Гад он и сволочь! Тварь мерзкая! Паскуда!

Я сидела под дверью, захлопнутой перед моим носом и пыталась унять ненависть, клокотавшую в груди. Это же надо додуматься! Ну лэптоп. Ну дорогой. Ну файлы там шмайлы. Ну упал со стола...

Но это же не повод, чтобы распускать руки! В самом-то деле. Я независима. Вот сейчас встану и уйду. И больше не приду! Никогда!

Ненавижу!

Конечно, как у мерзавца хорошее настроение так "моя кисочка...", а как я СЛУЧАЙНО(!) поломала этот его компьютер(слово-то какое паршивое - ком-пью-тер), так я и "пидораска" и "вонючая падла" и ... ну не важно. Главное ясно, что человек думает о своём тупом компьютере больше чем обо мне. Я всегда была уверена, что я и есть основная путеводная звезда его никчёмной жизни. Ан нет. Оказывается есть вещи и поважнее "моей единственной Люсеньки".

Я в ярости прошлась по комнате. Подошла к двери и прислушалась. Ругается.
Чем-то там гремит. Собирает с пола остатки своего дорого и ненаглядного. А не надо разбрасывать свои вещи по всему дому. Сам виноват. Понаставил тут своего оборудования, программёр несчастный.

Ага, коньяк пьёт. Звенит рюмкой и бутылкой. Нервничает, я чувствую. А я? А о моих нервах кто подумает? Вас когда нибудь били? Вас бил родной человек, с которым вы уже восемь лет вместе?

Мне так обидно, что я не могу сидеть на одном месте! Да, я не зарабатываю денег и целый день сижу дома. Да, это правда. Я и на улицу редко выхожу в последнее время. Но кто его встречает и кто радуется как сумасшедшая этому любителю распускать руки? Кто? Мамаша его? Ахахаха. Как же.

Я начну как всегда с вступления. Другими словами - вступлю сначала. Но, как-то так сложилось, что теме ебли, всегда предшествует какое нить словоблудие. Тем более что Маринка у меня филолог, другими словами языковед. Водит языком не то что направо и налево, но сверху вниз у ней получаецца блябуду каг.

Так вот. Как то сидим, у ней халатик такой шелковый. Типа как кимано, без пуговиц канешна. Пояс не чорный если чо. И она когда во время нечайной церемонии блюда меняла, как-то заголила грудь свою, что я сказал такую речь:
- Эт чо эт тут?

Она зарделась конечно, но халатик поправлять не торопилась, наибарот с сервировкой стола стала мудрить чисто по-женски. Ну, то есть, что-то там переставит на миллиметр. А вопрос- то в воздухе повис! Ну она и отвечает:
- Соски, Миш!
- Вишенки надо говорить, - поправляю её менторским тоном.
- В вишнях бобок имеецца, - начинает спорить Маринка, при этом проверяя наличие отсутствия бобка.

А я нихуя не люблю, когда при мне начинают грудь пальпировать, пусть даже и самолично, но без моего сукаучастия:
- Вот смотри, филолог, - начинаю почти издалека, но в плотную приблизившись к действительности, - если сосут, то значит - "соскИ".
- Ну? - отвечает Маринка, чуть подавшись вперед.
- А если лижут? - спрашиваю, отстранившись немного.
- Ой!
- "ЛизкИ" чтоле?
- Нет такого слова, - отвечает мой филолог, но как-то влехкую приосанившись.

Кожаный рюкзак в виде сидящего на плече дракона, настолько хорошо выполнен, что кажется может в любую секунду упорхнуть в дальние дали.

