Всем нам свойственно совершать безумные поступки. Поступки, граничащие с кретинизмом, попирающие нормы общественной морали и идущие наперекор инстинктам самосохранения. Долбоебизм для русских так же характерен, как педантичность для немцев, вспыльчивость для итальянцев и утонченность для французов. Глупо искать корни этого явления, но мне кажется, здесь не обошлось без татаро-монголов, этих немытых детей степи, воспитанных на конопляно-ковыльих самокрутках.
Попав же на тучные удмуртские земли, долбоебизм разросся до поражающих воображение размеров, расцвел, и заискрился всеми цветами радуги. Будь жив классик русской художественной литературы А.С. Пушкин, его знаменитая фраза звучала бы несколько иначе. Не приведи Бог видеть вотский долбоебизм, бессмысленный и беспощадный!
Исключительно правдивая история которую я поведаю вам ниже, заставляет задуматься, достойны ли мы вообще носить гордое имя Homo sapiens, ведь подобное (я уверен) происходит регулярно, во всех многочисленных уголках нашей бескрайней Родины.
Все началось с обычного спора о возможности выпить пять литров пива за час в одного. Каждый из нас, в глубине души считает себя невзъебенным алкашом, и поэтому старательно фиксирует количество выпитого спиртного в пятницу вечером, дабы блеснуть этим в субботу утром, скрывает от собутыльников рвотные позывы, а накачавшись, тупо отрицает факт опьянения. Вот и в этот раз быстро нашлось двое желающих показать молодецкую удаль, отведав халявного пивка и по легкому срубив бабосы, так как ставку было решено установить в размере тысячи рублей, плюс пиво за счет проигравшего. Оба спорсмена вышли на дистанцию, но до финиша не дошел ни один. Первый поплыл на втором литре и с позором отказался от дальнейшего участия в соревновании, а второй хоть и осилил три литра, через час не вязал лыка. Организатор спора радостно потирал руки, еще не догадываясь, что штуку ему никто не отдаст, но счастье лицезреть посрамленных камарадов, с лихвой окупало понесенные затраты. В итоге опытным путем было установлено, что въебать пять литров за час, это дохуя делов.

История основана на реальных событиях.
Недавно на масленицу, за блинами с водкой и икрой. Теща моего друга рассказала случай, случившийся с ней пару дней назад. Короткометражный сюжет, в стиле комедий начала прошлого века, был бы более уместен на видео, тогда бы к нему не потребовались комментарии. Однако, никто из очевидцев не проявил должной сноровки и не воспользовался камерой мобильника, а зря. Кстати, тещу зовут Марта. Это важно.

Теща рассказывала следующее:
Пошла она сберкассу снимать деньги с книжки - пятьдесят тысяч рублей. Дали сотками пять пачек, еле упихала в сумочку. Для нее это внушительная сумма, поэтому она решила проявлять бдительность, и была, как говориться, - на чеку. Только она вышла из дверей банка на улицу и повернула в сторону дома как услышала из-за спины истошный крик:
- Стой Марта, стой, сука драная!
Угроза с тыла заставила тещу еще крепче сжать ручки драгоценной сумочки, что было совершенно оправданным. Через секунду она почувствовала, как в ее сокровище вцепилась посторонняя рука и потянула вниз. Она резко рванула сумку на себя, и злоумышленник, скользя по ледяной корке, рухнул рядом. Теща с гиканьем успела нанести ему несколько ударов тяжелой сумкой. Грабитель вскочил, и стремглав бросился наутек с криками:
- Ну, Марта, убью суку!

С некоторых пор Витек полюбил бывать с родителями в гостях на даче их друзей Самойловых. Ему нравилось все: и запах леса после короткого летнего дождя, и русская баня, и шашлык - непременный атрибут всех дачных поездок. Но больше всего его привлекала жена хозяина дачи, дяди Юры Самойлова - тетя Света. Стройная загорелая брюнетка с томными блядовитыми глазами, небольшой, но крепкой грудью, аппетитной попкой, она была еще в самом соку, и Витек со сладкой тоской бросал на нее тайные взоры, подглядывая в запотевшее окошко бани, стараясь при этом не смотреть на собственную маму. А тетя Света относилась к нему как к ребенку, не догадываясь о том, что в свои 13 Витек уже владел всеми премудростями половой жизни в теории, а 4 месяца назад приступил к практике - начал заниматься онанизмом.

В этот вечер сначала все было как всегда. Ужин, баня, в которой сначала парились женщины, потом Витек с отцом и дядей Юрой, затем снова порядком захмелевшие мама Витька с тетей Светой, а после того, как была выпита четвертая бутылка - парилась каждая супружеская пара по отдельности. Застолье продолжалось заполночь, но в этот раз дядя Юра отрубился раньше обычного, и все начали собираться ко сну, чему Витек был несказанно рад. Во время визитов на дачу к Самойловым он обычно ночевал в предбаннике - считалось, что там теплее. А сегодня, когда его отправили в баню за горячей водой для помывки посуды, на крючке в предбаннике Витек заметил краешек белых трусов. "Тетя Света надела чистые после бани, а ношенные забыла!", - догадался Витек. Вот почему он так сильно ждал ночи.

