Кто не переносит матов, просьба зажмуриться и пролистнуть. Впрочем, я оставил их только там, где не обойтись - бывает и такое.

В 92-м мы поставили первую винду на оба слабосильных компа нашей лаборатории. Жидкий азот к тому времени накрылся медным тазом вместе с комплектующими, дорогущее оборудование встало - пришла пора заняться чисто литературным трудом, то есть писать диссеры. Конкретно мы заколебались вписывать от руки тушью надстрочные и подстрочные индексы во всякие формулы, а в ворде они были, вот мы его и поставили. Осваивали наперегонки, делясь своими открытиями с коллегами. Одна из функций, глобальная замена, до сих пор неинтересна большинству пользователей. Но вот попробуйте вручную вычистить от случайных двойных пробелов, двойных точек, пробелов перед точками и прочей хрени трёхсотстраничную монографию! Теперь это занимало секунды - заменяем например двойной пробел на одинарный по всему тексту, далее быстро жмём на эту кнопку несколько раз подряд, пока ворд не сообщит, что заменять больше нечего. Далее листаем вручную, чтобы выявить уродов, которые до сих пор не знают кнопки Tab и лепят вместо неё на глаз множественные пробелы.

Впервые набрёл на это открытие аспирант Валера и решил им поделиться с товарищами в яркой мнемоничной форме. Естественной жертвой пал аспирант Боря - мрачный и грузный, он не желал припрыжку скакать до туалета на четвёртом этаже, а вместо этого неторопливо шествовал в другой конец длинного здания на первом, а потом ещё подолгу курил на крылечке. Оба виндовозных компа у нас по часам и минутам были расписаны. Ждать, когда Боре наконец приспичит в туалет, а потом рассчитывать свалившиеся на тебя 10-30 минут в зависимости от темпов его продвижения - многих раздражало. Аспирант Валера вполне уложился в пять - он заменил по всему тексту бориной диссертации запятую с пробелом на ", бля, ", точку на другую фигню, множественные пробелы-точки и прочие типичные опечатки - на десяток более цветистых выражений. Весь текст сразу преобразился. В нём появился рефрен после каждой квадратной скобки с точкой, завершающий информацию о работе другого автора. Теперь каждая из этих ссылок сопровождалась унылым, но настойчивым комментарием: "Впрочем, при всём уважении к авторам этой работы, я полагаю, что их результаты тоже херня..."

Вот, как-то ночью, скорее уже под утро, где-то полтретьего уже было - рано светает, июнь месяц, за окном уже птички-секилявки шныряли, приходит к Сталину Клим Ворошилов.
А товарищ Сталин, возьми да скажи, как бы, между прочим:
- Омар Хайям писал рубаи, Шекспир - сонеты, Басе - хокку писал, Исикава Такубоку - танки... а наш Сергей Михальков инсинуации пишет. Пачему так, Клим?
- Хер его знает! - честно признался Ворошилов. - Ты, мля, Коба, как спросишь чего, прямо - без ножа режешь... Ежели про танки, этава...
- Исикава Такубоку.
- ...ну да, сикаватабака. С самураями у меня разговор короткий. Ты жа меня знаешь! Броня крепка и танки наши быстры!
- Я про поэзию, с тобой, Клим. Вот... Маяковский... что писал?
Ворошилов побледнел, потом покраснел и, когда уже показалось, что голова его лопнет от прилива крови, выдал:
- Крот и Уточки!

С минуту, попыхивая трубкой, товарищ Сталин разглядывал портрет В.И. Ульянова-Ленина, как бы советуясь с Духами Предков.
- Нет, "Крот и Уточки" это не Маяковский, - сказал вождь. - Это анимация польского рэжиссёра Бзденэка. Не наш это Крот. И не наши это Уточки.
- ??? - Ворошилов только руками развёл, изображая восторг и недоумение одномоментно.
- Мне девочка Мамлакат рассказывала, - раскрыл источник своей поразительной осведомлённости товарищ Сталин. - Она постоянно писаэтся мне в бруки. У нас в сэ-сэ-сэре нет больше пухлых дэвочек? Эта Мамлакат сказала, что у мэня... дохлая крыса под носом.
От последнего замечания Ворошилов покачнулся и хотел, уже было завалиться в глубокий обморок, но новый вопрос вождя затормозил падение.
- А ты, Клим, как думаешь, для дэтских ребят... нужны нам Флейтик и Пёся?
- Я, мля... Пёси?
- Думаю, не только нэ нужны, но и врэдны! Есть мнение... разъяснить этого Флейтика, и его товарисча Пёсю, как правых оп-п-портунистов.
- Есть ещё одна пухлая девочка в Советском Союзе! Это Оля Аросева, - вспомнил Ворошилов.

- Как это - не было? - спросила я внезапно севшим голосом, - Совсем, что ли? Да у вас ошибка тут, в картотеке, посмотрите лучше!!
- Никак нет, - пожилой Ангел улыбнулся снисходительно и поправил очки в круглой оправе, - У нас тут все записано, все учтено, опять же, все под строгим оком Сами Знаете Кого. У нас за должностное преступление знаете что? - физиономия Ангела посуровела, - Про Люцифера слыхали? То-то. Моргнуть не успел - скинули. "Оши-и-ибка". Скажете тоже...

- Минуточку, - я попыталась взять себя в руки, - Посмотрите, пожалуйста, сюда.

Ангел благожелательно воззрился на меня поверх очков.
- И? - спросил он после секундного молчания.
- Меня, может, и нет. Но кто-то же есть? - я осторожно пошевелила кисельной субстанцией, которая теперь заменяла мне привычный земной организм. Субстанция заволновалась и пошла радужными пятнами.

