Постигнуть истину ,найти первопречину страшных бед ,дано не всем.Да и не каждый ищет правды. Но мы попробуем распутать преступленье,произошедшее ещё в года застоя,когда и лес был зеленей и воздух чище.Где реки полные сазана и леща ,и запах жырного домашнего борща,терзает душу,и гармонь вдали играет.И так весна ,колхоз заветы Ильича,конец апреля на кануне первомая.

Был агрономом в том зажиточном колхозе Борис Наумыч,дядька средних лет,с одной ногой (другую утерял под Псковом), с медалями, хозяйством и скотом. На нём одном висел и сад и дом. И у него была одна отрада, корова с именем буржуйским Дульсинея. Хоть не высокая, зато удой обильный, как говорили что Канадских мол кровей. И карих глаз её сиянье грело душу, Наумычу лаская его взор. И каждый день с ведром он возле ней, грустил и песни пел военных лет неслышно. И говорил с ней, говорил о Никсоне и смысле бытия, и думы изливал душою не кривя как на духу, или как перед партсоветом.
А так как жил Борис один и без жены ( жена утопла к ебеням в Донских разливах) имел в любовницах супружницу завклуба, Гольдбаум Нюрку-редкостную блядь, уж в чьх стогах та солоду не мяла. Что не отнять то не отнять она красавицей слыла не дать не взять, а то что ведь блять она и блять хоть под Ростовом всего лишь факт нельзя клторый опускать . Имел ещё Наумыч мотоцикл,трофейный,заводился с пол тычка,бензина мало жрал , был силой с три бычка. А равным в скорости и не сыскать в районе.И вот на нём он Нюрку и катал,возил в поля ,в стога и на рыбалку,разложит на коляске,кинет палку и на душе светло и любо при бабье.Но тут мы вспомним невзночай и о судьбе.Она ведь странная такая потаскуха и часто лыбиться от уха и до уха ,да создаёт невиданных проблем.Но чур...отвлёкся я ...и так за тем...
В обычный день "Железный конь" Бориса, не отозвался на хозяйский зов,не зарычал и попросту сломался.Короче где то повредилася хуйня (есть даже версия что что то отвалилось)но факт есть факт проблема на лицо.Пришла беда. Пешком Борису тяжко и Нюрку на поёб не отвести,а на глазах селян ему не комильфо ,палиться с проблядью
супружницей завклуба.

Во время оно, в уездном городе... ну, назовем его Бобруйск, областная администрация во главе с тогдашним губернатором создала некий фонд помощи сирым и убогим. Фонд сей, как водится, был немножко чуть-чуть левый, мелькали там непонятные деньги от непонятных благодетелей, но и времена были лихие: 1992, кто помнит.

Фонд тот довольно быстро сам собой стух, толком не успев помочь ни сирым, ни убогим, но отмыв для отцов-основателей немножечко бабла.
Долго ли коротко, прошло четырнадцать лет. Новый глава Бобруйска, инспектируя вверенное ему хозяйство, взглянул бдительным оком на оный
фонд, и призвал к себе зама:

- А поведай мне, думный дьяк, что у нас за фонд такой есть?
- Дык, это... его уже нет.
- Но по документам - есть?
- Да, но...
- Значит, закрыть официально, доложить в месячный срок. Понятно?

Зам ударился об пол, обернулся коршуном, схватил клювом золотую пайцзу от Самого и вылетел в окно, в юротдел управы, находившийся как раз напротив. Задача была поставлена... ну, скажем так, подотделу очистки, в котором трудился в то время человек, рассказавший мне эту историю.

Проблема, на первый взгляд, казалась простой, как фланец от фановой трубы: исключить организацию из Единого государственного реестра юридических лиц (ЕГРЮЛ). Но действительность внесла некоторые... коррективы, о которых я и хочу вам, дорогие читатели, поведать.

Дама в отделе регистрации юридических лиц была была мила и приветлива, как бультерьер:

Жара. Невыносимая жара. Первый месяц лета - и такая гребаная, невыносимая жара... Полночь. Я истекаю потом. Кондиционер сломан. В комнате темно и душно, лишь светится монитор и над ухом пищит голодный комар, раздражая мое и без того воспаленное сознание. С улицы доносятся пьяные крики молодой поросли, пытающейся кого-то выебать. Но, как обычно, все заканчивается еблей друг друга в мозг и расползанием в родительские норы.