Редактор журнала MAXIM Ярослав Свиридов придумал суперобложки для книг, которые стыдно читать в метро: "Берем такую обложку и оборачиваем ею что-нибудь постыдное (например, Пауло Коэльо). И сразу все понимают: едет интересный человек".

Кликайте на картинки, чтобы увидеть их в полный размер и читайте, что написано на суперобложках :)

Однажды муж Евы Адамовны, Кирилл Мефодиевич, принес домой вместо картошки, за которой и был послан часом ранее на базар, поломанные счеты. За что был послан еще раз, но уже не на базар.
- Есечка... Ну, Есечка же... - он растерянно смотрел на жену, прижимая к груди счеты. - Они же волшебные!
- Какие в... к черту волшебные?! А жрать мы что будем? - Ева Адамовна была настолько возмущена и даже разгневана безалаберностью мужа, что, казалось, и бигуди на ее завитой голове раскалились и покраснели.
- Мне по большому секрету сказали и продали, потому что я человек хороший. Да, так и сказали, хороший, мол, человек, можно мне эти счеты продать. - Кирилл Мефодиевич зарделся, видимо вспоминая еще раз тот момент, когда ему говорились такие приятные и такие редкие для него слова. - Эти счеты, если на них правильно косточки передвигать, желания исполняют.
Он протянул счеты жене, как бы предлагая ей взять в руки эти счеты и почувствовать какое же от них волшебство исходит.
Но, понимания со стороны жены он не встретил. Ева Адамовна стремительно развернулась и ушла на кухню, громко хлопнув за собой дверью.
Кирилл Мефодиевич вздохнул, разулся и, так же бережно прижимая к себе волшебные счеты, пошел в комнату.

Там, включив настольную лампу, он принялся рассматривать приобретение, нарушившее мир в их с Евой Адамовной, скромной квартирке.
Лак на их деревяных боках слегка потрескался, но не облупился. Мелкие трещины, вобравшие в себя пыль и грязь, сплетались в причудливую, словно бы арабскую, вязь. Глаз цеплялся за них и, казалось, что на них что-то написано. Деревяные же косточки, желтые и черные, расположенные рядами на стальных проволках, несли на себе больше отпечатков времени. Некоторые из них были даже уже с трещинкой, но небольшой. Вообще, по виду, счеты напоминали Кириллу Мефодиевичу его самого - такие же слегка потрепанные, но все еще крепкие и на многое способные.

- Батя, а расскажи какую-нибудь интересную историю - Вовка поворошил угли, подцепил палкой пропеченную картофелину и выкатил ее себе под ноги, - ну, из тех времен, когда ты еще жил на севере.
Вечерело. Отблески костра отражались в его любопытных юношеских глазах, и я, недолго поковырявшись в закоулках памяти, вспомнил давнишнюю удивительную историю, объяснения которой так и не нашел до сих пор. С удовольствием опрокинув третий стаканчик белой, я, окинул взглядом спокойное зеркало Нерли и, предвкушая прекрасный утренний клев, повел свой рассказ.
- Эта история случилась, когда я был примерно в твоем возрасте. Жили мы тогда в Сосногорске...
- Уффф.... мне пятнадцать, пап! - обжигаясь картофельными внутренностями, сын ехидно напомнил мне, как на днях, заполняя какую-то анкету, я перепутал год его рождения.
- Хорош! И не перебивай. Так вот, жили мы тогда в Сосногорске. В нашем подъезде, двумя этажами ниже, жила очень красивая женщина по имени Наташа. Каждый вечер она выходила во двор, пошатываясь от неизбежного норд-веста и сумеречных ревербераций одинокого безумия, садилась на обшарпанную, изрезанную ножами комсомольцев скамью под навесом и закуривала болгарский "Inter". Всегда одна. Летом - в зеленом сарафане с большими желтыми пуговицами. Осенью - в расклешенном плаще и с ярким оранжевым зонтом. Зимой ее тело согревала фиолетовая шкура неведомого науке зверя, в самые морозные дни из-под капюшона тлел рубиновый уголек сигареты, и ее неподвижная фигура становилась похожей на монумент "Приговор инквизиции". Вот что странно, я никогда не видел ее весной. Иногда к ней подсаживались мужчины.