- Кто-то, безусловно, есть. Но никак не NN, каковой вы изволили представиться., - Ангел тяжело вздохнул и потер лоб, - Я таких как вы перевидал - не сосчитать. И почему-то в большинстве своем - дамы. Ну, да ладно. Давайте проверять, барышня. По пунктам. С самого начала. Так?

- Давайте, - сказала я, решительно повиснув у него над плечом и изготовясь биться до последнего.
- Нуте-с, вот она, биография мадам N, - Ангел вытащил из-под стола здоровенный талмуд и сдул с него пыль, - Ab ovo, дорогая, что называется, от яйца, - он послюнявил палец и зашуршал тонкими папиросными страницами, - Ну, это все мелочи ... подгузники... капризы детские... глупости всякие... личность еще не сформирована... характер не проявлен, все черновики... ну, детство и вовсе опустим, берем сознательную жизнь... а, вот! - он торжествующе поднял палец, - у вас был роман в конце десятого класса!

Бабосы мы настреляли быстро. Всего за две школьные перемены. Ботаны обезжиривались легко и непринужденно.Попадались, правда, и храбрые портняжки.Типа нет нихуя и всё такое.Для них ставки возрастали пропорционально их борзости. В общем, худо- бедно на гнилуху наскребли. Юрец ещё раз пересчитал наличность и загадочно улыбнулся, оголив свою фирменную щербинку. Затем он что-то промычал себе под нос, разбежался, как заправский атлет, и прыгнул в густые кусты. За кустами, в пяти минутах прямолинейного спринтерского бега, находился магаз.Больше я Юрца не видел.

Подозревать неладное я начал после часа томления в фойе центрального входа. Штатного посыльного не было.В мучительном ожидании я в стопятидесятый раз изучил стенд с лучшими спортсменами школы. Великолепная семёрка.Верхний ряд стенда оккупировали три лыжника - перворазрядника.Братья Сметанины.Судя по их ебальникам, первоначально эти парни явились миру в виде потенциальных экспонатов кунсткамеры, но каким- то чудом избежали этой участи, и теперь зловеще скалили со стенда свои гнилые зубы. Вот уродцы. Средний ряд занимала женская половина спортивной элиты нашей щколы. Лена Дзюба, Лена Михтиева и Валя Кретова. Гимнастки, блять. Гутаперчивые. Надо заняться ими, как время будет. Ну, типа засунуть хомячка в норку.

В третьем, последнем ряду, в чёрной рамке висел портрет нашего физрука, Виталия Леонидовича Скорострелова. Виталий Леонидович почил год назад, но навечно остался в сердцах, как преподавательского состава, так и учеников.Нелепый случай унёс жизнь ярого фаната спорта и здорового образа жизни.Не верится даже.
В тот злополучный день физрук решил показать ненавистным пионерам -курильщикам из 7 "г" несколько акробатических упражнений.
- Учитесь, придурки! Это вам не всякой хуйнёй организм травить! - сказал он и сделал заднее сальто.
Кто-то из пионеров справедливо заметил, что Виталий Леонидович красавец, но такой шнягой пусть лучше кобыл своих удивляет, которых вопреки негодованию завуча, да что там завуча - всей общественности, он с завидным постоянством порол в своём закутке. После дельного замечания физрук запунцевел, набычился и заорал:
- Ну смотрите, блять, гандоны!

Чтение превратилось в сладостный, вытягивающий кости и наполняющий отлежавшиеся мышцы лимонадом смысл жизни тринадцатилетнего подростка. Приключения детей капитана Гранта под утро вжималась в ничего не соображающую голову, чтобы следом накрыться Смоком Беллью и Мересьевым, Вакулой и Сашей Панкратовым, передовицами Правды, Труда, Комсомолки, статьями Гайдара, в которые никто кроме Гайдара не врубался и не верил, да что уж там - даже стенограммами заседаний Президиума Верховного Совета РСФСР... Вместо выводов и вдумчивой оценки закрывались одни и тотчас открывались другие книги, газеты, журналы... Глотание любых текстов стало почти физиологической потребностью, заставляющей первым обшаривать почтовый ящик в поисках газет; вместо центрового подвала идти в библиотеку; рвать почтовые бандероли с выписанными книгами... и скорей, скорей на любимый диван - пожирать текст, - именно жрать, без разбору, страницу за страницей, превращая мозг в тупую кашу из нужной и ненужной информации...

Только в конце второго курса, лихо восполнив в областном центре все не доставшиеся мне в школе впечатления, вообще перестав читать, я понял, что из себя представляла эта подростковая книжная болезнь. Она была самый простой выход в другую действительность из окруженного болотами сибирского городка, забитого нефтью, мошкой, жгучими морозами, бывшими советскими запутавшимися в жизни интернациональными трудягами, шпаной, и паленым спиртом со странным названием Рояль.

А благодарность появилась в начале третьего курса. Это произошло в тот момент, когда я, в составе тройки молодых пьяных бакланов, засовывал другу в рот ложку, пытаясь вытащить его язык из глотки. Друг, правдами и неправдами продвинутый из нашего городка на первый курс университета, за последние школьные годы измучил ханкой и вены и родителей. Еще не зная номера своей группы, в первую же учебную неделю он нашел единственное, что ему было нужно, и жестоко сорвался... В тот момент, когда он начал дышать, хрипя изодранным горлом, захватывая воздух сквозь воткнутую в глотку алюминиевую ложку, я смотрел на его посиневшее лицо, и в память врезался пятнадцатилетний навсегда сосед Тимка...

