучить. хоть маленькую роль, а там, кто знает, можно превратится в мировую звезду кинематографа, с недельным окладом в тысячу долларов.
А ведь, каких-то пятнадцать лет назад, здесь, на месте огромных, новейших кино-павильонов, паслись только козы да коровы..."

Я, вообще-то, никогда никого на дороге не подсаживаю, и тем более не таксую. Но тут как-то дал маху, возвращаясь из деревни. Еду себе не спеша, а настроение хуёвое такое..., как и погода за окном. Мысли всякие поганые и не очень, в голову так и лезут. Ни сигареты, ни музыка не помогают. Вдруг вижу - на обочине у остановки, девка голосует. Замёрзла бедная, а хуле ж - ветрина с дождём вовсю хуячат. С виду, справная такая овца: пальтишко моднявое, сапожки на каблучке и фигурка заебись вроде бы. Ну я, сдуру, и тормознул. Насчёт телефончика там, или поебаться я даже и не помышлял - квалификация уже не та, да и еблом особо не вышел. А вот попиздить с хорошей тёлкой, от мыслей своих сраных отвлечься - это в самый раз. Всё дорога веселей, в разговорах-то...
- Куда тебе, красавица?
- Д-до Москвы, у-в-важаемый, п-подвезите п-пожалуйста.
- Кхе-х, да что там до Москвы - прям до метро, до "Петрашки" могу подкинуть! Пойдёт?
- Ой, спасибо Вам большое! Это было бы просто отлично!
Короче, запрыгнула она бодро так на сиденье, ремнём пристегнулась, и мы поехали. Тёлка, в натуре, оказалась симпотной: личико милое, интеллигентное и
очёчки стильные, в золочёной оправе. Мне такой тип бабцов сильно нравится.
А когда она пальтишко одёрнула и коленочки свои красивые выставила, так у меня херок даже привздыбился малька.

Едем, в общем, всё заебок. Я печку включил, тёлка вскоре отогрелась; перестала зубами клацать и носом шмыгать. Как и положено, неторопливо разговорились; я ей какую-то хуйню про дачу, про тёщу-суку буровлю, а она мне про свою академию какого-то там ёбанного управления втуляет. Грешным делом, у меня фантазии в балде копошатся - то, как я ей в ротик аккуратненький заправляю, то, как рачком её ставлю и юбочку задираю, на очёчки кончаю.... Но, короче, это к делу не относится. Вдруг чувствую - пованивать в салоне начало, как будто кто-то шептуна подпустил. Мне сразу неловко как-то стало, думаю - может я, размечтавшись, "выдавил гада". Да нет, нихуя - я всё помню. И вообще, я стараюсь не бздеть в машине, а то бывало, так перданёшь, что хоть святых выноси - аж самому, блять, противно. Особенно с бодунца.... Глянул на тёлку украдкой, та сидит как ни в чём не бывало; довольная такая, в окно пейзажи разглядывает. "Ну, - решил я про себя, - видать расслабилась девка в тепле-то, и не сдержалась. Да хуйня, с кем не бывает! Покурю в окошко, всё и выветрится". Так и сделал. Какое-то время не пахло. Неловкость моя прошла и я повеселел. Тут, сука, небо потемнело, и дождь стеной хлынул, аж "дворники" еле справляются. И снова, блять, пошла вонь, только уже намного противнее. Я снова прихуел; поёрзал на сидении, посжимал очко, проверил - не выдал ли я, ненароком, конфуз с подливкою?! Нет - сухо всё, в порядке жопа моя. Я окошко чуть опустил, да тут же поднял - дождь в еблище так и хлещет. Овца, тем временем, носик так стеснительно платочком промокнула и, вытащив маленький пузырёк, быстро закапала себе в обе носопырки.

Продолжение алкотрешевого сериала

Моему другу, Собутыльнику и Соавтору Raincatcher'у
ПОСВЯЩАЕТСЯ...