Первый был капитаном дальнего плавания. Ростом не ниже двух метров, с огромными клешнями, доставшимися ему в наследство от отца, камчатского китобоя. Он дымил грубой вишневой трубкой, набитой пересохшим голландским табаком, а его просоленные ресницы каждую минуту семафорили команду "Полундра! Свистать всех наверх". Раз в месяц, после аванса, он уходил в кругосветку, но уже на следующие сутки, ровно к двенадцати склянкам, буксиры в серых кителях возвращали его в порт приписки. Однажды он не вернулся из рейса на Мадагаскар. В восемьдесят пятом, промозглой февральской ночью, его нашли на мурманских верфях. Блатная финка поставила на якорь могучее сердце. А старший сын Натальи, Андрей, носил растянутый вылинявший тельник, матерился, как бывалый докер, и любой из нас пошел бы с ним в разведку, - я потянулся на расстеленном спальнике, закурил и плеснул в мельхиоровый стакан еще пятьдесят капель. - Тссс...- мне показалось, что зазвенел колокольчик одной из донок, поставленных на ночь.

Крайне растерянный назгул робко заглянул в дверь кабинета:
- Хозяин, тут это... Делегация хоббитов. Сами пришли. Про кольцо толкуют...
- Что значит "толкуют"? - Саурон гневно нахмурился. По мраморному потолку пробежали трещины.
- Говорят - принесли, - объяснил назгул.
Саурон порывисто вскочил. Тёмный плащ затрепетал за его плечами.
- Ага! - гордо возвестил Чёрный Владыка. - Они поняли, что моей воле ничто не может противиться, и хотят сохранить свои жалкие жизни в обмен на кольцо! Что ж, пусть несут!
Саурон величественно расселся на троне.
В зал вошла, с любопытством озираясь, группа хоббитов. Один из них держал в руках блюдо, накрытое расшитым полотенцем.
- Доброго здоровьичка, Великий и Страшный! - вежливо поздоровался главный из хоббитов.
- Не Страшный, а Кошмарный, - недовольно поправил его Саурон.
- Да я ж и говорю - плохо выглядите, почтенный. Кушаете, небось, нерегулярно, а я вам так скажу - так и здоровье подорвать недолго. Мы тут слышали - вы колечком интересуетесь? Так вот, не побрезгуйте уж, от чистого сердца! Супруга моя самолично пекла!
Хоббит торжественно снял с блюда полотенце. На весь кабинет упоительно запахло свежевыпеченное кольцо с заварным кремом...

* * *

В кабинет Саурона с оханьем ввалился назгул. Вид у него был здорово помятый.
- Хозяин, там к тебе один человек хочет войти...
- Мало ли кто что хочет! - рявкнул Саурон, бывший, как всегда, не в духе. - Гоните в шею!
- Ага, как же. Выгонишь его, - пробурчал назгул. - Мы попробовали, а он начал прыгать и ногами драться. Больно!
Саурон заинтересовался:
- Что за человек такой?
- С востока откуда-то. Чайнец он, говорит. Да и не поймёшь толком ничего...

Однажды все так интересно сложилось в этом мире, что папенька мой оказался рожденным аж в славном городе Пскове. И в честь этого дела не написать про красоты родной земли и про суровых пскопских аборигенов было бы с моей стороны просто неуважительно. Стоит отметить, что жители дождливого и болотного Скобаристана отличаются недюжинным похуизмом, крепкой смекалкой и, по ходу дела, любовью к родному Отечеству. О чем я и узнал, посетив в юности родовую вотчину.

Когда торжественный прием, посвященный нашему приезду, был в самом разгаре, старинный приятель отца - Борода - с гордостью поведал присутствующим про свою героическую тещу, чуть было не утонувшую в болоте вместе с березой, которую она по-молодецки выдернула с корнями, пытаясь вылезть из трясины. Народ недолго поцокал языками, сказал, что урожай клюквы в этом году совсем никакой, и продолжил выпивать дальше, как ни в чем не бывало.

Было такое ощущение, что болота, топи и прочие трясины никого, кроме меня, не интересуют. Я был тогда очень любознательный мальчик (хоть и не любопытный) и, ясень пень, вовсю заинтересовался.

А если учесть, что совсем недавно был просмотрен фильм, воспевающий красоты Гримпенской трясины, то можно понять насколько все это выглядело со стороны интригующе. "Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот", - пробормотал я.

Борода отвлекся от поедания огурца. Помолчал. Почесал - вы не поверите! - бороду. И вдруг рявкнул:
-А что же ты это папеньке своему лет так пять назад не сказал!?