Тупо развалившись в кресле и вперив свой взгляд в монитор, я размышлял о никчемности своей жизни. Мысли, словно жареный зеленый горошек в шипящем масле на сковородке, прыгали и разлетались в разные стороны, лопаясь на подсознательной орбите. Жара.

Вдруг непонятно откуда и как на светящийся монитор села яркая бабочка. Расправив крылья с невероятно притягивающим, как в калейдоскопе, узором, она замерла в правом верхнем углу. Чуть приподнявшись в кресле, я стал внимательно ее рассматривать. Бабочка как бабочка, вот только от узора невозможно было оторваться.

Пока я ее изучал, на мониторе появились еще несколько с точно такой же раскраской. А через пару минут весь экран был залеплен этими обворожительными существами с широко раскрытыми крыльями. Я не мог отвести от них взгляд ни на секунду. И вся эта ахуевшая стая насекомых смотрелась довольно-таки естественно и обыденно, несмотря на всю нелепость ситуации. От долгого разглядывания узоров на крыльях перед глазами стали вырисовываться странные картинки, и постепенно сознание перестало различать реальность. Тело как будто парализовало, и я с трудом смог повернуть голову, чтобы осмотреться вокруг. То, что я увидел, заставило меня подпрыгнуть в кресле и в ужасе переместиться в угол. Стены постепенно покрывались какой-то черной плесенью, издавая неприятный шуршащий звук, и было видно, что они теряют свою твердость и ровность поверхности. Они шевелились, проваливались кусками, а кое-где местами надувались черно-серые пузыри. Словно живой организм, они двигались и дышали. Когда плесень добралась до потолка и моментально распространилась на всю его площадь, сверху стала капать темно-красная субстанция. Сначала это были несколько капель, но постепенно, по нарастающей, они превратились в дождь. Попробовав на вкус капающую с потолка жидкость, я понял, что это кровь. Меня била мелкая дрожь, и я так и сидел в углу, широко раскрыв глаза под этим кровавым душем, не понимая, сплю я или нет.

Перекур у санитара травматологического отделения короткий. В отделении почти два десятка палат, под завязку набитых калеченными, обожженными, и побитыми. Со мной курит молодой парнишка с прогоревшим черепом. Он здесь почти месяц, успел со всеми перезнакомиться и даже трахнуть Лару. Впрочем, Лару здесь успевают трахнуть все, а кто не успевает - она действует на опережение. Нимфоманка, мелкая пухлая нимфоманка с вечно горячей и влажной пиздой. Ее бы на пищеблоке к делу приставить - яйца варить. Перепелиные, для желудочников.

Вот и сейчас она бежит по коридору в перевязочную с упаковками бинтов и лотком со стерильным инструментом, накрытым марлей. Спешит перевязать Берту Карловну - девяностолетнюю жирную старуху с трофической язвой и заживо гниющей задницей.
Пролежень - страшное дело. Кожа на ее ягодицах уже отслоилась и свисала неопрятными лохмотьями, сочившаяся из-под них жидкость сильно воняла. Я возил ее дважды в день на перевязки в гнойную. Обычно ее обрабатывала Зинаида - степенная женщина, мать двоих детей, тайная бисексуалка. Порой уединяется с сестрой-хозяйкой в кладовой, откуда через некоторое время выходит раскрасневшаяся и хихикающая. Однако сегодня ее подменяет Лара - всеобщая любовница.

Пора, черт бы побрал и Берту Карловну, и ее задницу, и засранца-внука, бросившего бабку помирать в квартире. Старая пизда тоже хороша - лежала круглые сутки на диване, смотрела телевизор, страдая попутно недержанием. Хоть бы ворочалась изредка. Невестка-шалава, небось, забегала через день, кормила с ложки. Ребята из скорой, когда ее привезли, говорили, что обивка дивана сгнила полностью, пружины заржавели, а лохмотья простыни им пришлось отмачивать перекисью уже здесь, в гнойной.

На дворе 198... год, страна советов доживает свои предпоследние денёчки. А на родине Огиньского и Мессинга проходят манёвры стран очень Варшавского договора. В оной же державке возникает профсоюз "Солидарность", - тот самый могильщик великого и могучего. А в нашей спецкоманде появляется новичок.