Я сидел и пил пиво. С падлой-воблой, если быть точным. С ракообразными, а равно и с фисташками-хуяшками-кириешками не очень. Не по-русски это ни хуя, заявляю как на духу!
А тут - берёшь её, падлу, тщательно об стол отмудохаешь, чтобы чистилась лучше; голову в сторону, шкурку - в другую, потроха удалишь, тщательно икорку отсепарировав, рёбрышки - первым делом обсасываешь, смакуешь; спинку, лоснящуюся от жирка - уже потом, когда литраж полторашки ближе к "экватору" подходит. Некоторые эстеты ещё и пузырь на зажигалке жарят, но мне лично он как-то похуй.
Только собрался поссать, как в дверь раздался звонок. Я потопал открывать.
На пороге стояли унылый Колян и бодрый литр. Поразила меня даже не рожа Коляна, обычно светящаяся жизнерадостностью дауна, которому дали фантик от барбариски, а то, как он был прикинут: строгий чёрный костюм, белая рубашка... Но добил меня галстук-бабочка, смахивающий на горизонтально лежащие песочные часы, делающий Коляна похожим на лауреата нобелевки, трескающего канапе под шампанское "Moёt & Chandon" на приёме у шведского короля.
- Деградируешь, Серый... - резюмировал Колян результаты критического осмотра небритого меня и кухни, где газете, постеленной на столе в живописном беспорядке ещё находились зверски расчленённые остатки речной фауны, и сиротливо стояла пустая тара из-под "Очаковского". - Погряз в духовной нищете и бескультурье... - он с неудовольствием глянул в сторону магнитофона, который повизгивал голосом Самойленки:
"Ты была одна, в доме тишина,
Не работал даже телефон.
Мужа не было, не было отца,
Потому что все ушли на фронт.
Я пришел один, я пришел с войны,
Я лишился сил и загнал коня.
Поцелуй меня и обними,
И не гадай о том, кто я..."

Неделю Саша просидел на больничном - болела ушибленная спина, а телеоператор с больной спиной совсем не работник. Тяжеленный железный кирпич, за целый день и здоровую спину в дугу согнет. Самое обидное, что он должен был лететь на месяц в Италию снимать красоты Рима, но больная спина будь она не ладна... Не срослось, вместо него отправили совсем молоденького, зато здорового пацанчика.
Но если бы больничные давали по причине плохого настроения, то Саша еще целый месяц пролежал бы дома - пил и хандрил, глядя в окно. Пил и хандрил...
Так что депрессию пришлось перенести на ногах и только спустя месяц хандра слегка попустила.
Я был первым, кому Саша излил больную душу. Я даже сам удивился этому. Он всегда такой серьезный и немногословный, да и намного старше меня (ему полтинник с копейками), но видимо совместная командировка в Питер сделала свое дело и ночью под стук колес, Саша рассказал вот такую историю:

- Месяц назад у меня образовался выходной, и я поперся в дальний парк хорошенько выгулять своего спаниеля Гашана.

Настроение прекрасное, каждый листочек в контровом свете выглядит, как произведение искусства, жаль не догадался взять с собой фотик.
Семь часов утра, людей почти нет, только изредка нас обгоняли редкие метеоры с правильным дыханием, лошадиной скоростью и музыкой в ушах.
Вот на встречу пробежал очередной здоровый конь в спортивном костюме, мы с Гошей посторонились. Я еще подумал - надо бы и себе бросить курить и начать пробежки по утрам - и здоровье и Гашану засчастье.
Вдруг, только что пробежавший мимо "конь" остановился через десяток метров, вернулся и сказал: "Здравствуйте, извините..."

На вид коню лет сорок, загорелый, весь седой, но дико спортивный. Если описать его двумя словами, то это был мясной кубик...
Кубик продолжал:
- Извините, скажите, Вы случайно не в 1655 школе учились?
Я растерялся и сказал:
- Да в 1655-й, а...
Кубик заулыбался и спросил:
- И в ансамбле на ударных играли!?
Я:
- Да! А Вы...? Я Вас знаю?
Кубик ответил:
- Вряд-ли.