Блядь, Борменталь, держи его, падлу, крепче! Телом к столу прижимай! Недолго уже, я щас.
- Он сука кусаться пытается! Вот ёбаное пидрище шерстяное! Профессор, давайте въебём всё-таки ему снотворного.
- Да вот ещё. Не люблю так. Я старый московский студент, отказывать себе в столь малой хуйне не привык. Лучше мы, голубчик, отправим Зину к старику Гольданскому, пусть тот изготовит валенок шестидесятого размера. Как раз подойдёт. Лапы блядь! Лапы держи!!
- Ах ты упырок мохнатый! - Борменталь навалился на животное, сдавливая ему одновременно шею и выкручивая лапу. - Профессор, ёбаный ты гипофиз, давай уже скорее, чо ты возишься-то?!!
Преображенский выпрямился в струну, замер на миг, перекрестившись на иконы в углу, и с шумным выдохом отвалился от распластанного на операционном столе пса, на ходу заправляя опадающую лиловую плоть в добротные серые брюки.
- Сколько сегодня?
- Ф-фу, блядь! - Борменталь потянулся, хрустнув какими-то костями в спине, и взял с секретера хронометр, - Четырнадцать с четвертью минут, профессор! На сорок пять секунд быстрее вчерашнего результата!

- Хуёвый конечно, но налицо прогресс. - Светило мировой медицины снова оголил залупу и с шумом поссал в кадку с лимоном, - Однако, пройдёмте в столовую, друзья, Зинаида уже подала обед.
- Чекист с наганом твой друг, пидор старый, - мысленно парировал Шарик, спрыгивая со стола и уныло плетясь вслед за медиками в обеденную комнату.
*
В столовой он улёгся на привычное уже место возле окна и устало положил голову на лапы.
- Неделю уже ебут, гандоны. Сука мать моя, ну вот же я тупой мудак-то, а. На колбасу подманили ведь, бляди, на сраную колбасу! Думал: заживу наконец, в тепле, сухости. Дом сторожить буду, квартиру. Оше-е-ейник дали, скакал аж от радости, - Шарик нервно дёрнул головой, - Бар-р-ран, блядь! Поел вот так раз колбаски, и как будто провалился в дурман тяжёлый. А очнулся - здра-а-асьте блядь! Пизду пришили! Человечью пизду, блядь! Здоровую такую, розовую. Блядь! Выгрызть хотел её к хуям, да не смог - сознание от боли потерял.

Сука! Мне пиздец! Мне пиздец, сука! Они сейчас придут. И всё. И всё, блядь! И всё закончится. Жизнь, сука, закончится. Нормальная, сука, жизнь... А была ли она нормальной ваще?! Да хуй там! Одни наёбы. Наёбы на каждом шагу...

Бля, руки дрожат. Ноги дрожат. Очко дрожит. Был бы кишечник полон, я бы уже обосрался. От страха. Или от безысходности. Но очень надеюсь, что вы прочитаете моё письмо. Последнее моё письмо. Последнее перед тем, как меня заберут. Я вам расскажу всё, как было. Дайте только отдышаться минуту...

Меня зовут... Та, по хуй, как меня зовут! Так себе, мудак какой-то. Такой же, как и вы. Только хуже. Вы наверняка хоть сдачи дать умеете. А я - размазня. Мне по шее вмажь - я ебало подставлю. На рожу нассы - я рот открою. Ну, и наёбуют меня все. Кто, как хочет. Каждый, кому не лень.

А ещё я - дрочер. Да, такой вот, последний конченый дрочер. Ни жены нет, ни бабы постоянной. Одна отрада в жизни - порнушки качнуть да лысого погонять... Сука-а! Это ж мне теперь и сеть прикроют. Мне полный пиздец!

А порнушка весит много. Что тут объяснять - очень много! И трафика жрёт много. И качаю я её каждый день. И эти мои провайдеры, тираны злоебучие, такие цены заломили! Еле свожу хуи с хуями. Короче...

Началось всё с того, что ввели они новый тарифный, блядь, пакет. Для таких, вот, как я - для порнушников. Пакет "Безлимит"! Без башни пакет. Беспесды! Без сучья и задрочинки пакет!