- Спускайся! - дёрнул головой Воин Добра, - Биться станем. Насмерть.
- Бегу-спотыкаюсь-падаю, как же! - издевательски усмехнулся Миньон Зла, красуясь на парапете крепостной стены, - Я ров выкопал? Выкопал. Водой наполнил? Наполнил. Стену возвёл? Возвёл. Цитадель построил? Построил. Гарнизон из троллей набрал? Набрал. И теперь ты хочешь, чтобы я махнул рукой на всю эту благодать и сам вышел в чистое поле, с тобой сражаться? Дурак, что ли?
- Кто именно? - напрягся Воин Добра.
- Да какая разница? - отмахнулся Миньон Зла, - Не уводи в сторону, давай ближе к делу. Плот строй! А я пока катапульты велю приготовить.
- А я вплавь! - сообщил Воин Добра.
- Это ты зря, - не одобрил Миньон Зла, - Во рву полным полно крокодилов, а ели они последний раз неделю тому. Ты хоть до ворот доберись, а то мне жутко обидно будет. Кормлю, понимаешь, всю эту тролличью ораву да и содержание крепости влетает в копеечку.
- Во ты гад! - скрипнул зубами Воин Добра, - Тут же ни одного деревца в радиусе двадцати миль. Да я раньше, чем к послезавтра, не управлюсь!
- Вообще-то, я никуда не спешу, - пожал плечами Миньон Зла, - Это тебе дома не сидится. Вот и работай. Думал, в сказку попал? На моем горбу в историю въедешь? Дудки. Хочешь вечной славы - паши! И кстати, чтобы тебе задорнее работалось, спешу сообщить, что каждый час буду сажать на кол одного узника из моих подземелий. И так до момента спуска плота на воду.

Воин Добра сбросил с плеча очередной ствол и устало присел на него, утирая пот со лба.
- Жарища сегодня ужасная! - посочувствовал ему с крепостной стены Миньон Зла, удобно расположившийся в походном кресле, и отхлебнул холодного пива из черепа-кубка.
- Доберусь до тебя, погоди, - пообещал ему Воин Добра, - И зной преисподней покажется тебе зимней стужей!
- Какой суровый, аж завидно! - восхитился Миньон Зла, - А ты когда-нибудь слышал хоровой плач пятисот вдов?
- Зачем это они собираются такой толпой? - недоверчиво спросил Воин Добра.

С трудностями перевода столкнулся, помницца, в Монте-Карло. Приехали мы туда на арендованном ФИАТЕ, который заебались парковать, ибо все праковки сцука у них платные. Причем припарковали в ебенях, пиздовали пешком по направлению к центру.Голодные как толпа освобожденных узнеков Дахау, блядь. Причем улицы какието красивые и такси не видно. Наконец пришли к какомуто месту с ресторанами для лох-туристов. К этому времени я был готов за булочку спиздить у Путена ядерный чемодан и безвозмездно подарить китайцам.

Радостные, с воплями "Еда! Еда! Еда! Ах тыж йобтваюмать!" мы захлопали в ладошы и начали водить хоровод с присядкой и шаманским камланием.
Человек-приклеенная улыбка принесла нам меню. Меню было на франко-лягушачьей мове, которую мы, ясен пень не знали. Стали говорить по
английски-хуй. Толи французская шалава не знала его, толи прикидывалась в виду незалежности и ненависти к англо-саксонам. Русского мата тоже не
поняла. Только стояла и мило улыбалась, повторяя всякие "монифик" и "мерси боку".

Пока остальные недоуменно хуесосили всех потомков Астерикса и Обеликса, я изучал меню на предмет нахождения в нем знакомых сочетаний букв. Скоро
нашел слово "beef". Не, ну что может обозначать это слово? Сто из ста, што мясо. Мясо блядь! Так это же совсем другое дело!

-Биф!!-говорю я дуре в фартуке-Биф! Давай сюда Уно Биф, сцука! Бегом, блядина, а то я ща вашего Гримальди за яйца повешу прямо у самого большого
казино!

Он выглянул в окно и увидел её. Рука автоматически скользнула в ящик стола и на ощупь достала маску Удовлетворения. Лёгкая улыбка, румянец, слегка вскинутые брови. Таким можно было увидеть его, если посмотреть с улицы в окно офиса. Очень приятная маска, она дарила тёплые ощущения. Жаль, что нельзя носить её дольше. Он смотрел на площадь, по которой хаотично-броуновски передвигались люди. И лишь девушка в жёлтом просторном свитере и потёртых джинсах стопкадром стояла перед мольбертом. Что она рисовала - не понятно. Обзор из окна не помещал в себе всю площадь. Вот уже неделю она приходила сюда и рисовала. А он вот уже неделю примерял на себя маску Удовлетворения.
В дверь постучали. Он судорожно сорвал с себя улыбку и румянец и схватил дежурную, с опущенными уголками губ, и слегка нахмуренную маску Озабоченности.
- Да! Войдите! - даже тембр голоса изменился. Стал более низким и серьёзным.
В кабинет вошёл начальник отдела маркетинга. Никотиново-бледный, с кислым выражением лица, с тревогой в глазах.
- Что, попал под раздачу слоников? На ковре был?
- Нет. Всё нормально, - ответил маркетолог. - Это у меня уже третий день. Лень переодеваться. Как напялил маску на совещании, так и не снимал. Я к тебе по делу. Мне сегодня в театр идти. Нет у тебя чего-нибудь подходящего? Даже не знаю, что надеть. Свои маски все пересмотрел, ну не то. Нужно что-нибудь вдохновенное, лирическое, возвышенное.
- Ты знаешь, всё дома лежит. Тут только дежурные маски. Для работы. Сходи в бухгалтерию, может там есть у кого.
Он не любил раздавать маски. Это даже хуже, чем дать поносить свои носки. Или трусы. Маски - это слишком интимно для того, чтобы давать на прокат.
- Ну и ладно. Есть у меня вариант для кабака. Может, подойдет.