Утром опять выпал снег. Зима в этих краях отступала медленно, словно сопротивляясь нерешительной и скромной весне. Это первая зима, которую одноногий сапожник Янкель провел в этих краях с суровой и снежной зимой. Сюда, в мордовскую Рузаевку из украинского местечка, Янкель приехал в эвакуацию вместе с женой Брохой и стареньким отцом Мордехаем.
На фронт Янкеля не взяли по понятным причинам, ногу он потерял давно, во время казачьего погрома в гражданскую. Воевать забрали двух сыновей, Иосифа и Михаила. Старший, Иосиф, погиб практически сразу, где-то в Белоруссии,а Михаил вроде бы где-то воюет, во всяком случае в феврале от него было получено коротенькое письмо с пожеланиями здоровья.
По приезду в Рузаевку Янкеля с семьей поселили в клубе, наскоро переоборудованном под жилье, а потом, когда за Инсаром после смерти какой-то старушки, освободилась небольшая изба, семья переселилась туда.

Жилось голодно. Продуктов не хватало, на один паек не проживешь. Работы у Янкеля было немного, все по мелочам, да и платили немного. Тем ни менее, худо-бедно жили. Вот только если бы не эта лютая зима...
Отец Янкеля всю зиму из дома не выходил. Сидел на печи и листал страницы старого Талмуда, с которым никогда не расставался. Сколько точно ему было лет не знал даже он сам, но тот факт, что старик гордился тем, что в молодости ездил в Литву на праздник обрезания к самому Исааку Левитану, приходившегося ему дальним родственником по материнской линии, говорил о том. что лет Мордехаю много. Даже очень много.
Спустился вечер. Янкель сидел на табурете возле окна и ремонтировал сапог, Браха за столом перебирала остатки перловой крупы, а старик Мордехай по своему обыкновению листал Талмуд и невнятно бормотал себе под нос:
-Барух ата адонай, элоэйну мелех ха-улям....
Был обычный вечер, к тоске и беспросветности которого Янкель уже давно привык.
-Сын- вдруг, оторвавишись от молитвы позвал его отец- Иди сюда, сын, чтоб ты мне был здоров.
Янкель, не отрываясь от работы откликнулся:
-Да, папа, что вам надо? Что неужели вы поняли, что вы не в сенагоге и вокруг вас таки есть живые родственники, папа?

В узких львовских улочках путались и отражались от стен заманчивые звуки рок-н-ролла. Я шел на них и скоро очутился на площади, где под открытым небом гремел джазовый фестиваль.
Кивая музыке и разглядывая программку, уселся на свободный стул.
Сидевший рядом дядька стал кричать мне в ухо:
- Что там пишут, это еврей там поет?
Дядька оказался лет шестидесяти, не смотря на жару - в сером костюме при галстуке и в бейсболке с надписью "Гринпис".
Я ответил:
- Судя по фамилии - армянин, а что?
- Армянин в желтых штанах!? Не смешите меня, наверняка еврей... Я насмотрелся на них выше крыши. Вот у меня соседка - старая еврейка, каждую неделю ходит за продуктами в их еврейскую организацию. И главное открыто так несет, не прячет от соседей, а там между прочим добра на тысячи гривен... Где думаете они все это берут?

Артист на сцене закончил петь и стал говорить, беседовать с дядькой стало легче.
Я:
- И где же?
- Да у нас же и берут! Неужели не понятно!? Вы читали Каштанку?
- Читал.
- Так вот они нас как Каштанку сначала кормят мясом на веревочке, а потом...
- В смысле...?
- А вот я Вам расскажу "в смысле": раньше я работал в райкоме партии, потом в народном контроле и ОБХС. Ездил по всей области с проверками торговых точек.
Однажды служба занесла меня за двадцать километров от Львова в одно кафе. Там был директором такой Семен Наумович. Очень скользкий и мерзкий тип.
Я, конечно, вскрыл и недолив и в бухгалтерии пересортицу, короче - влип еврей. Ну что, говорю, будем акт составлять?
Он завертелся как на горячей сковороде, завилял хвостом и вывалил мне по тем деньгам аж сто рублей. Знал, чье мясо съел... Я тоже не простак, беру деньги, и сразу захожу в туалет, сворачиваю в трубку, а сверху накручиваю белую бумажку из блокнота. Как будто это сигарета.

- Заебись! - булькнул пивом Колян.
- Даааа... Релакс, бля! - поддакнул я ему.
Мы сидели у Коляна на его диване и внимали "The Wall", поглощая продукт брожения под коляновские фирменные домашние сухарики, натёртые в меру чесночком и посоленные.
- Фэн-шуй! - заключил Колян, оглядев комнату и проверив, правильно ли расположены фикус, кактусы и бонсай. - Но блядь, чего-то не хватает! Живности бы какой, а?
Из живности у Коляна были лишь тараканы (на кухне) и кот (везде). Правда, последний, узрев, как Колян набирает номер ветеринарной лечебницы, после того, как после тысяча первого китайского предупреждения всё-таки нассал ему в тапки, и врубившись, что третьей попытки кастрации ему не миновать, решил умереть мужчиной и сиганул в форточку с пятого этажа. Колян тогда очень огорчился, но, выглянув в окно, трупа несчастного и гордого животного не обнаружил, из чего заключил, что котяра выжил. (И вправду, через неделю кот, отощавший, ободранный, но наебавшийся сам вернулся домой и первым делом бросился к своей пустующей миске, голодно и недовольно взмявкивая, так что не волнуйтесь!). Правда, из живности ещё были родители Коляна, которые съебали на дачу, но чтобы отпрыску жизнь мёдом не казалась, оставили в "нагрузку" дальних, шопиздец, родственников из Сызрани или Конотопа, уж не упомню, в количестве трёх человек - супругов с трёхлетним спиногрызом. Обосновавшись, семейка моментально опустошила холодильник, а супруг вдобавок выжрал все запасы наливок и самогона Колянова отца, а спиногрыз ухитрился кокнуть окно на кухне и колянову любимую пивную кружку, коей, собственно, он и разъебал оба стекла. Колян начал тихо звереть, и, дабы не устроить холокост родне, пригласил меня для светской беседы о фэн-шуй, трактатах Чжан Бодуаня, стойко ассоциировавшегося у меня с исконно русским понятием "бодун", и прочих приятных вещах.
- Ещё одного кота? - наступил я на больную колянову мозоль.
- Неееееее! Рыбок хочу завести!
- Во-во, пираний! - пиво легло "не жизель", поэтому я был ядовит и саркастичен. Я уже представил, как Колян кровожадно скармливает ихтиохищникам доставших его гостей, и мило улыбнулся.
- К хуям пираний твоих! - решительно рявкнул Колян. - Де-ко-ра-тив-ных! Золотых, ёбана!
Я пожал плечами. Весь мой опыт аквариумистики заключался в том, что один из коллег принёс на работу аквариум, который я населил всякой водной флорой и фауной, кормил и убирал за ними срач, а придя как-то на работу, обнаружил, что наебенившиеся коллеги пытались варить в аквариуме уху кипятильником, суки...
- Едем! Тем более, что воду я уже отстаиваю неделю!- решительно бросил Колян. Я поплёлся за ним, дабы избежать надоедливого пацана, достававшего вопросами типа: "Дядя, а почему у тебя такие большие усы?", "Дядя, ну покажи пистолет, а?"