Сказка. Часть 1

В семье Ванька был не царевич, а какой-то пиздец. Родилось же чудо такое! Ебло и доставало это чудо с малолетства всё в царстве шевелившееся. Братья как братья значит. Два. Живут, людей не трогают почём зря, один уже типа министр, другой тоже какой-то дегенерат, люди при службе, при деньгах, при блядях за зелёное золото. А этот же корень мандрагоры - мандопроёб какой-то, ни дня без рекорда, ни жопы без приключений!
Отец-царь, когда вспоминал о своём младшем царевиче так и выражался всегда: "Ёбаный рот!!!". А царица мать все глаза проплакала над таким распиздяем и даже отправляла Ваньку в науку в высший типа институт ихнего царства. Ванька выучился и даже чуть ли не экстерном, но от пизды это его не избавило. И всё царство тоже. Теперь в его лице царство имело уже не просто знатного ёбаря, а ёбаря с задатками мирового террориста. В родном царстве Ваньке не сиделось уже, пошёл он неёбаный мир подымать. А случилось это так.
Царь царственным взглядом окинул просторы широко раскинувшейся Родины и в который раз заметил на них троих своих сыновей. А обратив внимание на неубывающую склонность к распиздяйству с одной (Ванькиной) стороны и на чрезмерную усидчивость в бобылях с другой, решил царь всё это дело женить. И Ванька охомутается и не будет у царства как троерогий хуй середи дороги, и два солидных брата его станут чин по чину честь по чести в очередной раз. Чтоб всё как у людей, как пел знаменитый юродивый и поэт ихнего этого царства егорка летов. И издал тогда царь указ - сыновьям женится в недельный срок и пиздец.

Еще в экспедиции до меня доходили удивительные слухи: в маленьком поселке на мысе Шмидта, на берегу Чукотского моря, живет отважный и колючий парень по имени Николай Мачуляк. Он вступил в артель, которая занимается промыслом морского зверя, но пай свой часто берет не ценными шкурами, а почти ненужным нерпичьим мясом; подружился с белой медведицей, ходит к ней в гости, кормит сгущенкой, играет с ее медвежатами и настолько приручил зверя, что тот принимает его почти как своего...

В августе наш полевой сезон подошел к концу. Вездеход подбросил партию к мысу Шмидта, и, пока оставалось время до очередного авиарейса "на материк", я решил проверить достоверность этих слухов.

Николай жил на берегу моря, в маленьком домике, сени которого были начисто снесены льдами. Они громоздились под самую крышу, грозя со временем придавить нехитрое жилище. Хозяина, по-моему, это не очень тревожило. Он откровенно-насмешливо буравил меня взглядом, говорил с натугой, односложно, и разговор наш поначалу не клеился. Мне была понятна его колючесть: с тех пор как благодаря медведям Николай стал заметной фигурой на мысе Шмидта, к нему повадились ходить все, кто мало-мальски владеет авторучкой и магнитофоном.

Узнав, что я из геопартии, Мачуляк успокоился.

- Володя, - сказал он потеплевшим голосом, - почитай эту тетрадь. Что непонятно - спрашивай. А я буду рассказывать...

- В декабре 1974 года охотник-чукча убил белую медведицу, разорившую его ярангу. После нее остался пестун - молодая медведица, которую я подкармливал пять месяцев: охотиться она еще не научилась. Звал ее Машей. Весной 1975 года она ушла, а почти через год я снова ее увидел.

Первым мне эту историю рассказал Каблук. Потом я слышал её в интерпретации других участников, но эффект конечно был уже не тот. Рыбак, по чесноку, из меня абсолютно нулевой. Так что уж простите если я пересказывая что-то не так опишу или передёрну, ну и конечно если привру больше чем может показаться реальным для разбирающегося в этом чела.

А началось всё с того, что Юрик по пьяни рассказал о деде-сомятнике, который будто бы известен на всю округу своими трофеями. Он утверждал, что дед вылавливает сомов по триста килограмм. Юрику не поверили, приняв его россказни за обычный пьяный трёп, но парень завёлся и пообещал съездить в деревню, чтоб договориться с дедом о рыбалке. В итоге всех этих телодвижений компания из шести человек оказалась на берегу небольшой речушки Кошелёвки, что протекает в Ступинском районе Московской области.