Он проснулся от холода. Ветер задувал ледяные капли в незастекленные глазницы окон, они долетали до него даже несмотря на то, что он лежал на рулонах пакли у дальней стены.
Голова раскалывалась, как, впрочем, каждое утро на протяжении вот уже пятнадцати лет. Во рту было мерзко, он вытащил костлявую, с грязными, обгрызенными ногтями руку из-под старого, залатанного пальто, которым накрывался с вечера, залез в потертую сумку и, нашарив в ней бутылку, удовлетворенно крякнул. Зубами откупорил горлышко и, морщась от отвращения, дергая выпирающим кадыком, начал жадно пить.
Головная боль отступала, теперь - решить проблему с голодом. Еды не осталось вообще - вчера он съел последний кусок черного хлеба с кровяной колбасой, которую украл у сторожевого пса, рядом со складом на окраине города. Пес рычал на него, брызжа слюной, рвал цепь, чтоб ухватить проклятого вора за глотку, но вор оказался ловчее. Ловкость диктовали голод и предусмотрительность.

Собрав свой нехитрый скарб в сумку, он вышел из заброшенной новостройки и, зябко прячась в воротник, побрел в сторону маленькой, старой деревушки на окраине, которая, очевидно, предназначалась под снос.
Несмотря на начало девяностых, разруху и хаос, кто-то уже начинал сколачивать на строительстве капитал. Старые, покосившиеся от времени дома сносились, а их жильцы получали комнатушки в новых бетонных коробках.
Его звали Николай, Николай Свирчук. В прошлой жизни он был неплохим плотником, но, как и многие, спился, сгулялся, однажды просто ушел из дома, в котором его тихо ненавидели, и назад уже не вернулся. В другой жизни все для него было новым - новые знакомые, такие же неудачники как и он, новые улицы, новые городки, новые ночлежки, новая еда. Раньше он мог выбросить недоеденный за обедом кусок хлеба. Теперь, если бы он увидел такое, то разбил бы за это лицо.
Еда - едой, но главной проблемой был его лучший друг - алкоголь. Он был очень общительным, даже назойливым малым. Если Николай старался надолго забыть про друга, то он напоминал о себе монотонным, тяжелым стуком в висках, нехваткой воздуха, злостью. Николай сжимал зубы и брел выпрашивать мелочь, собирать пустую тару, даже воровать.
Скребя грязными пальцами кустистую щетину, он просяще заглядывал людям в глаза и врал что-то про кусок хлеба. Они брезгливо морщились, и ссыпали на ладонь медяки.

Марина готовила феноменально отвратительно. Любой продукт, к которому прикасалась её рука, становился невкусным и даже иногда просто несъедобным. Вот и сейчас мясо подгорело, картофель оказался недоваренным, но зато пересоленным, салаты спасало только изобилие майонеза. Вкусным на столе были только шпроты и водка. Гости сдержанно, но всё же расхваливали кулинарные таланты хозяйки. Как-никак, у неё сегодня день рожденья, и даже юбилей, и поэтому не грех немного приврать.

Именинница надела своё лучшее платье, в котором она праздновала и прошлый свой юбилей, несмотря на то, что с того времени она поправилась размера на четыре. И если раньше платье было просторным балахоном, то сейчас оно стало тем самым маленьким обтягивающим чёрным платьем, которое должно быть в гардеробе каждой женщины.

Гостей было немного - начальник отдела, в котором работала Марина, Павел Николаевич, с женой Елизаветой Николаевной - язвительной, ревнивой и худой, как швабра, дамой; соседи Сидоровы и подруга детства Маргарита, посещающая подобные мероприятия исключительно без мужа с надеждой на флирт. Но после третьего тоста она вела себя настолько легкомысленно, что жены зорко следили за своими мужьями, а холостяки в панике забивались в угол. В общем - то, эту публику вместе с именинницей можно было и не представлять, так как к последующим событиям они не будут иметь ни малейшего отношения.
Перейдём же к главным героям - мужу Марины - Борису. Так как работал он не начальником, а автомехаником, отчества у него практически не было. Друзья называли его Бором, а жена - Борюсиком. Второй персонаж - закадычный друг Бориса - Максим. Тоже без отчества, потому что он был безработным интеллигентом. Благодаря своей скромности, неприспособленности и врождённому эстетизму, он оказался за бортом и подрабатывал переводами, написанием дипломов и курсовых и прочей халтурой, приносящей, как оказалось, больше доходов, чем зарплата в фирме, из которой его попросили уволиться. Что связывало этих совершенно разных во всех отношениях людей, было загадкой даже для них самих. Борис - невысокий, худощавый, Максим - почти двухметровый и плотный, мягко говоря. Борис - резкий, прямолинейный, незамысловатый. Максим же наоборот: спокойный, избегающий конфликтов, трусоватый и витиеватый в речи. Борис читает только телепрограмму и анекдоты, в отличие от Макса, перечитавшего несметные тома. Представьте, если взять роман Тургенева и разводной гаечный ключ, и предложить найти десять отличий. Вот так же можно бесконечно искать отличия между двумя закадычными друзьями.