- Лёш, что с тобой? Тебе плохо?
- Ничего. А что?
- Ты белый, как мел... Может, "скорую" вызвать?
- Не надо... Всё в порядке.
- Что у тебя с глазами? Они бешеные. Разожми кулаки. Я тебя боюсь...
- Ничего... Всё нормально. Выключи ЭТО. Выключи телевизор вообще... Пожалуйста.




По телевизору показывали город Грозный. Празднично расцвеченный огнями. На сцене - звёзды мировой величины, в зале - бородатые зрители в деловых дорогущих костюмах и в бараньих папахах.

Вышел на балкон покурить. Сигарета никак не хотела попадать в огонёк зажигалки... В итоге и та и другая полетели вниз... Что-то тут не так...

...Так и должно быть, - думал я, высаживаясь из "вертушки" в темноту и занимая оборону, - там враг. Которого надо уничтожать. В противном случае он уничтожит меня и пацанов из группы.

...Так и должно быть, - думал я, ловя в прицел очередную бородатую фигурку в камуфляже.

Так и должно быть, - думал я, слушая сводки. "Уничтожена группа боевиков в количестве... человек, в ...ском районе".

...Так и должно быть. Война не бывает без жертв, - думал я, передавая команде сопровождения очередной цинк с "двухсотым" для отправки на родину.

...Так и должно быть, - думал я, наблюдая работу боевых "вертушек", работающих по цели по нашей наводке.

... Так и должно быть...

Но! Что-то не так!

...Что-то не так, - думал я, глотая слёзы и стреляя холостыми в воздух, в составе почётного караула на похоронах очередного "двухсотого"...

ПРЕДИСЛОВИЕ:
В 80-е годы прошлого столетия, в бытность мою курсантом Высшего военного училища, довелось мне познать не только романтику воинской службы, но и столкнуться с людьми, армия без которых была бы строгой и неинтересной военной машиной по исполнению приказов.
И, несмотря на то, что отцы-командиры драли нас нещадно, среди них были одиозные личности, благодаря которым мы научились выживать в непростых ситуациях, а, как известно, коллективные наказания только сплачивают коллектив. В общем, было больно, страшно, но весело.
Рассказ первый (фамилии изменены по морально-этическим соображениям, нецензурная лексика присутствует для окраски повествования).

КОМБАТ.
Четырехэтажная казарма. На каждом этаже курсантская рота. 4 роты - батальон. Командир батальона полковник Чернышев.
А теперь представьте себе огромного чела в возрасте за 50, вечно всем недовольного, с мордой бульдога, двойным подбородком и мешками под глазами, в которых легко уместился бы миллион долларов мелкими купюрами.
Он был по образованию военный юрист, но как попал в военное училище и дослужился до полковника - загадка, да и неважно.
Сказать, что полковник был мудаком - значит не сказать вообще ничего. Он был долбоёб. И не просто, долбоёб, а мегадолбоёб. На ежегодной церемонии вручения Оскара по долбоебизму он стал бы его обладателем минимум в 2-х номинациях: 1-я: за лучший сценарий, 2-я за лучшую главную роль. Он унижал курсантов и на глаза ему в одиночку старались не попадаться, особенно на 1-м курсе.
Увидел курсанта, кричит: "Ко мне!!!"
-Товарищ полковник, курсант Гранкин по вашему приказанию прибыл.
-Мудянкин твоя фамилия, пошел нах... отсюда
-Товарищ полковник, курсант Татищев по вашему приказанию прибыл.
-Хуищев! К ебений матери!
-Курсант Тарасов
-Пидарасов, 3 наряда вне очереди. И так далее.
Мы тоже его очень любили и отвечали ему взаимностью.
У комбата было 2 увлечения (воинская служба к ним не относилась).
1-е: он очень любил бухать (и делал это самозабвенно)
2-е: по пьяной лавке проводить следствие над любым курсантом из списка роты (допросы, очные ставки, следственные эксперименты и т.д.)
Кабинет комбата был на нашем этаже, посему рота знала его распорядок до минуты.
Рабочий день у него начинался в 14.00, когда его привозила служебная машина. В течение часа он проводил короткое совещание с командирами рот и взводов, благодаря чему дневальный по роте мог под кабинетом послушать и узнать его мнение о наших командирах, что в корне противоречило нашему представлению об облике советского офицера. После совещания он выбирал очередную жертву из числа офицеров батальона - одного, или двух, и незамедлительно приступал к своему увлечению под ? 1.