Надо сразу сказать, что сомятники из них были никакие, ну то есть каждый был любителем покупать червяка, полазить по шею в воде с бреднем или подурить мозги щукам, окуням и прочей рыбьей братве со спиннингом. Но на сома охотиться до этого раза не приходилось никому. И поэтому вооружились всем, что только пришло в голову: от простых бамбуковых удочек, до небольшого четырнадцатиметрового бредня. Добавив к этому ящик водки, пару упаковок двухлитрового толстяка, две палатки, кастрюлю маринованного мяса и мангал с шампурами, они посчитали, что экипированы для сомовьей охоты на все сто процентов.

Дед встретил их приветливо, покачал головой осмотрев снаряжение, но увидав водку успокоился и махнул рукой, мол ладно, сгодиться. Под его руководством вбили кол, к которому дед особым узлом прикрепил шёлковый канатик. К канатику приаттачили кованый крюк невероятных размеров. Новоиспечённые сомятники удивлялись всему: и толстенному полутораметровому колу, и канатику, но крюк поразил их воображение больше всего. Обсудив его достоинства, все пришли к согласию, что на такой крючище точняк клюнет сом не менее двухсот килограмм. А дед тем временем вытащил из рюкзака дохлого цыпленка, насадил на крюк и зашвырнул его в воду. Течение выбирало слабину натягивая шнур, так что начало казаться, будто сом уже пробует наживку. Они заволновались и начали спорить, не пора ли подсекать.

Дорский тридцатого декабря притащил щенка. Эрдельтерьер, так он сказал. Не навсегда - "просто это подарок для сестры, она давно хотела именно такого". У нее день рождения через три дня, совсем скоро.
- А до того придется ему побыть тут, больше девать его некуда, - виновато сказал Дорский и ушел в ночь.

Симпатичная маленькая псина, к сожалению, оказалась просто гиперактивной. Пока я пыталась нарядить елку, щенок постоянно норовил прыгнуть на нее или как минимум стащить относительно низко висящие шарики.

Пришлось запустить в него первой попавшейся под руку книгой. Щенок обиженно заскулил, и спрятался под диван.

Красная звезда в качестве украшения верхушки мне в очередной раз не особенно понравилась, но ничего другого все равно не было.

Спать не хотелось, хотя часы показывали уже час ночи. Я включила A-One и посмотрела штук двадцать почти ничем не отличающихся друг от друга клипов. Музыкальная терапия явно не помогла. Снотворного не было, зато имелся джин-тоник. Он с задачей справился вполне успешно.

Утром стало понятно, что ёлка, к сожалению, до праздника не дожила. Щенок, воспользовавшись моей временной отключкой, воплотил с беззащитным искусственным деревцем все свои самые грязные фантазии. Символ Нового года как будто провернули через мясорубку. Над звездой же собачатина надругалась с особым цинизмом. Видимо, в прошлой жизни щенок был ярым антисоветчиком.

Не сказать, чтобы я особенно расстроилась из-за гибели старой ёлки. У меня отсутствует всяческий трепет как перед Новым годом, так и перед его атрибутами. В детстве был, но тогда меня пару раз круто обломали родители, которые в праздники почему-то особенно любили скандалить и разбегаться, и толком Новый год я так и не полюбила. Правда, помню, лет в шесть почему-то жутко захотелось увидеть и послушать куранты и выступление Горби по телевизору. У меня был разработан нехитрый план: заснуть в семь вечера, а потом в полдвенадцатого проснуться. Я даже поставила будильник в электронной игре "Ну, погоди". Но предки своей руганью все мне испортили, даже пиликанья не услышала из-за них.

Иван Лапкин, ,молодой офисный солдат и Анна Замблицкая, молодая студентка МГЮА со вздернутым носиком, спустились
вниз по крутому берегу и уселись почти у самой воды на полотенце в виде долларовой купюры. Ваня купил его где-то на трассе М8 и использовал только в самых экстраординарных случаях искренне веря в силу доллара и подсознательное влияние его на женскую меркантильную сущность. Вот сейчас как раз и был такой случай. Давно уже он мечтал трахнуть Аньку наконец-то в жопу и сегодня он это сделает. Самое интересное, что эту тему Иван давно уже начал с ней перетирать. И, как бы сказать, тема эта не была Анечке неприятна и не вызывала прочного отторжения, как у некоторых баб. Напротив , она с любопытством это обсуждала, но каждый раз, когда Иван во время секса сзади пытался переставить свой орган и надавливал им на ее горячую задницу, Аня резко переворачивалась на спину и говорила :\"Ванечка, но только не сегодня. Я не могу сейчас..\" ,- жестоко обламывая его, дрожащего от возбуждения. Со временем, это превратилось у Ивана в навязчивую идею и думать о чем-то другом он уже не мог, даже на работе...