Пельмени были почти готовы. Палыч выловил их тугие желтоватые тушки из кипятка, сложил в эмалированную миску и поставил ее на подоконник открытого по случаю теплого сентябрького вечера окна. Принимать пищу с пылу-с жару Палыч не любил, предпочитал немного подождать и не жечь желудок. За окном уже смеркалось, с высоты второго этажа открывался вид на стандартный двор страны советов, сжатый по бокам панельными девятиэтажками. Район, впрочем, был престижным. Строился он вместе с газзаводом и квартиры в те времена еще давали, а не покупали. Сварщик Палыч варил стыки газопроводов, покойная ныне жена штукатурила стены полученой двушки спижженым с работы гипсом, дочь ходила в ведомственный садик, потом в школу, находящуюся в соседнем дворе-удобно и безопасно, не надо перебегать оживленный проспект. С течением времени все изменилось-жене была выделена отдельная жилплощадь на два метра вниз от уровня земли, дочь выскочила замуж за подающего надежды спортсмена из ДЮСШ, Палыч вышел по горячей сетке на пенсию и лишь оштукатуреные рукастой супругой стены, покрытые выцвтшими обоями оставались неизменными.

За окном быстро приближался молодой задорный голос популярного тверского алкаша: "Жиган-лимон, мальчишка симпатичный, жиган лимон, с тобой хочу гулять" и, почти уткнувшись скошеной акульей мордой в подьездную дверь, у подьезда образовалась 525 бэха модного цвета мокрый асфальт, нанесенного где-то в гараже пьяным маляром, причем веником и в темноте. Бэха была сначала отжата досуха на автобанах прижимистым бюргером, потом по системе "угон-страховка, все довольны" эмигрировала в Россию, обретя на приобретенной родине новый смысл бытия-набивать деньгими карманы владельца и его корешей. Каждый транш отмечался на мускулистом теле машины шрамами, спасало то, что когда она сходила с конвейра в Баварии, подросток Крис Бэнгл судорожно эякулировал на свежий номер "Хастлер", а не пытался проектировать автомобили. Окна были открыты, уркаганский напев мигом сдул с лавочек припаркованых на них бабулек. Свежий ветерок донес до второго этажа к ноздрям Палыча пряный запах жженых тряпок. Открылась правая передняя дверь и бэха родила из своего прокуреного нутра бройлерную стаслихуёмкилограммовую тушку Палычевского зятя. Зять-нехуй взять поднял на окна осоловелые глаза, и заметив маячащего с подостывшей на ветерке миской в руках Палыча, приветственно махнул правым кулаком размером с помойное ведро.
"Блять, нарисовался хуй сотрешь... и хуй пожрёшь, рифма гыгыгы"-подумал Палыч, накатил полстакана залпом, протолкнул водку в пищевод, закинул вслед пельмень и пошел открывать входную дверь.
- Здорово, Валерий Палыч! Жив и синьку давишь? - протиснулся в малогабаритную кухню крупногабаритный зятек.

В детстве, не совсем далеком, но уже покрывающимся туманом склероза, в каком то журнале, может "Юный техник", а может еще в каком издании для творческого рукоблудия, мой пытливый взгляд высмотрел схему сборки воздушного змея.
Тогда, в благословенных восьмидесятых, змеи не лежали в магазинах на прилавках и на обочине дорог ими тоже не торговали, и поиметь такое чудо было возможно только через терпение, перемазанную клеем одежду и прямые руки.
Руки у меня были прямые, а вот терпения явно не хватало, но тем не менее в один прекрасный день я настрогав длинных щепок с угла деревянного сарая (за что потом получил громоздких пи@@@дюлей) и вероломно умыкнув у матушки кусок кальки (за что тоже потом получил этих самых) уединился за столом и принялся ваять.
Ваятель из меня, надо прямо сказать, был как из Айвазовского сантехник, но худо-бедно, через пару часов из под моих рук вышел ШЕДЕВР.
Шедевр был страшен внешне но сделан добротно, и весил как мадам Крачковская. Понятное дело, в аэродинамической трубе я его не продувал, поэтому летные качества были мне не известны, но затраченные силы и сам его вид внушали уважение не только у меня, но и у бати, железного и жесткого человека, который увидев ЭТО вздрогнул головой, осторожно потрогал пальчиком и поинтересовался, кого я собираюсь убить.
Вот с этим славным, и как оказалось в последствии, пророческим напутствием, я подхватив конструкцию под мышку побежал на поляну, где был простор для моего авиа эксперимента.
Поляна была большая и заросшая высокой, зеленой травой. Предвкушая лавры Жана Батист Мари Шарль Мёнье, я размотал пятиметровую веревку и задумался чем мог. Я, конечно, не читал учение о восходящих потоках и разнице давления в подкрыльном и надкрыльном пространстве, но смутно догадывался, что змей сам по себе не полетит.
Змей, с нарисованным на ней лицом алкоголика-олигофрена, сумрачно лежал в высокой траве и как бы подтверждал мою теорию.
И тут я вспомнил кино, в котором счастливый, до идиотства мальчик бежал по полю, а за ним высоко в небе гордо парил точно такой же змей. Ну, почти такой же.