Здесь надо бы вернуться на полтора года назад. Наша команда создавалась, как элитное спецподразделение. Очередной раз командиры гнулись друг перед другом. Ах, у вас крутые, так мы круче сделаем. Солдатское радио донесло "абсолютно проверенный" слух о предназначении подразделения. Предполагается, что в нём будут прозябать и тянуть нелёгкую солдатскую лямку "генеральские сынки". Конечно же, не обязательно генеральские, но разная гадость, сбрызнутая через мочеиспускательные каналы партийных фунциклёров и прочей хуерги от властной авторучки.

Дальше, больше. Жить рота будет в новом корпусе, без клопов и тараканов!!! Кругом паркет, ковровые дорожки. Питание ясен хрен пятиразовое, ресторанское. Пальмы в кадках, спи от пуза, жри до полусмерти, икра, ананасы, шампанское....Приезжают, к примеру, иностранцы, а им вот мол, смотрите, как живут советские солдаты ххааа...

Дальше в нашу интернациональную роту валом попёрли сливочные детки. Долго не растекаше, скажу одно. Из двадцати семи человек, четырнадцать оказались евреями. Почему я заострил вопрос именно на евреях? В те времена, как и все мы, когда-то, я проходил этапы становления. То есть побыл расистом, антисемитом итд. Это нормально, лишь бы навсегда в том состоянии не зафиксироваться.

В розовом настроении мы пребывали не долго. В тот час, когда команда была полностью укомплектована, мы поняли, что попали в крупную задницу. Крупнее и не придумаешь, по сути, ЖОПА!
Наш "рабочий" день расписали именно по минутам. В течение шестнадцати часов мы имели возможность убедиться, что без труда не то что рыбку из пруда не вытащишь, но даже занозу из "булки" не достанешь.

Решил сделать себе табурет. Ну, захотелось. Вышел во двор, сел себе в тенёчке. Рубанок, пила, молоток, всё под рукой. Сижу, мастерю, никого не трогаю. Думаю, жена домой придёт - похвалит, поцелует, рюмочку нальёт. Насвистываю песенку, пиво рядом стоит. Красота.
Подошёл сосед. Постоял, посмотрел, подсказал, как лучше перепоночки между ножками соединить. Спасибо, говорю, и правда так лучше. Крепче держится. Подошёл другой сосед:
- Делать тебе нечего, табуреты лепить. Пошли бухать.
- Нет, - говорю, - нужно доделать. Не бросать же на половине.
- Ну, как хочешь. - Свалил. Алкаш. Что с него взять.
Птички щебечут, цветы в полисаднике пахнут. Чувствую себя так, будто, не табурет строгаю, а вселенную.
Проходит мимо какая-томалолетка, блондинка. Остановилась, посмотрела коровьими зеньками и говорит:
- Говно у тебя, а не табуретка. - И стоит, смотрит выжидательно.
- Тебе не всё равно, - говорю, - иди куда шла.
- А что это ты меня гонишь?
- Да ничего, табурет, как табурет. Почему говно ?
- А вот я знаю мастера табуреточных дел, Мандельштам зовут, так он табуретки делает - просто загляденье.
Нет, думаю, ты мне настроение не испортишь. Молчу.
- Не табуретка, а фигня какая-то у тебя, - не унимается, - мне не нравится.
- Ты хоть раз молоток в руках держала? - спрашиваю.
- Нет, мне это и не нужно. Для того, чтобы разбираться в табуретах, не обязательно уметь их делать.
- Ну, и ладно, - говорю, - пиво будешь?
В другой день сразу бы послал, а сегодня настроение хорошее.
- А что это ты тут фамильярничаешь, пивом меня угощать вздумал. Подрасти сначала.

Первый луч восходящего сонца проник в спальню сквозь густые ветви цвитущей сакуры. Праснуфшысь в своей агромнай пастели в ипонском стиле, патянуфшысь и ащутиф кожей ласкающуйу глаткасть шолкафых прастыней в иироглифах, Cain протянул руку за набивным шолкавым халатом, расшытым тиграми, мчащимися сквозь горные джунгли Ипонии, по подкладке которого скакали грозные усатые китайские драконы, изрыгафшые пламя.
Галава иго была украшына заколками ис чорного дерева, как и падабает настоящиму самурайу. Проделав несколько упражнений древнего изкуззства айкидо, Cain сел на цынофку и стал молицца Будде. Посли этова он пашол в ванную, где в зеркале долго рассматривал свое лицо - широкие скулы, узкие глаза, чорные жосткие волосы, собранные в пучок на затылке - лицо самурайа, истинного байца, для которого битвы являюцца идинственным смыслом жызни. Он размеренно проделал древний абрят утреннего омовения, после чиво взял с полачки под зеркалом вещицу, привезеннуйу из далекой Ивропы - флакон удивительна ароматной туалетной вады Хуго Бозз. Нада обратить внимание, что Cain не был ипонцем, он был ипоно-китайцым с примесью карейской крови, а такжэ нимножечко негр, но несмотря на эти факты, он упрямо причислял сибя к клану ипонских самураеф. При этом он имел рассийское гражданство и пастаянно жыл во Владивастоке. Аднака иго страстью было фсе иврапейскае - временами он просто разрывался между влиянием иврапейской и ипонской культуры, и не мог решыть - кто же он больше, самурай или падонак (такова была паследняя иврапейская мода).