Став сверхсрочником, я служил в техчасти полка помощником начальника бронетанковой службы. Сами понимаете - сержант, сверхсрочник, холостой. В штабе полка это во все дырки затычка. Вёл я формуляры на всю бронетехнику, выписывал путёвки, считал километраж. Даже на складе бронетанкового имущества была у меня каптёрочка для особо дефицитных материалов. Там я себе оборудовал лежак для послеобеденного отдыха.
Однажды в пятницу, уже после обеда, вызывает меня начальник бронетанковой службы и говорит:
- Володя, тут с товарной станции позвонили. Вагон на нашу часть пришёл. Непонятно кому, но в/ч наша. Бери дежурную машину, поезжай расквартировывать.

- Нашли, блин, крайнего, думаю. Сами уже отдыхать намылились, а меня посылают за шестьдесят километров. Но делать нечего. Вагон-то расквартировывать надо. За простой вагона ЖД быстро деньги сдерёт. Несмотря на то, что этот вагон неделю потом может на этих путях стоять. Да и дедовщину в армии никто не отменял. Самый младший всегда впереди.
Взял доверенность, взял машину, четырёх бойцов для разгрузки и поехал. Самое непонятное то, что за имущество пришло. Нигде не указано.
Приехали на товарную станцию. Оформил документы. Открываю вагон. А он совсем пустой. Нормальный железнодорожный вагон, с документами, под пломбой и пустой. Уже совсем стемнело, поэтому взял у железнодорожника фонарик и посветил по углам. Смотрю, в углу стоит небольшая, литров на сто, деревянная бочечка. На поддоне, притянутая проволочными стяжками. И больше ничего.
Делать нечего, время уходит. Загрузили мы это бочку в кузов машины и поехали в часть. В части сгрузил я её в свою каптёрку. До понедельника, думаю, достоит, а там разберёмся, где чьё.
В субботу засвербил меня какой-то червячок. Дай, думаю, пойду посмотрю, что там такое подвалило, пока начальства вокруг нет. Пришёл в свою каптёрку, осмотрел бочку. Бочка как бочка. Деревянная. Отверстие в дне пробкой забито. Надписей никаких нет. Взял стамеску, молоток и выковырял пробку. Внутри какая то тёмная жидкость. Понюхал. Бля-я-я. Не может быть!!! Сунул в отверстие палец. Облизал. Бля-я-я-я!!! Бля-я-я-я!!! Не может быть, но точно. Коньяк. Тут я и прихерел. Сто литров коньяка. Сто литров!!! Это ж по цене как новая "Волга". Нет у нас полку человека с такими деньжищами. Но бочка-то с коньяком вот передо мной. Забил я назад пробку, и очень сильно озадаченный вернулся к себе в общагу. Ночь промаялся и решил. Ничего никому не говорить. Пускай бочка стоит у меня. Может, кто разыскивать начнёт. Тут я её и отдам. К чужим большим деньгам прикасаться опасно.
Утром в понедельник мой начальник спросил про груз. Это нам, говорю, жидкость для заливки в амортизаторы. На этом и кончилось.

1.

- Ну, как там продвигаются твои дела с той парочкой? С той, что рождены половинками друг для друга?
- Да как сказать...
- Познакомились? Понравились друг другу? - архангел Михаил поднял свой бокал с нектаром.
- Знал бы ты, сколько крови они у меня попили, - сердито засопел архангел Рафаил.

Михаил отставил в сторону бокал и пару секунд молча взирал на друга.
- Рассказывай.
- А что рассказывать-то? Решил я их познакомить в метро. Посадил рядом. Такое нетрадиционное, но романтическое знакомство. - Рафаил мечтательно закатил глаза. - Он должен был ей сказать: "Девушка, у меня сегодня День рождения. Приглашаю вас прогуляться вместе по городу, а затем посидеть где-нибудь в тихом, уютном ресторанчике."
- Ну?
- А он вместо этого засунул в уши науши и закрыл глаза. Она тоже хороша: достала женский сопливый роман и уткнулась в него. А через пару остановок какая-то бабка стала возмущаться: молодые, мол, сидят, хоть бы один пошевелился. Короче, согнала парня и села на его место. А он на следующей станции пересел в соседний вагон.
- Понятно.... Ну так первый блин всегда комом,- философски заметил Михаил.
- Вот и я о том же. Решил: ладно, пускай уж тогда на работе познакомятся. Так даже лучше. Устроил его работать HR-менеджером, а ее отправил наниматься в их компанию.
- Воооо! - довольно потёр руки Михаил и вновь взялся за бокал. - И что же? Ну рассказывай, рассказывай!
- Что-что... Не принял он ее!
Михаил поперхнулся.
- Образование у нее, видите ли, не профильное, и опыта - ноль, - Рафаил развел руками.
- Во зануда! - Михаил стукнул кулаком по столу.
- Да нет... Не решился он принимать ее под свою персональную ответственность. Новое место боялся потерять. Сам ведь только что устроился. Ну да я все равно на этом не остановился. Я их в интернете познакомил. Его залогинил под ником Кадет, а ее - Ванильная_Ми.
- А почему "Ми"?
- Неважно. Надо же было как-то назвать.
- Ладно. И что, дело пошло?
- Сначала пошло, а потом они перессорились в комментах. Сейчас в игноре друг у дружки.