Сегодня он это сделает, пусть даже силой, наплевать. Здесь,у
воды, между густыми кустами молодого ивняка. Чудное местечко! Сели вы тут,и вы скрыты от мира - видят вас одни только рыбы да пауки-плауны, молнией бегающие по воде. Официальный повод визита в это укромное место был ,конечно, рыбалка, и Иван прихватил ради этого два пиздатых углепластиковых спиннинга с не менее пиздатыми дайвовскими катушками. Насадив на крючки жирных выползков, купленных за 100 рублей у какого-то перемазанного навозом и землей бизнесмена при рыбацком магазине, Иван зашвырнул всю эту извивающуюся пиздобратию куда подальше в реку, поставил спиннинги в рогульки и навесил на них колокольчики. Он брезгливо посмотрел на свои руки и стал тщательно их тереть мокрым песком, чтобы получить доступ хотя бы к пизде...

- Расскажи дед про то как ты президентом был? - мы с дедом сидим на берегу озера, ловим рыбу, ну или делаем вид, что ловим рыбу, потому что с самого утра ни одной поклевки, хотя условия идеальные - погода пиздатая, удочки новые, черви еще живые и у деда водка припасена, для себя, естественно, я ведь еще мелкий и по словам деда родители голову ему оторвут, если узнают, что он их ребенка спаивает.
- А чего тут рассказывать, это ж давно было, я в командировке с дветыщивосьмого по дветыщидвенадцатый был, ну вот и считай... Почти 30 лет прошло, - Дед явно не настроен на разговор, он вообще не особо разговорчивый, ну а хуле - разведчик все таки, хоть и на пенсии.
- Ну скучно же просто так сидеть, все равно не клюет, расскажи, дед, как это - президентом быть?
- Да ничего особенного, работа как работа, я ж говорю - просто командировка, в нашей конторе это дело обычное, ничем от других командировок не отличается, разве что сроками, мне то повезло еще - я всего на 4 года откомандирован был, а другие вон и по 8 лет и по двенадцать, а кого в арабские страны отправляют, так считай вообще на всю жизнь. Но как у нас говорят -"встал в строй - как хуй стой", ну или другими словами - принял присягу, вот и терпи все тяготы и лишения,
- А правда, что ты негром был? - дед конечно смуглый, но представить его негром трудно.

- Ага, меня конторские до сих пор Гуталином называют. Это руководство наше как всегда учудило, кто-то на попойке общей по синей лавочке пизданул типо: "А давайте ебанём черным по белому", ну вот и решили, что следующий президент в Штатх должен быть черножо...ну в смысле чернокожим. Я конечно не очень хотел, но что сделаешь, Родина приказала - значит надо. Первое время трудно было, конечно, представь - каждое утро турбосолярий, потом автозагаром намазываться, а потом ничего - привык. Бывает и хуже, вот, например, Женя Меркулов из отдела по Западной Европе - ему каждый день приходилось жопу и сиськи накладные носить, парик, да еще каждое утро губы красить, ресницы и все такое, он тогда в Германии в командировке был, псевдоним еще такой был интересный - Шенкель что ли, или Менкель....Меркель, ага, точно Меркель. Он потом еще лет пять после командировки на работу накрашенный приходил, по привычке.