- А помнишь, как Васина бабка вырубила и сожгла весь его плантарь, а потом говорила шо Бога в небе видела...
- ага...
- а када Термик охранял на даче кусты и под утро услышал какой-то шорох, уцепил папин ствол, а то зимогоры яблоки пиздят. А Термик на измене, ну видели ш кусты, выдаёт им по лопате и говорит, мол, копайте друг другу могилы....

Дружно ржом. Мы варим молоко, я и Зелёный, и развлекаем себя воспоминаниями. Воспоминания наши неуловимым образом связаны с немедецинским употреблением конопли, изрядная доля которой варится сейчас в оптимальных размеров кастрюльке.
- а када Лерку накурили и она высадилась, шо выебать хотят...
- не высадилась а догадалась....- я вспомнил убитую Лерку, безумно ломящуюся в двери с шепотом, в котором явственно слышалось отчаяние:
- Мальчики, я умираю, откройте, мальчики...-c таким видом, что случайный свидетель не сомневался бы - щас произойдёт ебануца насилие. Здесь надо учесть тот факт, что Лерку мы до этого ебали неоднократно, но поодиночке, а тут решили крутануть сисястую товарку на группенсекс. Каюсь, идея её накурить перед посвящением в наши планы была моя. Трава была - Улыбка внучки Мичурина, сорт благородный и сильный, я справедливо решил что умственные способности Лерки, а следовательно и понимание важности момента повысятся. Кто ж знал, што её так порвёт?

Зелёный тогда помалкивал, но я видел, что злорадствует, сука, промаху... Была у лучшего на тот момент моего друга такая жилка. Наркоман, хуле...Идея пришла мгновенно, я налил полстакана водяры и с помощью Зелёного влил Лерке в рот, дав запить и усадив её на диван. Водяра естественно не подвела. Через сорок минут я уже ебал её раком, довольно ухватив крепкую Леркину жопу, и ехидно улыбаясь Зелёному, чей хуй Лерка пыталась сосать, но я так бойко подбивал её жопу своим хуем, что сфокусироваться она не могла и в результате блаженство на лице Зелёного сменилось гримасой боли. Я сбавил темп, Лерка приноровилась, Зелёный снова расцвёл, но тут я решил кончить и не обращая внимания на отчаянные гримасы Зелёного, вновь забарабанил со всей дури по упругой жопе Лерки. Она уже не пыталась приноровиться сосать, а инертно летя вперёд, налетала ртом на хуй. С гримасами и рычанием я кончил. Люблю шумовые эффекты, хуле. Слез с дивана, а Зелёный, со словами: "нахуй эти миньеты" перевернул Лерку на спину и улёгся в миссионерскую позицию, очевидно имея виды "одеть погоны".

"Нужно накрыть стол, поставить два прибора, хлеб, соль, положить две ложки (ножи и вилки - нельзя!). Около полуночи девушка очерчивает вокруг себя круг, садится за стол и произносит: "Ряженый, суженый, приди ко мне поужинать". И лишь только пробьет полночь, явится жених в том самом наряде, что должен быть на нем в день свадьбы. Причем перед его появлением начнет выть и свистеть ветер". - читала я, а Настя не мигая смотрела на меня широко распахнутыми серыми глазами - "Жених начнет говорить, нужно прислушиваться к его словам, а когда он скажет имя, нужно хлопнуть в ладоши и сказать "Чур меня", тогда жених исчезнет."

- Ну и что это за ёбаныйврот? - поинтересовалась Настя - Я тебя что просила принести?
- Гадания - ответила я - А это и есть гадание, я в Интернете скачала!
- Засунь себе в жопу такие гадания! Это чем и в каких количествах надо обдолбаться, чтоб такое сотворить? Давай, читай, что у тебя там еще!
И я читала, потому что очень нам надо было погадать, потому что Рождество, потому что нам было уже по 23 года, потому что нас никто не брал замуж и потому что мы страшно боялись умереть старыми девами. Потому что 23 года - это пиздец какой критический возраст. Или сейчас или никогда.