Директор небольшой издательской фирмы "Пегас" Скоробогатько Петр Бенедиктович тяжело вздохнул и негромко сказал по громкой связи:
- Анечка, пригласите-ка ко мне моего заместителя и бухгалтера.
- Хорошо, Петруша... - мелодичным голосом ответила ему секретарша и поперхнулась. - Ой, то есть, Петр Бенедиктович!
Когда приглашенные явились в кабинет к директору, он снова вздохнул и заявил:
- Я пригласил вас, Михаил Трофимович и Эльза Ахметовна, чтобы срочно принять меры по оптимизации расходов. Мы на грани банкротства. Ни зарплату нечем платить, ни арендную плату вносить за офис.
Сотрудники молчали и с тревогой смотрели на своего шефа во все глаза. Тот побарабанил пальцами по столешнице и продолжил:
- Надо во что бы то ни стало избавиться минимум как от половины сотрудников. А можно и больше. Ваши предложения?
Повисла тягостная пауза.
- Ну же, смелее! - поощрительно сказал Скоробогатько.
Заместитель подумал и изрек:
- Прокушева надо сбросить с хвоста в первую очередь! Еще тот бездельник.
Скоробогатько замахал руками:
- Ты что, Михаил Трофимович! Его попросили пристроить из самой налоговой! У него там дядя!
Тут в обмен мнениями вступила бухгалтер:
- А я, Петр Бенедиктович, предлагаю выставить за дверь офиса Загурдянскую Викторию! Ходит тут, вся из себя! Подумаешь, ноги у нее длинные! Зато мозгов как не было, так нет.
- Ну, Эльза Ахметовна, вы тоже ляпнули: Загурдянскую! - разочарованно сказал Скоробогатько. - Забыли, кто у неё муж? Самый большой член областной Думы! Председатель какого-то там комитета! Правда, забыл, какого. Ну, давайте, дальше шевелите мозгами. Кто следующий?
- Анечка. - быстро сказала Эльза Ахметовна.
- Эта кандидатура не обсуждается, - досадливо двинул плечом директор. И льстиво добавил:
- Анечка, надеюсь, ты слышала?

Одним тёплым осенним утром жители проспекта Ленина города Барнаула, имеющие привычку или необходимость рано выходить из дома, обнаружили неожиданное - вместо привычного разнообразия вывесок магазина "Красный" висели одна - большая и удивительная: "Макдоналдс". Ни рекламы по телевидению или радио, ни объявлений в газете о том, что в городе открывается фастфуд не было - он просто появился. Вечером ещё были старые вывески, а за ночь всё волшебным образом сменилось. Постепенно стали собираться кучки любопытствующих. Восьми ещё не было, заведение ещё было закрытым. С наступлением часа открытия дверь открылась сама - первые робкие и удивленные горожане ощутили запах прогорклого масла - знакомый каждому фирменный запах Макдоналдса.

Внутри всё было ровно таким, каким должно быть: аккуратно расставленные столики, яркие стены, практичный кафельный пол, красные ящики для подносов.

- Свободная касса! Свободная касса! - у стойки под обычной вывеской с картинками гамбургеров и мороженного стояли обычные прыщавые подростки в форме и чёрных кепочках. Сразу же собралась очередь. Кто-то стал звонить и будить своих знакомых.

- Прикинь, я в Макдоналдсе...да в "Красном" открыли. Ага...да...два Биг-Мака....

Постепенно количество посетителей увеличивалось - каждый был удивлен неожиданным открытием. Через час очередь вышла на улицу, хотя кассиры продавали быстро. "Картофель фри возьмёте?". К обеду улица перед бывшим магазином была парализована. Сотовая связь работала плохо, как в Новый год - все звонили и рассказывали про совершенно удивительную новость.

Люди приходили, покупали читзбургеры или Биг-Маки, запивали колой и расходились. Приходили другие. Продолжалось неделю, вторую. На третью случилась забавная вещь - менеджер ООО "Стройкапитал-инвест" Пригубин, в рабочее время отвлекшийся от Одноклассников, зашёл на сайт Макдоналдса и как любой более-менее прирожденный менеджер почувствовал необходимость поучаствовать в чем-то, а в данном случае - в исправлении оплошности. Он написал письмо в Макдоналдс о том, что вот недосмотрели, неплохо бы исправить - Барнаула-то нет на карте ресторанов. В Макдоналдсе с соблюдением всех корпоративных норм (наш звонок очень важен, с уважением и так далее) сообщили, что Макдоналдса в Барнауле не имеется. "Как это не имеется, когда я тут весь день гамбургером рыгаю", - поинтересовался менеджер и отправил фотку ресторана с мобильника. Люди с отдела по связям с общественностью молчали два дня, а потом поблагодарили за внимание.

... Давно уже нет в живых моей весёлой, доброй хлопотуньи бабушки, но в памяти навсегда остались воспоминания деревенского детства... В том счастливом времени, когда деревья были большими, а дни бесконечно длинными, когда в душе рождались первые чувства, заставляющие сердце биться чуть сильнее, появилась она - блаженная Катря. Так звали её все жители деревни. Женщина как тень целыми днями слонялась по деревне, улыбалась, что-то бормоча себе под нос.