Передо мной в "Макдоналдсе" делала заказ ухоженная женщина в возрасте от 35 до 50 лет. Пока она злобно шипела на непонятливого продавца, я рассматривал ее свежую укладку, тщательный макияж, подобранные в тон детали одежды. Потом её горящий искренней ненавистью взор уперся в меня. Наконец продавец приковылял с кофе и бутербродом, которые она гордо схватила и поволокла к столу. Где её ждал мужик из серии "прилошонный, но добрый чел".

А когда я увидел, как она держит бедолагу за руку и смеется, запрокинув голову, все встало на свои места. Женщина корячится, убивает мешки денег на парикмахеров, косметику и распродажи в "Меге" и все чего она добивается - лохозавр, не могущий оторвать свой зад, чтобы притащить подруге гамбургер.
Я потрясенный сидел за соседним столиком, а предо мной разыгрывалась ещё одна сцена на эту же тему. Еще более тщательно ухоженная женщина (откуда их столько в "Макдоналдсе"?) ковыряла салат, а рядом с ней сидел мужик лет 40 и уныло тянул
- Ну, пойдем... Ну, пойдем... Ну что нам тут сидеть?
- Я не доела.
- Ну, пойдем. Пойдем, а... пойдем... Пойдем...

Женщина вскочила, злобно швырнула вилку на стол, и, заорав "Да ты мертвого заебешь!", начала одеваться. Потом на всякий случай огляделась вокруг, дабы оценить свидетелей своей несдержанности и увидев меня, извинилась. Потом посмотрела на меня еще раз и, улыбнувшись, пожелала приятного аппетита.

Какие они вообще хорошие, вот эти женщины за 30, которым больше всех надо. Я им очень симпатизирую. Именно они являются одним из главных двигателей экономики. Если бы они не тратили свои тяжко заработанные деньги на только им понятные нужды, Земфира Рамазанова преподавала сольфеджио в Уфимской музыкальной школе, Эвелина Хромченко барыжила дешевым героином в метро "Автозаводская", Людмила Улицкая ругала бы Путина в очереди в поликлинику, а большинство магазинов одежды, ресторанов, кофеен, парикмахерских вообще бы не открылись.

Егорка рассматривал, как большая зелёная муха тыкалась в грязное треснутое окно, то ли пытаясь вырваться на свежий воздух, то ли желая убить себя, устав от кислого застоявшегося воздуха, полумрака и отсутствия еды. Егорке стало жаль бедолагу, и он размазал её пальцем, оставив на стекле жирную полосу. Лишившись развлечения, Егорка уставился в окно и принялся думать про хрупкость мира и призрачность жизни. Мысли его были просты и односложны, ибо в свои тридцать два года он имел разум пятилетнего ребёнка. Размышлять на такие темы оказалось непросто, и он хмурился, сдвигал брови и напряжённо шевелил губами, пытаясь подобрать нужные, но незнакомые слова.
- Егорка, внучек, поди-ка сюда, - оборвала философию Трофимовна, лежащая на подстилке из сена в дальнем углу комнаты. - Поди, поди, скажу чё.
- Ну чего тебе? Занят я, бабушка.
- Поди, милок.
Егорка встал с лавки и пошёл к старухе. Навис над ней большой плешивой головой.
- Помру я сегодня, - прошептала старуха.
- Ты уже сто лет помираешь.
- Сегодня точно. Нутро болеть перестало. Ты, это, сходи на кладбище. Посмотри могилу. Наверное, заросла вся.