"Гадание (со сжиганием нити) на быстроту и очередность выхода замуж.
Оно заключается в том, что девушки отрезают нити одинаковой длины и поджигают их. У кого вперед догорит нитка, тот первый окажется замужем. Если нитка потухла сразу и меньше половины сгорело, то замуж не выйдешь."

"Господи, да за что опять вызывают?! Вроде ничего серьезного не натворил!" Леночка открыла дневник сына, и в глазах у нее зарябило от красного цвета.
"Дергал девочек за волосы. И не только на голове! И не только учениц!!" - писала классная руководительница.
- Ну, так это же понятно! Ребенок начинает созревать, его интересует противоположный пол! - Елена раздраженно затушила окурок, воображая вместо пепельницы глаз Софии Николаевны. - Чертова старая дева!
"В туалете соревновался с мальчиками, у кого пиписька больше", - это писал уже директор.
- Завистник хуев! - прошипела мать. - Сам-то, наверное, даже в призеры не попал бы!
Учительница химии тоже отметилась: " Ваш сын предлагал мне деньги, чтобы я взорвала школу".
- Сучка меркантильная! Небось прочухала, что баксы фальшивые!

"Пользовался членом вместо указки!", "Обнажил ягодицы при изучении семядолей!", " Напугал учительницу биологии, показав сперматозоиды в микроскоп!", "Привязал к ноге мобильник с камерой и снимал у девочек под юбками!", "Отнял пиво у первоклассника!" - на страницах дневника не было пустого места.
- Да это же настоящая травля! - Леночка, пылая гневом, оделась и выбежала из дома. - Не бойся, сынок, я тебя в обиду не дам!

Некоторые утверждают, что Вадя был псих. А как еще охарактеризовать человека, который брился налысо и даже брови сбривал? Который числился первым душегубом у ташевской братвы? Который искалечил сутенера из-за понравившейся проститутки, а затем привез ее к себе на квартиру, посадил на цепь и в таком положении четыре дня поил самогонкой? К Серому ходили перетирать за дела, к Фариду за справедливостью, к Вяже, а иногда и к Ташику ходили за защитой, а Вадю тупо боялись. Но если дело должно было кончиться очень жестоко, звали Вадю.

Ларьки тогда расплодились, словно плесень на отсыревшей горбушке. Торговали всем, но особо - водкой. Хорошо шел паленый ректификат немецкого производства с вкусовыми химическими добавками. И шнапс, как ни странно, израильский. Его Вадя уважал особо. В ближайшем к вадиному затону ларечке у него был бессрочный кредит на этот самый шнапс. Когда Вадя в первый раз отнял у продавца бутылку, хозяин ларька, маленький Ревзан позвал двух своих братьев, здоровых мужиков, и пошел разбираться. Ревзану повезло больше всех, он вышел из больницы уже через месяц, остальных Вадя отправил на койку почти на год. Так у Вади появился бессрочный кредит на шнапс.

Под градусом Вадя был неуправляем абсолютно. Пить мог неделю подряд, и в такие дни даже свои старались не попадаться ему на глаза. Только один человек мог враз утихомирить невменяемого Вадика, его первая учительница Елена Викторовна.

- Слышь, Аладьин! - прохрипела трубка пиратским басом Сильвера в исполнении Бориса Андреева. - Какого чёрта ты с утра не на смене?! У нас и так три мастера на четыре бригады!
- Насборк у бедя! - проскрипел я в ответ. - Температура. Горло... кхы-хх!! Лежу, в общем.
- Лечись, уродец... - вздохнул невидимый предводитель пиратов, он же начальник пищевого производства Семён-Яклич. - Если в понедельник не выйдешь, готовься в бессрочный отпуск!
- Вам бы только причморить человека... - вздохнул я, с ненавистью глядя на замолкший телефон. - Тебя-то, верзилу, никакой холерой не проймёшь...
Чем бы таким ещё подлечиться?
Водки с перцем принял уже достаточно: голову от подушки не оторвать. Придётся всё-таки слезть с кровати.
Я порылся в ящиках древнего бабкиного комода: может, таблетки какие отыщутся?
Самому тратиться на лекарства представлялось мне верхом идиотизма.
В самом низу комода отыскалась потускневшая синяя лампа с отражающим свет металлическим полушарием.
Последний раз я такую видел в старом советском фильме.