- Катря, иди к нам! - кричали мальчишки, завидев её. В своей детской жесткости мы не понимали её трагедию. Ребята хотели выпендриться перед нами, девчонками, вот и куражились. - Неси фату, сегодня я буду твоим женихом! - давились мальчишки со смеху.

Она послушно доставала свой бант и вкалывала в косу. Конечно, мы знали, почему с Екатериной случилась такая беда, но в силу своих юных лет и беспечной бестолковости, вели себя так бестактно.

Спустя много лет, когда я случайно встретилась с одним из заводил нашей деревенской компании, он, потупив глаза, сообщил мне: "А, знаешь, Катря умерла. Представляешь, посаженная на её могиле берёза тоже почернела..."

Это "тоже" произвело на меня такое впечатление, что я долго не могла прийти в себя, вспоминая бедную Катрю, её капроновый бант и чёрную берёзу у калитки дома.

...В июне 1941 года Екатерине исполнилось 18 лет. Она была завидной невестой. Никто из девчат не мог соперничать с ней по красоте, да и по материальному достатку семья Кати была вполне благополучной. Два старших брата - Иван и Алексей - были работящими парнями. Жили дружно, все трудились на совесть. Жениха Екатерина привела в дом из соседнего села. Пётр был под стать невесте, также красив, но в отличие от девушки-тихони любил пошутить и побалагурить. А ещё он был знатный гармонист, как запоёт, так ни одно девичье сердце устоять не могло.

Контора закрывалась в четыре часа, а комендант общежития, увы, откланялся в три. Малыгин, чертыхаясь, вернулся в заводоуправление. Заволок под рабочий стол рюкзак, повертел в руках последнюю из оставшихся в живых пол-литровую банку помидоров в собственном соку и, подумав, сунул её в жеваный полиэтиленовый пакет с рекламой сетевого гипермаркета, не добравшегося пока что в северную глубинку. Всё дома, с тоской подумалось злосчастному путешественнику: пиво чешское нефильтрованное, горячие крылышки в шесть утра... Полмесяца командировки, только две недели, успокоил себя Малыгин. Пойти заправиться перед ужином? Но единственный в Ухтомярье сельмаг, как назло, в тот вечер пал жертвой перебоев с электроэнергией.
Пойду-ка я на вокзал, внезапно решил Малыгин.
Там уж и еда, и ночлег отыщутся...

Привокзальный буфет разнообразием не блистал.

Малыгин с отвращением отверг покорёженное желтоватое сало с закручинившимся куском чернушки. Сыр и сухари одинаково мертвенного колора. Циничный чай из спитой заварки... Пройдясь по путям, по платформе, Малыгин бездумно свернул к тупику. Тут, в чешуе бурой ржавчины, покоились с миром три ветхих "столыпинских" вагончика, давно отбегавшие своё. Пожалуй, мне сюда, решил Малыгин. Откатил со скрипом тяжеленную дверь, сунулся в сумрак, в ветхую соломенную глубину... Сгодится! Покопавшись, Малыгин кое-как соорудил из остатков соломы нечто вроде копешки. Улёгся на ней, с трепетом выслушав вагонную тишину - он с детства, до дрожи в ногах боялся крыс и мышей. Но никто не царапал шершавый деревянный пол острыми коготками, не бился под потолком в испуге от малыгинского появления. Вот только...

Малыгин с удивлением поднял и повертел в руках лёгкую металлическую конструкцию, окрашенную в бурый цвет и оттого похожую на шляпку здоровенного подосиновинка. Под руками явственно ощущалась вереница букв. Малыгин подошёл к узенькой щели под потолком и с трудом разобрал каллиграфически выцарапанную на донышке надпись: "Узник Стальлага, акад. Вы..." Дальше Малыгин ничего разобрать не успел, события развивались слишком стремительно. Ощутив на себе слабый закатный лучик, грибная шляпка как-то вся передёрнулась, из-под неё с жужжанием вырвалось облачко серой пыли, выскочила антенна... Так Малыгин окрестил про себя вертикальную узенькую спираль с утолщением на конце. Утолщение с лёгким визгом вывернулось веером, который жадно потянулся к оконной щели, вбирая в себя неяркий закатный свет.

Манохин оказался в патовой ситуации сам, никто ему не был виноват, сам-сам, без ансамбля. Нелогично орать на начальство, мог бы и перетерпеть. В конце концов, он всегда знал, что жена ему изменяет, так чего было обзывать начальника похотливым старым уродом, чай не чужие ж люди стали. Впрочем, прошлого не вернуть, жену так и так давно было пора бросать, сколько ж можно рогами балконы сбивать, стыдно и мерзко. В общем, вышло так, что Манохин Игорь Евгеньич, семидесятого года рождения, русский, не был, не привлекался, не состоял, утром третьего мая текущего года побросал вещи в старый студенческий рюкзак, крикнул в сторону спальни "Спи теперь с кем хочешь, официально разрешаю!", хлобыстнул дверью и вышел из собственной квартиры вон.

- Ты, Игорь, охолонись, - сказал ему самый лепший его друг, Сашка Мызгин, - посиди месяц в деревне, выдохни, успокойся, а там и приезжай с новыми силами. Ничего, ты еще женишься на молодухе с приданым!
- Иди ты, - поежился Манохин, - хватит мне женитьб, достаточно одной таблетки, все, баста.
Сашка протянул ему старый ключ на грязной веревочке, Манохин принял его, поморщился и сообщил - "Все у тебя, Мызгин, какое-то замызганное!".