И дабы не было лишнего пиздежа и наездов, что мол иди учи матчасть, оговорюсь: я нихуя не смыслю в сортирно-канализационных трубах. А история была рассказана мне соседом Василием, потомственным сантехником, королем гавна и пара. И посему если он и припизднул, то тока для красоты словца. А какой штуцер надо подкрутить да муфту надеть, чтоб дерьмо из душа не текло - это все до пизды, как запомнил - так и рассказываю.

Итак, в один прекрасный весенний день, когда бы пиво дуть в каптерке да стучать доминошкой, двум работникам ЖКХ предстояло провести ахуенный ремонт в одном из подвалов одной из близ стоящих 16-этажек (и это важно!). Ебнув граммав по 150 (это совсем не важно), эти "говнюки" выдвинулись к месту дислокации. День был будний, поэтому основная масса жильцов была на работе, совершая трудовые подвиги ради пятничной попойки. И как в любой многоэтажке ключ от подвала хранился у самой вредной бабки из подъезда, которой заебешься объяснять, что ты блять сантехник, а не насильник, пришедший выдрать ее в дряхлую пелотку. Через полчаса переговоров бабка выдала ключ и закрылась ибо жила на первом этаже, а ходют тут всякие, после которых ссаные коврики от дверей пропадают.

Работнеги спустились в подвал и прикинув хуй к носу подумали, что не плохо б предупредить о ремонте всех жильцов, которые не съебли на работу, блядки или просто похмеляцца. Сказано - сделано. Хули, домофон есть и через пять минут все, кто ответил из железного обшарпанного динамика, знали: в течении часов двух мыцца, стирать, и особливо срать и ссать нельзя, так как вода будет перекрыта. Короче, мочитесь и дефекатируйте хоть в чайник, хоть в кастрюлю с вчерашним борщом, но только не в унитаз.
Еще минут через двадцать посредством аццких ключей, молотка и подбадриваний "Оппа нахуй!" и "Эээ блядина" была снята заглушка со стояка фановой трубы. Остатки гамна, мочи и кусочки других продуктов жизнедеятельности человека вылетели из развержшегося сопла под ноги героям повествования. "Дерьмо как дерьмо, не такое черпали", - подумали мужики и бросили на зловонную лужу лист ржавого железа, попавшегося под руку. Словно заправские хирурги-патологоанатомы на него разложили всякие блять отвертки, ключи и ключики, гайки, болты и прочую поебень с железяками.

Переполненный пассажирами автобус, ворча и вздыхая, нехотя подполз к остановке. Из него, весело щебеча, выскочили две молоденькие блондинки в коротких юбочках и модных туфельках на шпильке. Галочка и Леночка - так звали юных прелестниц - жмурились от первых весенних солнечных лучей и непринуждённо болтали, обсуждая подробности вчерашнего вечера.
- Классно оторвались! - смеялась Галочка.
- Будет, о чём рассказать на работе, - соглашалась с подругой Леночка.
Кто-то окликнул их сзади. Подруги обернулись и увидели Эмму Митрофановну - грузную женщину лет пятидесяти, работающую в соседнем отделе.
- Всё веселитесь, стрекозы беззаботные? - беззлобно спросила Эмма Митрофановна, борясь с одышкой.
- Какие наши годы, - хихикнула Галочка.
- А как Вы провели выходные? - поинтересовалась Леночка.
- Как и положено в мои годы, - усмехнулась Эмма Митрофановна. - Плита, стирка, внуки... Ванька что учудил...
- Опаздываем, - заволновавшись, перебила её Галочка. - Пойдёмте быстрей.
- На работе расскажете, - поддержала подругу Леночка.

Возле проходной, сверкая на солнце серебристыми боками, стояла новенькая "шевроле".
- Стас уже здесь, - кивнула в сторону машины Галочка.
- Ой, он же должен был вчера встретиться с той брюнеткой с сайта знакомств! - взвизгнула Леночка. - Сейчас расскажет подробности, как интересно!