Упразднили наши медики синюю лампу, вместе с валокордином и рыбьим жиром. Чёрт-те чем теперь лечат! Ладно. Попробуем...
Я воткнул круглый штепсель в розетку, и лампа тут же озарилась ярким синим огнём. Снова улёгшись, я приблизил световой отблеск к заложенной переносице. Ничего, приятный такой мини-солярий...
И аромат какой-то: пыль, небось, загорелась?
Не уснуть бы, морду спалю! Должен же быть какой-то выход из положения...
Благодаря длинной ручке лампу удалось пристроить в завитках прикроватной спинки. Облегчённо вздохнув, я лёг и расслабился под исцеляющим теплом.
Дышать стало легче, подступила дремота...

На столетие Семену Аркадьевичу подарили новый, с иголочки, хуй. Юбиляр обрадовался. Он конечно привык к старому, но тот начал скрипеть при ебле, мазал трусы ржавчиной и с трудом проходил техосмотр. А тут - двадцать сантиметров стали и пластика.
- Вот, Сема, носи на здоровье! - сказали друзья, вручая подарок.
- Круто! - Семен со всех сторон осмотрел прибор. - Даже подсветка есть.
- Ты волосы раздвинь! Видишь - пульт управления. Виброрежим, регулировка длины и толщины, кнопка перевода на ручное управление.
- Бля, пиздатая шняга! Спасибо, пацаны, век не забуду!
Когда гости разошлись, Семен отстегнул своего старичка, приладил новый девайс и на час застрял у зеркала. Он вертелся так и эдак, рассматривая подарок издалека и вблизи, пока жена не взбеленилась:
- Да иди уже спать, болтмэн хренов, завтра на работу!
Юбиляр наконец обратил внимание на свою юбилярву, вытащил из подарочного букета цветок и забрался в постель:
- Дорогая, может предадимся блуду? Вот и цветочек, кстати.
- Засунь его себе в гербарий. У меня пизда села, а зарядник в машине. Так что терпи до завтра.
Спускаться вниз было неохота, поэтому Аркадьич отвернулся к стенке и забылся беспокойным сном.

Женя Бобик креативный пацанюра был, просто пиздец! Творческая, что касается новых идей, личность.

Помню, однажды приходит ко мне с самого утра. Ебальник весёлый, хитрый. Сразу видно - придумал уже что-то.
- Здорова, - говорит, - Вадюха. У меня молочина есть. Будешь?
- Конечно, - говорю, - буду. Заходи.

Хуле молочины не уебать, раз есть.

- Тогда, - говорит, - идея есть. Просто охуенная идея.
Женька причмокнул. Это значит, что действительно идея хороша. У меня даже под ложечкой засосало, так я Жекины задумки люблю.
- Давай, - Женька говорит, - на собрание пойдём.
- Охуеть, - я аж кричу, - охуеть просто!!! На какое, нах, собрание?

А сами молочины по три весла уже вьебали, кстати. Чё ждать-то?

- Ты, Вадюха, как мудак какой, - Жека у виска пальцем крутить начал, - понятно дело какое собрание. Баптистское.
- Не, - говорю, - на баптистское собрание я не пойду. Я религиозных тем боюсь. Плюс нас там спалят в момент.
- Ссыкун ты Вадюха. - Женька говорит, - Сыкун и баба. Во-первых: никто не поймёт ничего, даже если увидит тебя. Мы глаза нафтизином закапаем и заебись. А во-вторых: ты даже себе не представляешь, на сколько там охуенна. Это не так как у нас. Сидеть можно - раз, бабы поют - два, хавать дают - три. А главный баптист так вообще чувило нереальный. Самый раз под молочиной послушать. Так, типа, загоняется классно. А сегодня сейшн просто нереальный. Бесов будут изгонять. Это, бля, истерика нах!

- Жаирзиньо, - кричит Сява.
- Жаир Вентура Фильо, - практически сразу отвечает Витька. Только говорит он медленно, тщательно стараясь произносить каждую букву. Получается с трудом, но это прощают. Витка - больной. В шестнадцать лет я совсем не разбирался в диагнозах, мы знаем только, что Витька умственно отсталый. Идиот. Этого достаточно.
У него большие слюнявые губы, низкий лоб, зубы торчат изо рта, как экскаваторные ковши. Из-за церебрального паралича тело его в постоянном движении - скрюченные пальцы безостановочно перебирают что-то невидимое, полусогнутые ноги пытаются удержать равновесие.
Витька - НАШ юродивый.
- Пеле, - выкрикивает из-за моей спины дядька с папиросой в зубах.
- Эдсон Арантис ду Насименто, - Витька выговаривает имя четыре раза, пока не получилось чётко и понятно.
- Охренеть! - резюмирует дядька.