- Этой шутке двадцать лет, не смешно, - пожал плечами Сашка. - И вот еще что: в том доме сто лет никто не жил, но в нем все для жизни есть. И печка, и баня, и колодец, и скарб деревенский - как раз подходящая нора, чтобы отдуплиться и подумать о душе. Приедешь - зайди в деревенский лабаз, там тетя Марина, она за избой приглядывает, скажи ей, что ты от меня и что поживешь в старом доме, я ей звонил, она в курсе. И не пей, советую. О собственной судьбе надо думать насухую!
- Да ну тебя, трезвенник! - упрямо мотнул головой Манохин.

Лето нонешнее вновь жаркое выдалось. На семейном совете решили отправиться на Плещеево озеро, которое близ Переславль - Залесского расположено позагорать, покупаться.
Отдохнули, накупались, пора и честь знать. Пора домой. Отъехав от озера, жена попросила свернуть чуть в сторону, дабы набрать святой водицы из источника. Почему нет?
Подъезжаем, чистенько, площадка для стоянки автомобилей по краям травой по пояс заросшая, на ней с пяток машинок мордочками в траву уткнулись.
Я решил тоже в рядок с ними пристроиться и подъезжаю так медленно, и только хотел на тормоз нажать - как вдруг капот моей Нивы ухает куда-то вниз, раздается некислый такой удар и все во?круг окутывается пылью...
Я сейчас точно не помню, но жена, вроде, что-то крикнула, может даже и матом, хотя в обычной жизни бранных слов не употребляет.
Когда пыль мальца рассеялась, я визуальным осмотром обнаружил следующее. Вдоль мордочек стоящих авто прокопана кем-то когда-то канава, визуально как раз в размер ковша трактора Беларусь (его еще Петушком в народе кличут), канава, естественно, со временем заросла растительностью, что ее совершенно замаскировало. Заглянув в канаву, я обнаруживаю, что передние колеса Нивы просто висят в воздухе, не касаясь грунта абсолютно никакими точками. Ясно понимая, что штатным домкратом вытянуть авто я если и сумею, то это займет уйму времени, а дело к вечеру, а на работу с утра, да и ехать еще верст 200, в общем, я, несмотря на святое место начинаю тихо так, скрипя зубами бубнить:
- Да йобана ж ты в рот, да что ж за наказание такое, блядь! За что!!!
Понимая, что едем купаться по асфальту я не взял ни трос, ни ручную лебедку, в общем - ни хуя нужного при поездках по говнам.
Супруга в это же время ходила вокруг машины и то причитала: Господи, за что? Господи! Помоги мне, молю тебя... периодически срываясь на меня примерно такими словами: А тебе что? Места мало? Чего ты сюда встать решил?
Точно уже не помню, но, по-моему, несмотря на святое место, из уст супруги все же летели в мой адрес весьма нецензурные слова... Надо ли говорить о том, что на стоянке стояли преимущественно иномарки и представители отечественного автопрома, которые, в силу их тактико-технических характеристик, ничем мне помочь не могли.

Шел я с блядок в свою деревеньку. Был в говнище, и сбился с пути. Не случалось такого давненько. Вот засада! Но надо идти. Лес мохнатыми ветками машет: "Дескать, все заебись, чувачок". В животе винегрет танцы пляшет и наружу стремится, сучок. Хуй ли делать, иду по приборам. Наобум, если проще сказать. За глухим из деревьев забором, нихуя вообще не видать.
Так и сгинул бы здесь в оконцовке. Это место "пиздецким" звалось. Но на кислой такой зарисовке появился вдруг с крыльями лось...
Был он очень худой, но не злобный. Изучив от макушки до ног, лось спросил:
- Ты платежеспособный?
Я ответил:
- Подаст тебе Бог.

Лось поник:
-Вот и ты заблудился. Скольких вывез из этой глуши? На бабосы бы кто разорился, чтоб сивухи пожрать от души. Выручаю я вас безвозмездно, по домам доставляю тела. Благодарности ждать бесполезно... Вот такие творятся дела.
Я порылся в своих шароварах, отыскал там четыре рубля. Говорю:
- На таких боливарах, зуб даю, не летал нихуя! Не грусти. Как доедем до дома, дам пожрать и винища налью. Посидим, попиздим без облома, чтобы душу утешить твою.
Лось от радости даже припёрднул, потоптался и крикнул:
- Садись!
Я залез, за рога его дернул. Лось метнулся в небесную высь.
Весь полет (расскажу по секрету) я от страха корежил еблет. Мертвой хваткой я впился в "ракету" и наружу пускал винегрет.
Да еще приземлились неважно: видно, очень устал мой Пегас. На посадку пошел так отважно, что въебал, как кулак в тулумбас.
Петухи, куры. Лают собаки. С топором на пороге жена. Это стало прелюдией драки. Лось с испугу пустил шептуна.
Через миг над моей головою просвистел в сантиметре топор - чуть жену не оставив вдовою, он воткнулся по ручку в забор. "Вот так встреча! Спасибо, родная..." Я сохатому:
- Ладно, не ссы!

Где в наше время отдыхают русские?
Правильно - в Турции и Египте.
"Что же мы, хуже всех, - думала Машка Краснова, - тем более что Красновым по всем канонам логики положено отдыхать на Красном море".
А стоит только сильно захотеть, и вот уже: "Привет! Пирамиды, пустыня, верблюды и море, конечно же - море. Такое неимоверно синее и неповторимое!"
Оно сразило Красновых основательно и бесповоротно. Поплавав с трубкой и маской, Машка с Васей немедленно направились в магазин - купить маску своей семилетней дочери Люсе, чтобы показать ей сумасшедшее разнообразие подводных обитателей. Но едва лишь младшая Краснова сунула в воду свою симпатичную курносую мордашку в маске, как в ту же секунду, выскочив из воды, завопила на весь пляж словно иерихонская труба. Глаза у Люськи вылезли из орбит, видать от этого и маска свалилась, а сама девчонка, ухватившись руками за отца, в мгновение ока вскарабкалась к нему на плечи.
Купающиеся рядом поддались панике и кинулись к берегу, а те, что находились поодаль, лишь замерли в недоумении.
Машка решила, что дочь увидела, как минимум, трехметровую акулу, а ее воображение уже рисовало кровавые картины ужасов, представляя любимого Васеньку с обглоданными ногами и Люську в раскрытой пасти хищной рыбины. А дочь лишь возмущенно восклицала:
- Я-то думала, что одна тут плаваю, а их там видимо-невидимо, и все уставились на меня, будто сроду не видели людей в масках!
Страсти улеглись не вот и не сразу, а только после убедительных объяснений, что рыбы - это всего лишь плавники, чешуя и хвост, ну и глаза, у них конечно имеются, так что, пусть себе смотрят. Все равно главные в этом водном театре - люди.
Хотя именно в этом, в свете последующих событий, Вася стал несколько сомневаться, но дочери об этом, конечно же, не сказал.