- Докушала, мамочка? Ну, на здоровьичко! А теперь пижамку и спать, - старая Бася с невыразимым умилением смотрела на внучку.
- Баааа? - шестилетняя Риточка проглотила остатки зефира, допила чай и выбралась из-за стола, - Скааазку!
- Хорошо, моя птичка, - кивнула Бася, - Беги живенько ложись в постель, бабушка сейчас же придёт и расскажет тебе сказку.
- Может, бабушка таки сначала покормит дедушку? - робко поинтересовался старый Моня.
- Нет, ты видишь, какой ты шлимазл? - всплеснула руками Бася, - Даже проголодаться умудряешься именно тогда, когда ребенок просит сказку. Ты шо - не мог проголодаться раньше?
- Я таки мог, - пожал плечами Моня, - Но результат был бы таким же. Ты гуляла с Риточкой, потом купала Риточку, потом кормила Риточку, теперь идёшь говорить Риточке сказку.
- А шо я должна была делать? - тут же завелась Бася, - Запереть грязного и голодного ребенка в паршивой кладовке и бежать жарить тебе паршивую яичницу? Так ты потерпишь еще маленькую капельку и получишь свой ужин!
- Ша, Бася, ша! - Моня примирительно вжал голову в плечи, - Риточка же услышит! Шо я потом скажу ее родителям за нашу некошерную лексику?
- Ну так и замолчи свой рот пять минут, - перешла на шепот Бася.
- Золотко, я уже однажды купился на "пять минут" твоей покойной мамы, шоб ей не знать бессонницы там, где она спит вечным сном...
- Говорю же, шо ты шлимазл! - успела вставить Бася
-... и получил тебя на всю жизнь, дай тебе бог бессмертия, шобы на том свете я утешался выражением лица твоих новых мужей, - продолжил Моня, - Но не надо приближать счастливый момент второго замужества, заставляя меня голодать, тебе ж кусок в горло не полезет за свадебным столом.

У бизнесмена Руслана Арнольдовича Гудже разболелись зубы. С самого утра он мучался и стонал, лежа в спальне, в своей огромной кровати. Народные средства не помогали. Руслан Арнольдович полоскал рот водкой, клал за щеку теплый картофель, то и дело пил шипучий "Солпадеин", но боль все не проходила. То и дело в комнату заглядывала молодая жена в соблазнительно коротком халатике, но Гудже было теперь не до нее. Проклятый зуб то утихал, давая надежду на облегчение, то распалялся с новой силой, стреляя в ухо и висок.
Казалось бы, решение проблемы очевидно - Руслан Арнольдович имел достаточно средств, чтобы отправиться к лучшему во всем городе дантисту и покончить со своими мучениями раз и навсегда. Однако бизнесмен никуда не торопился. Ведь не смотря на то, что в жизни он прослыл бесстрашным и жестоким человеком, которого не могли испугать даже залетные чеченцы, Руслан Арнольдович панически боялся звука бормашины.
Фобия преследовала его еще с детства. Гудже становилось плохо, даже если он слышал зловещий звук по телевизору, а уж какая дрожь начинала колотить его на подступах к стоматологической клинике! Знай об этом его враги - город лишился бы одного из своих хозяев в весьма короткий срок. Но Руслан Арнольдович умел хранить тайны. Иначе никогда бы не стал тем, кем стал...

В полдень в спальню к Гудже вошел садовник Гена - красный от латентного алкоголизма мужик средних лет. Нерешительно потоптавшись на пороге, он произнес:
- Это... Руслан Арнольдович... у меня тут к вам дело одно...
- Я тебе как велел обращаться ко мне! - капризно замычал из-под одеяла Гудже.
- А... простите... это... барин, короче... ваше-высок... бл... благородие - выговорил с трудом Гена титул, которым шеф повелел величать сам себя неделю назад - тут это... я одного мужика знаю. В натуре - знахарь! Боль заговаривает, чтоб мне сдохнуть! Сколько раз с похмелья жбан у меня раскалывался, так он пару слов прошепчет - и все, как рукой. За пивом бежать не надо. Его у нас весь город знает.