У Витьки талант - он знает полные имена всех футболистов Южной Америки, даже второстепенных игроков. А уж Пеле - это вообще для него раз плюнуть.
Парк Шевченко ближе к вечеру наполняется людьми. Программа у всех одна - посмотреть цветомузыкальный фонтан, выстоять час в очереди, чтобы поесть мороженное в кафе " Кристалл ", прогуляться по уютным аллейкам, себя показать и других посмотреть. В начале восьмидесятых развлечений было не много.
Мы - молодёжь от пятнадцати до двадцати, разнообразили свой досуг "сниманием тёлок" и драками с забрёдшими салтовскими. Иногда нас развлекал Витька. Вот и сейчас, на одной из аллеек его окружило человек тридцать из нашей компании и толпа зевак, собравшихся на наши восторженные крики и хохот.

Я конечно во всем виноват сам. Надо же, я перед своей свадьбой не смог ликвидировать тещу. Все же некое католическое воспитание и присущий мне гуманизм оставил это существо, отравлявшее мне жизнь, в живых. Конешно у меня были кое-какие мысли устроить ей "несчастный" случай в виде выпадения из окна, или на худой конец инсценеровка нападения грабителей с обязательным перерезанием горла, однако я сделал свой выбор. Выбор терпеть и расстраиваться.

Ну правда нельзя сказать, что я совсем уж сидел сложа руки. Человек похожий на меня, топил эту гниду в пруду, также подвешивал её на дереве. Это правда не нашло подтверждения в уголовном деле, так как оказывается у меня было железное алиби. Знакомая девушка помогла задним числом зарегистрироваться в казино на момент инцидента. А там ведь писали и время и фото делали. Неплохо я повеселился, когда какие-то неустановленные хулиганы кинули в баню с тещей дымовуху. Дак те ребята еще и благоразумно подперли дверь бани граблями и эта очкастая гнида, спасаясь от углекислого газа вылезала на свет Божий в окошко с голой жопой.

Однако справедливость всегда торжествует и помогает пытливым и настойчивым. Я достаточно хорошо познакомился с врачами из психиатрической больницы. Мы разработали успешный план и ловко провернули его. От меня потребовалось спокойствие и относительно небольшая сумма денег. Я раздобыл парадную форму офицера СС и в день уплаты алиментов, переодевшись в неё у соседа по лестнице позвонил теще в дверь. Моя бывшая женушка с дочкой в тот момент отсутствовала. Я заблаговременно купил им путевку в Турцию. Чтобы тещенька наверняка открыла дверь я целый месяц вел себя исключительно культурно,т.е. вообще не появлялся для встреч с дочкой, а только лишь пару раз звонил и справлялся как там дела. Я даже переступил через себя и разок назвал тещу по имени отчеству.
Итак я облаченный в униформу эсэсовца позвонил в дверь.

Вобщем буду рассказывать сугубо правдиво. Мож чо и фантазну влехкую, но эт не от того, что я такой пиздун пажызне, а чтоб немножко приукрасить какбы. На память мою тут нигнать, хоть дело было и в прошлом веке, и страна называлась по-другому. Все помню, нахуй! Я чо хочу сказать, первый раз - его хуй когда позабудешь, ога...

Ну, начинаю свой правдивый беспесды россказ. Паибалссо я гораздо позднее, чем начал дрочить. А дрочить начал, как только смог дотягивацца ручонками до своего младенческова хуйка. Разумеецца к семнаццати годам достиг таких виртуозных высот в дрочке, такого единства ладошки и хуя, что вобщем-то сам поражалссо собственной самодостаточности. Но! Ебацца все равно хотелось.

Мне очень хотелось пизду. Настоящую жывую пизду! А не самодельную, сделанную из пустой банки из под "Триалона" с использованьем поролона и еще кое какой хуёвинки. Вобщем, самодельная пизда - это гавно. Или просто я не умел их делать. Или запчасти были неправильные.