Смерть забыла о Трофимовне, и та совсем измаялась от жизни. Даже Рай не привлекал её своей тихой суетой. Хотелось просто лежать, укрывшись землёй, и ни о чём не думать, наслаждаясь бесконечной тишиной и отсутствием себя. Но курносая всё не приходила, замотанная более важными делами. Что ей тратить время на какую-то старуху, когда жатва в полном разгаре. И Трофимовна терпеливо ждала, когда придёт и её час, но время всё утекало, и снова вставало солнце, чтобы к вечеру умереть, и снова распускались листья и поднимались травы, чтобы осенью зачахнуть. Старуха перестала есть, только пила воду, да и то, только потому, что горло высыхало и горело пламенем, и губы покрывались трещинами. Кожа обтянула старые хрупкие кости, внутренности от ненадобности увяли, оставив только тупую непрекращающуюся боль в животе, ставшую частью ощущений, такой же естественной, как дыхание. Трофимовна забыла своё имя. Забыла Бога. Забыла всё, что случилось с ней за длинные скучные годы жизни. Она лежала на отсыревшем сене и прислушивалась, не заскрипит ли перекошенная дверь, впуская долгожданную гостью.
А сегодня прошла боль, отчего стало пусто и непривычно, словно и не было у неё уже живота, и ничего не было, только желание поскорей лечь в землю.
Внук её, Егорка, был оставлен ей на воспитание совсем мальцом, когда родители поняли, что не быть сыну никем, что придётся вытирать вечные слюни и слушать ахинею, и не будет вечеринок, гостей и тихих нежных вечеров. Сначала навещали, привозили конфеты и игрушки, потом всё реже и реже, и в последний раз приезжал сын, Василий, лет десять назад. На большой чёрной машине, крепкий, загорелый и белозубый. Весело подправил безнадёжный бесполезный забор, наносил воды, скосил бурьян во дворе и, взяв лопату, пошёл на кладбище, где провозился до самого вечера. Вернулся уставший и довольный. "Всё, мама, могила у тебя теперь есть, если что, платить уже не нужно будет". Поцеловал мать, потрепал по щеке сына, и умчался обратно в шумный, быстрый, цветной мир, чтобы остаться там уже навсегда, не беспокоясь ненужными воспоминаниями.

Уже была середина 90-х. Сложно до безобразия было тем, кто работал честно всю свою жизнь. Пенсия для них была уж совсем насмешкой. Жить на нее было невозможно, помогало наличие детей. А если не было детей, не случилось их, тогда как? Копошиться в мусоре?
Сорок лет на одном предприятии, у одного станка, пятьдесят и больше общего стажа, две войны, голод, разруха и восстановление страны, и что ты получил? Старики плакали и вымирали.
Моя мама нашла такого старика. Его настоящая фамилия была Руссо. Он был французом, но не имел отношения ни к музыке, ни к писательству. Жил себе, работал и вдруг вокруг него все поменялось. О чем говорить, все сегодня, в общем-то, помнят это время. Кто-то смог приспособиться, кто-то нет. Он говорил на слишком правильном русском языке, с дореволюционными оборотами.
Мама стал иногда помогать ему. Чуть-чуть ухаживать за ним. Она его спрашивала (они были на "ты"):
-- Послушай, что ты хочешь, чтобы я тебе приготовила?
Тот смотрел на нее умными глазами девяностолетнего старца, прерывисто дышал. Потом ответил:
-- Я хочу, чтобы ты мне приготовила манную кашу. - Мама удивленно пожала плечами - что может быть сложного? Он продолжил: - Но такую, как готовила мне моя мама. В детстве.
Она пыталась выспросить у него тот особый рецепт, коим владела его мама, но рецепта он, конечно, не помнил. Зато он помнил вкус.
И мама готовила. Много раз, с разными добавками, и так, и эдак. Он всегда благодарил ее от души. А когда она спрашивала, мол, сегодня так? Сегодня получилось? Он с небольшой долей сожаления качал головой. Ему было неудобно, что он так беспокоит ее. А она упрямо старалась дальше, и хотела доставить ему удовольствие. Ей был бесконечно дорог этот старик. Ее родители давно ушли, и она различала в нем их ушедшие души.

В начале восьмидесятых было.