Бригада доживала последние дни. Уже пришел приказ из Москвы о расформировании, знамя было снято и готово к отправке. Наш комбат, видавший виды майор, еще советский майор, хлебнувший и Афган, и Карабах матерился на слонов:
-"Пичугин, ебанашка, ты смотри что делаешь, брезент распорол, совсем спать надоело???".
- "Никак нет, товарищ майор!"-слон из Смоленска видима пережил не самую лучшую ночь в своей жизни.
Ротные озадаченные и сбитые с толку идут в парк сдавать технику сундукам, моим коллегам, скоро они разлетятся по стране в такие места, куда бы вам лучше и не попадать вовсе. А вот красавица из роты РХО спешит к вещевику сдавать старые бушлаты. Один раз я застал их на складе, неловко получилось.

Пришел за сапогами для зеленых, ну бывает, убили имущество раньше срока, бабушкины пирожки выходят, я за такое обычно не ругаю, сам таким был. Зову коллегу, не отклкается, прохожу за дальше и за ширмой слышу вслипы. "Неплохо живешь, браток" - я решил не выдавать себя. Наконец они затихли, выдохнули в едином порыве и разлеглись на огромной полке для спального белья.

-"Коль, а ты поменяешь мне рваные,а?Комбат заебал вконец, а я в чем виновата, я сроду не следила за ними, наш-то сундук слился быстро, а мне вписали все это хозяйство, зарплата сам знаешь какая". Это Наташка обделывает дела в привычном стиле. Обычный гешефт, а я уж подумал невесть знамо что.

А ведь многие летёхи обломали зубы на этой дивчине, чуть не легенды по части ходят о неприступной крепости. Помню, комбат, очень долго носил ей цветы, заходил в клуб по вопросам инвентаря (это комбат-то!), но ничего не вышло, так и живет бобылем, изрядно расстраивая этим молодых офицеров.

Еще больше чем ядерную войну, вечерние Люберцы и вареные кабачки я не люблю загородные поездки. Во-первых, в одной из таких последних парочка местных комаров грозилась высосать меня до последней капли, отобрать мобильный телефон и стрясти всю наличность. Во-вторых, почти все загородные поездки организует друг моего красочного детства Витя. Как человек родившейся в рубашке из скипидара, он никогда не сидит на мсте. Машина, жена и теща лишь усугубляют этот недостаток. Руководствуясь принципом "сам погибай и товарища не забывай" Витольд Василич решил этими выходными взять меня голыми руками с собой на семейный автопробег по живописным бездорожьям пригорода. Видимо в качестве домашнего любимца или запасного члена экипажа.

Субботним утром, когда все приличные петухи еще спали, а не приличные даже не ложились, я сидел в Витеной машине и слушал, как скрипят его зубы. Нет, не то чтобы он их не смазывал или песок на завтрак кушал, просто из динамиков магнитолы доносилось ужасное. Началось безобразие с песен группы "армия любви" вперемешку с Шаинским. Витя, то и дело как сова поворачивал голову на 180 градусов и, громко пыхтя, кушал жену глазами. Давая понять, на кого у него, скрипя на весь салон, зубы точатся.

Стоит отметить, что Витька вообще человек с претензией. Еще со школы. Ходили слухи, что когда ему удаляли аппендицит, он очнулся от анестезии и потребовал, чтоб разрез ему делали строго по линейке. В институте, во время экзамена он сам указывал преподавателям на свои ошибки, сам ставил себе оценки в зачетную книжку и сам требовал своего отчисления. А когда уже в дороге Витя пересек две сплошных, он хладнокровно прокомментировал, что дорогу эту знает и, дескать, разметку тут нанесли не правильно.

Большой узловатой рукой мужчина провёл по бороде и в последний раз оглядел корабль. Тот впечатлял своими колоссальными размерами. Огромные выпуклые бока судна величественно поднимались над зелёно-синей спокойной поверхностью океана.

Запах, ни с чем не сравнимый запах дальнего путешествия защекотал ноздри человека и он удовлетворённо хмыкнул - уверенность, что всё начинание окончится успешно, приятной истомой наполнила рослое тело.

-- Ну, мои дорогие, пожалуйте взойти на борт, - уступив дорогу своей жене Нааме, с маленьким сыном Иафетом на руках, мужчина посторонился и поднял руку в приглашающем жесте, - не суетитесь, дети, - он ласково, но строго
глянул на двух других сыновей - потомство, коему была уготовлена великая миссия, - всем места хватит...