Бесстрастный механический голос объявил название следующей станции, и двери вагона с шипением поползли навстречу друг другу. Селезнёв интеллигентно опустился на коричневый дерматин сиденья рядом с очкариком, читающим газету.
Метропоезд дёрнулся, очкарик непроизвольно толкнул плечом Селезнёва, поднял глаза и воскликнул: "Ха, Селезень!!! Здорово, сколько лет, сколько зим". Селезнёв вгляделся и удивился в ответ - "Эйнштейн, в бога душу мать! Ты как тут?!"
Очкариком оказался Сашка Эпштейн, прозванный в институте Эйнштейном не только по фамильному созвучию, но и за увлечение теоретической физикой. Селезень и Эйнштейн никогда не были особо близкими приятелями в студенчестве, но когда тебе сорок, то поневоле цепляешься за любую весточку из своей юности.
-- Рад, что встретил тебя, Селезень, никого из наших не видел аж с самого выпуска, - радостно поделился очкастый Эпштейн, а Селезнёв поморщился: уже успел отвыкнуть от своего прозвища.
-- Да, - кисло согласился он, - всё течёт всё изменяется, ну над чем работаешь? - поинтересовaлся Селезнёв. Не то, чтобы его интересовал ответ, но заводить разговор о жёнах и детях настроения не было.
Неожиданно Эпштейн заговорщицки подмигнул собеседнику и придвинулся ближе.
-- Слушай, Селезень, мне никто не верит, но я точно знаю, что я на пороге великого открытия! Всё так и случится, как я и пытаюсь им доказать... - физик раскрыл газету, которую читал. Селезнёв мельком глянул на заголовок. Речь шла об андронном коллайдере, который для Селезнёва, как в прочем и для большинства нормальных людей, был просто Очень Большой Загaдочной Фигнёй.

Очень тяжело жить молодому человеку, когда он маленького роста, хилый и прыщавый. А если к этому ещё добавить финансовые проблемы и отсутствие личного транспорта, то сразу станет понятно, почему Боря Лепинцырмир был несчастлив. Ему хотелось срывать персики любви, а жизнь всё подбрасывала лимоны одиноких вечеров в компании компьютера.

-- Боренька, иди мой руки, - позвала из кухни мама, - иди, сЫночка, а то остынет...

В отличии от приготовленного ужина боренькино либидо не остывало, а наоборот набирало градусы в такой прогрессии, что заставляло несчастного юношу по нескольку раз в день заниматься тем, что по словам взрослых могло вызвать слепоту. Но Боря продолжал идти на риск. Он решил, что перестанет только тогда, когда ему понадобятся очки.

-- Я ухожу, еда на столе! - раздался голос из кухни, - Боря, ну ты где? - возвала мама во второй раз.

"Где, где - в..." - срифмовал Боря, но к сожалению остался в своей комнате. Перед компьютером. На экране голые красавицы демонстрировали чудеса пластики... "Ну, я до вас ещё доберусь!" - зло подумал парень, представив свой несчастный натёртый орган и поплёлся в кухню.

"Вот чёртов заколдованный круг!" - думал Боря, вяло ковыряя вилкой сырники, - "чем больше прыщей, тем меньше секса, а чем меньше секса, тем больше прыщей".

Этим дуракам всё интересно, одни ли мы во вселенной! Да какая, нахрен, разница, кто там есть еще, если я вот тут сидя у себя на кухне, пухну от одиночества! Дома - один. Выйдешь на улицу - снова один. Народу, вроде, тьма, но ты-то один!! На работе нас вон сколько, а я все рано один-одинешенек... Друзья? Одни женились, другие все в делах и заботах, а третьи... ну их - я лучше тут один на кухне посижу.

Сначала происходящее объяснял тем, что я - такой весь из себя фантастический работяга и что мне больше никто и не нужен. Но чем больше проходило времени и чем больше я ощущал потребность в общении, тем меньше я становился интересен противоположному полу. И тогда я понял, что если срочно что-то срочно не предпринять, то всё, сейчас тридцать, завтра пятьдесят, а чашку с водой и поднести некому. Всё, надоело! Я вскочил и отшвырнул ногой в сторону обшарпанную табуретку. К ворожке пойду, решил я. А что? Вот никто не верит, а моя бабушка, царствие ей небесное, чудеса творила необъяснимые и разуму не поддающиеся. Нет, вы не подумайте, я, не идиот и в магию не верю. Я просто очень устал быть одиноким.

Прямо перед домом на столбе попалось объявление: "Вера Адамовна - ворожка в десятом поколении, снимет сглаз, наведёт порчу, вернёт мужа, усилит потенцию и т.д. и т.п.". А я еще всегда удивлялся - ну кто же их читает, а тут на тебе... Была не была. Сделал глубокий вдох и набрал указанный номер телефона.

- Вера Адамовна слушает, - ответил мне какой-то мужик. Я растерялся даже. Говорю, мне, мол, помощь нужна - одинокий я очень. Оказалось, что Вера Адамовна не мужик вовсе, а просто голос у неё такой. Назвала мне адрес. Приезжайте, говорит, вылечим.