Кароч, летом, группа, в которой я училссо, поехала в колхоз. А я поехал в город Гагры по путёфке. Потому что Гагры круче колхоза, и потому что врачиха у меня была знакомая. Санаторная профилакцыя типа.

И так сложилось, что где-то там наверху, видимо заебавшысь смотреть на мои ежедневные вздрачивания и конструирование и моделирование пёзд, постановили: послать в этот же санаторей, в это же время - четырех, близких мне по возрасту, пелотаг. Но чота там не учли, или критерий отбора был строго по возрасту... Вобщем щас расскажу кого бог послал.

1.
Я никогда особо религиозным не был. Родители у меня нормальные современные люди. Вполне адекватные. Я, конечно, крещеный. Это бабушка настояла. Вот она человек набожный, но опять-таки без фанатизма. А сам я разве что с семьей раз в год в церковь зайду на пасху, свечку поставить и все. Над божьим величием и собственной ролью в его замыслах не задумывался. Что я, ущербный! В четырнадцать лет голова занята совсем другими вещами.
У нас в классе тогда новенькая появилась. Симпатичная. С мамой переехала откуда-то с севера. То ли с Новосибирска, то ли с Новокузнецка. Тихая такая, скромная. Глазищи огромные, будто испугали ее. И фигурка такая, аппетитная. Инна.
Ну, само собой, у нас в классе началось. Бабы, что не страшные, все тут же усмотрели в ней конкурентку и давай травить. Страшные ее к себе в общество квазимод тянут. А мы, пацаны, ясен пень, давай под нее клинья подбивать. У меня шансов больше сразу оказалась. Ангелина наша новенькую сразу со мной посадила. Ну, правильно. Я-то у нее на хорошем счету. Спортсмен, почти отличник, плюс бесплатный сисадмин школы. К тому же Антоха уже вторую неделю в гипсе лежит. Экстремал долбанный. Так что сижу я в одиночестве. Правильно. Пусть девочка лучше хорошему набирается со мной, чем портится с остальными. Одобряю.
Не знаю как другие, а у меня к тому времени кое-какой опыт общения с девками уже имелся. Так что как себя вести, какой мёд в уши заливать уже знал.
Гляжу, а Инночка что-то не особо на контакт идет. То есть со всеми общается, мило улыбается, не дерзит, конфликтов грамотно избегает, но держит всех нас на расстоянии. И со мной так же. Ну, думаю, детка, не иначе как интересничаешь, цену себе набиваешь. Напор свой ослабил, но отпускать и не думал. И следил, чтобы кто другой кобылку из стойла не увел.
Пара недель прошла, народ как-то угомонился. Инна заняла свою ячейку в нашем маленьком социуме. Заработала статус тихони с прибабахом, и от нее все отстали. Кроме меня. Я человек терпеливый. И привык как-то добиваться поставленных целей. Так что отношения я продолжал поддерживать, добиваясь постепенной оттепели. Ну и наблюдал за ней. Присматривался.

Марина и без тестов уже всё поняла, но всё-таки проверила на всякий случай - так и есть, она беременна. Снова . Чувство светлой радости окрылило её, подняло над миром высоко-высоко в самые синие небеса. Сияющая от счастья, она вышла, на кухню, к мужу. Павел дремал перед телевизором.
- Паш, поздравляю.
Муж открыл глаза, встретился с ней взглядом, сразу всё понял и попытался сделать суровое, строгое лицо.
- Что опять?
Марина закивала...

Сначала родился Никитка, черноглазый и худощавый, он был так похож на неё, через полтора года Васька - белобрысый богатырь - Пашка под копирку. После вторых тяжелых родов Марине не то чтобы запретили, а так, настоятельно рекомендовали больше не рожать.
Когда мальчишки немного подросли, и их уже можно было оставить с бабушкой и няней, Марина с Павлом вырвались в отпуск, на неделю в Лиссабон.
Держась за руки как дети, они гуляли по улицам и площадям вымощены белым песчаником, терялись в лабиринтах улочек старинных кварталов, катались на трамвайчиках. Пили вино на набережной, целовались под дворцовыми фасадами, хохотали или просто молчали вдвоем.

После возвращения из Лиссабона Марина поняла, что беременна.
Аринка родилась такой же яркой и солнечной как весеннее португальское утро. Рыженькая кудрявая синеглазая - настоящий ребенок солнца. Когда Аришка смеялась, в комнате становилось светлее, все обиды и ссоры таяли в золоте её кудряшек, растворялись в заливистом смехе.