Поехали ночью лампочки в фонарях менять. Ночью - потому что днём движение; ну и лампочки ночью лучше видно, которые не горят.
Поехали втроём, как положено: я - электрик-практикант, наставник мой - Моисеич, и Колян - водитель и управитель автоподъёмника.
Смотрим - на мосту фонарь не горит. Конфигурация фонаря - буква "Г". Модель - та же самая. Как бы то ни было, а менять-чинить надо.

Подогнал Колян свою таратайку под рабочий орган электрического осветителя, смотрим - а Моисеич, как всегда и в любую смену - ну никакой уже: спит, как насосавшийся ребёнок. От него, если он в таком состоянии, даже если его и разбудить, то кроме слюней через губу и пожелания "взять ещё" ничего не дождёшься.

Колян говорит:

- Лезь сам, Антоха. Видишь - Моисеич спит? Лезь один. Чё ты, лампочку не заменишь?

А я думаю: и действительно, чё я - лампочку не заменю? Да я их десять, блин, заменю! Ну, и полез... Поднял меня Колян на должную высоту; зацепился я, как предписано инструкцией по ТБ, внахлёст, карабином монтажного пояса за поперечину этой "Г"- загогулины, и вот даже ещё отвёртку достать не успел - чую, пошла подо мной платформа вниз. Пошла вниз, падла, и остановилась только там, внизу.
В пазу для транспортировки. Колян прыгает вокруг, матерится на какой-то пробитый шланг, а я про себя думаю: пропитый, блять. Всем известно, что они с Моисеичем в садоводческих товариществах по гидравлике и насосам калымят.

Ладно... Я-то - висю! На поясе подмышками. Колян побегал-побегал, поохал-поохал, да и говорит:

- Потерпи, Антоха. Мы счас с Моисеичем, - из открытого окна кабины доносился храп Моисеича, - быстро сгоняем до базы, шланг заменим и тебя с фонаря снимем. Ты главно не ссы, держись. Тут делов-то всего на полчаса.

Ничто так не сближает людей как совместное путешествие в поезде. Оказывается такие же теплые воспоминания может оставить и путешествие по вертикали... Второй час мы безуспешно летели в грузовом лифте и конечно же от вынужденного безделия пытались решить - как бы нам получше обустроить Россию.
Время шло, менялись этажи, только вот дверь не открывалась.
Наши изначальные громкие полуматюги и проклятия в сторону всего мира за стенами железной коробки, сменились неторопливым вечерним разговором добрых соседей.
Не было только проводника с бельем и чаем.
Зато под нами лежал великолепный пенопласт брошенный какими-то говнюками дай им Бог здоровья. У меня с собой оказалась бутылка кваса, а у соседей булочки с изюмом. Всего нас было трое: я и женщина лет сорока с дочкой наглухо заткнутой наушниками.
Я говорил, что самое главное - это железобетонное соблюдение закона, остальное приложится. Вот, например, какая-то пьяная рожа, вовремя не влила пару капель маслица в нужное колесико, оно заржавело и теперь не хочет нас выпускать. Что будет этой роже? Ничего. А вот если бы она вылетела с работы, да еще и заплатила за моральный ущерб тысяч ...надцать на нос, то до конца жизни бегала бы с масленкой и на всякий случай смазывала даже лед на катке...
Попутчица возразила:
- Закон - законом, но ведь порой бывают ситуации, когда человек сознательно идет на должностное преступление, чтобы просто по доброте душевной помочь другому человеку. Кому от этого станет хуже?
- Всем станет хуже. Нельзя совершать должностных преступлений - это называется коррупция.
- А если бескорыстно?
- Уже легче, но все равно, такого человека нужно гнать с должности мокрой тряпкой. Приведите любой пример и я докажу Вам, что всегда от сознательного нарушения закона, одному может и будет хорошо, но всему обществу станет только хуже...
Соседка как-то быстро приняла вызов и начала свой рассказ:

Скрипучая дверь аудитории открылась, и я широко улыбнулся, ведь на мои лекции опаздывать я никому не разрешал, а опоздавших заставлял стоять в углу и позориться. Внутрь вошла Оля - одна из немногих студенток, которых я запомнил еще с первой пары. Во-первых, из-за милейшего личика, еще немного детского, но уже под слоем довольно наглого макияжа, а во-вторых, из-за прескверного характера, из-за которого я не успел изложить группе весь запланированный материал.
- Доброе утро! - бодро и весело бросил я.
Студенты заржали, точно зная, что последует после приветствия.
- Доброе, - уныло и даже немного озлобленно протянула Оля, проходя между рядами.
- А вы куда? - наигранно удивился я. - Вам просто необходимо в угол! Там вас ждут!
Студенты дружно заржали, но Оля, игнорируя меня села за первую парту, прямо перед моим столом.
- В угол! - робко крикнул кто-то из студентов, и все опять заржали.
- Так, замолчали! - огрызнулся я. - Ставить в угол - моя обязанность!
Я посмотрел на Олю, которая отвела взгляд в забрызганное временем окно.
- Оля! Что же это вы? А кто в углу будет стоять? Я как раз кукол принес...
Все опять заржали. Я давно уже обещал принести кукол и трансформеров, чтобы опоздавшим стоять было не так скучно. Но Оля меня упорно не слушала, морщась от злости и что-то бормоча себе под нос. Терпеть не люблю людей без чувства юмора!
- Оля, если вы не пойдете в угол, я сейчас схожу к завучу и попрошу ее попросить. Ведь вы ей не откажете, правда?
Все замолчали в предвкушении чего-то. Оля продолжала гримасничать.
- Вы не оставляете мне...
- Иди на#уй, придурок одноглазый! - выпалила Оля и уткнулась в парту.
Я оторопел. Меня возмутило вовсе не то, что смеются над моим уродством, а то, что попирают мой преподавательский авторитет, который я так тяжко добыл на прошлых парах.
Еще раз вспомнив, что нужно вести себя тактично и, приведя лицо и мысли в порядок, я ровно произнес:
- Алина мы с вами идем к директору. Это раз. Я звоню вашим родителям и приглашаю их в гости. Это два. Мы все вместе общаемся, это тр...
- ИДИ НА#ХУЙ, ОСЕЛ Ё#АНЫЙ, ПИ#ОР, СУКА! - Оля кричала так, как кричат по телевизору бабки, в которых вселился бес. - ПИ#ОР СРАНЫЙ, УРОД! МУДАК! - на ее глазах выступили слезы, послышались частые всхлипы, а потом мощный девчачий рёв. Краснея и спотыкаясь о стоящие на полу ранцы, Оля выбежала из аудитории. Студенты молчали, а я чувствовал, как краснеют щеки.
- У нее так часто бывает? - поинтересовался я, придя в чувства.
- Да, - улыбчиво произнес староста Игорь. - "Парень" бросил, наверное.
На лицах в аудитории стали возникать ироничные улыбки.
- Сидите тут! Только ТИХО! Услышу, как кто-то шумит, буду применять "анальнокаратель"!
Показав полуметровый циркуль для доски, я поспешил под всеобщие смешки в коридор.
Во время пар в коридорах колледжа непривычно тихо, поэтому Олю я обнаружил почти сразу - усевшись прямо на полу, она обхватила коленки и рыдала возле моей компьютерной лаборатории. Оно и понятно - на первом этаже учительская, на третьем - куратор...
Молча открыв дверь, я коротко скомандовал: "Заходи"... И она зашла. Видимо, плакать в углу возле урны не очень удобно. Вернувшись в кабинет к студентам, я дал задание чертить алфавит чертёжным шрифтом, теперь уже на форматах (уже в третий раз подряд не могут его сдать), и отправился в лабораторию.
Хлюпая, но уже не так громко, Оля сидела за первой партой, рисуя что-то на пыльной поверхности пальцем. Я сел напротив:
- Поговорить хочешь?
- У-у... - замотала головой она.
- Может, чаю хочешь? - ответ был прежним. - Тогда садись за тот комп, там есть интернет. Я зайду в конце пары. Ты работу на сегодня сделала? - Оля неуверенно закивала, боясь смотреть мне в глаза.