Однажды любимую девушку моего давнего приятеля Лёши Стрельцова на пляже укусила медуза. В народном названии этой медузы, "крестовик", тонко подмечен ожидаемый диагноз, если в специальную больницу срочно не доставить. Больница эта находилась от пляжа где-то в 15 километрах. Они с Лёшей вдвоём купались на станции Санаторная, девушка потеряла сознание ещё в воде.

Парочка это была ещё та: он амбициозный нищий аспирант, по уши в квантовой физике, с мужественной пиратской внешностью и в лёгких шрамах по всему телу от увлечения дайвингом в местных водах. Со своим породистым шнобелем, как у слоника, и широко расставленными холодными ясными глазами навыкате, он походил на недобитого корнета Оболенского. Догадываюсь, рыб под водой он гипнотизировал взглядом. Между российской наукой 90-х годов, атлетическим телом и подводным плаванием была неочевидная, но лично для Лёши прямая связь: он хронически сидел без денег и летом питался в основном тем, что сам добывал со дна морского. Про любимую девушку его скажу совсем кратко, потому, что видел её только мельком, да и историю эту она провела в бессознательном состоянии - длинноногая красотка на дорогой спортивной тачке. Ну или полуспортивной, я в этих деталях не разбираюсь - знаете, низкая такая к асфальту прилипшая, морда у машины наглая, антикрыло сзади имеется.

Понимаю, что парочка эта сама по себе выглядит как анекдот, но я даже имени-фамилии не изменил. Кому из них больше повезло, что встретились, ещё вопрос - впоследствии он выиграл грант фонда DAAD и увёз её с собой в Германию. Но в день злосчастного укуса от покупки собственной тачки Лёшу отделяла примерно трёхсотлетняя стипендия, а за руль её тачки эта красотка его близко не подпускала. На пляж они приехали, как вы догадываетесь, именно на ней. Но Лёша парень наблюдательный, учёный всё-таки. Пока они вместе разъезжали до этого несчастного случая несколько недель, он пялился не только на её длинные ножки, но и как они на педальки нажимают, как её ручки руль вертят. Поэтому, когда могучий Лёша вырвался с полуголой красоткой на руках из воды, аки Херакл с пойманной из морской пены Афродитой, он не раздумывая побежал к её тачке, зашвырнул бездыханное тело на пассажирское сиденье, в состоянии аффекта сел за руль и втопил газ.

-Ёжик, ёжик!!!

Ёжик Егорка недовольно завертелся на подстилке из сухих листьев и даже попытался зарыться поглубже, в наивной надежде, что надоедливый тонкий голосок снаружи угомонится и оставит его в покое. Как бы не так.

-Ёжик! Ну, Ёжик же!

Обречённо засопев, Егорка нехотя открыл сначала правый глаз, затем левый, потом снова зажмурился, чихнул и, наконец, окончательно проснулся. Первые солнечные лучики уже робко пробивались в уютную норку, разгоняя сумрак и заставляя пылинки весело водить золотистый хоровод. И на том спасибо, значит утро уже наступило, а то ведь с этих крикунов станется и затемно поднять, как в прошлый раз. Помниться, тогда хомячок Трофимка, зайчик Савелий и белочка Настенька растолкали его посреди ночи и уговорили сходить на Озеро, прогуляться по Лунной Тропинке. Ничего из этого, конечно, не получилось, серебристое отражение в гладкой стоячей воде упрямо не хотело держать на себе маленьких друзей, но, что греха таить, было весело и, хотя бы искупались.

-Иду, иду, - проворчал Егорка, высовывая из норки чёрную пуговку носа, - хватит уже кричать, весь Лес перебудите.

Снаружи его ждали старые приятели - белочка Настенька и хомячок Трофимка. Хомячок, как всегда, стряхивал невидимые пылинки со своей любимой коричневой жилетки, а Настенька нервно разглаживала складки на бело-голубой юбочке. "Сейчас снова за Волшебной Земляникой на Далёкую Поляну позовут, - решил Егорка, поправляя на макушке франтоватый синий картузик, украшенный цветком одуванчика, - или за Таинственной Клюквой в Загадочный Овраг. Тоска..."

Да, что и говорить, жизнь в Сказочном Лесу не баловала разнообразием. Всяческая мелюзга, вроде Трофимки или Настеньки с Егоркой, постоянно совершала какие-то смешные глупости, над которыми сама же потом и веселилась. Волк Сева и лисичка Варвара упрямо пытались поймать хитрого зайчика Савелия, с легко прогнозируемым, потому что всегда отрицательным, результатом. Добродушный медведь Павлик с завидным упорством попадал в нелепые и смешные положения, а мудрый филин Гриша давал исключительно умные и полезные советы. Иногда, хоть и довольно редко, в Сказочный Лес забредала какая-нибудь Заблудившаяся Принцесса, и тогда все чащобные обитатели наперегонки мчались ей помогать - какое-никакое, а всё же новое развлечение.