После того как по широким доскам его семья поднялась на корабль мужчина грустно оглядел покидаемые земли. Он жил бы тут вечно, здесь был мир к которому он привык. Мир девяти прежних патриархов, а он, десятый, последний, выполнял сейчас волю продиктованную ему Самим.

Долго строил он плавучее пристанище, опираясь на помощь и советы Того-Кто-Над-Нами. Потом, с началом сезона дождей, к кораблю начали подтягиваться животные.

Ноах сверял всех по списку, пересчитывал головы, следил за размещением каждой пары в соответствующем помещении и заготовлял провиант. Так прошёл месяц Зив. Потом Сиван. Наступил Таммуз. И только тогда, но никак не ранее, жена и сыновья Ноаха взошли на палубу, блестевшую на утреннем солнце.

Моя бывшая, когда не злилась, бегала по квартире без трусов. Ей очень шло такое весёлое настроение. Я с нежностью вспоминаю её тощий зад, он служил мне символом домашнего уюта.

В детстве толстый Толик говорил, Слава, не верь голым женщинам. Они непостоянны. Я ж его не слушал. Теперь развожу хомячка и сам себе готовлю несъедобные блюда.
Равномерно заляпанная кухня ничуть не уступит тощей заднице, если смотреть на неё как на символ уюта. Меня даже радует абстракционизм в кухне, сразу видно какой я милый и полезный в быту.

В кулинарии у меня есть принципы. Например, ненавижу мелкую морковь. Она что-то во мне задевает, такое. Сразу хочется спорить, что не она в мужчине главное. Вообще всё продолговатое, я считаю, должно быть большим. Мне нравится морковь, которую можно носить на плече, как дубину, как зенитную ракету. Тру её на тёрке, потом выбрасываю. В холодильник она уже не лезет.

Помидоры я выжимаю. Когда в доме есть сильные мужские руки, нелепо пачкать мясорубку. Единственный минус, они плюют в потолок. Чтобы помыть, приходится много прыгать.

А в прошлом году нашёл в электричке книжку, детектив. Там, на 145-й странице героиня варит "борщ кубанский", очень доступно. Это был технологический прорыв. Начиналось всё словами "Полина нажала на курок и грохот выстрела сотряс".

В середине страницы, обжаривая лук, Полина вдруг понимает, кто изнасиловал Бориса. После этого остаётся утопить капусту, выключить и неделю можно не готовить. В конце автор сообщил, "борщ вышел отменный, Пётр съел всю кастрюлю".

Случилась эта беспезды трагикомическая история в далекие советские 70-е, а поведать о ней я решился только сейчас, лишь потому, что все ее участники, за исключением Вашего до охуения покорного слуги, либо давным-давно спились до уебения, либо технично проебались в бескрайности вселенной, либо тупо померли неизвестно где и в это же мгновение незамедлительно канули в лету и предались нах забвению. Да и, собственно, хуй бы с ними.

Тогда я был молодым, подающим надежды и частенько поддающим по синьке выпускником Государственного училища циркового и эстрадного искусства. Учитывая, что учился я через пизду хуева, проебывал учебу и крыл хуями преподавателей, путь в большой московский цирк на проспекте Вернадского мне был стопудово заказан, а уж про цирк на Цветном бульваре я забыл нахуй еще на первом же курсе. Оставался так называемый "цирк на сцене", который являл собой несколько сотен вечно грязных и пьяных до опизденения организмов, неустанно колесящих просторы нашей необъятной родины на разъебаных, засраных голубями автобусах с кричащими надписями типа "цирк "Арлекино", веселые клоуны, умалишенные акробаты, экзотические животные и всякая другая интересная хуета!!!".

Вернувшись из уже порядком подзаебавшей меня Москвы в родной до сблева Челябинск, я первым же делом метнулся устраиваться на работу в челябинскую филармонию, а мой расслабленный выпитой в поезде водкой мозг, рисовал красочные картины трудовых будней советского артиста цирка, полных никогда не заканчивающегося пьянства, обосраных дрессированных медведей и ебли с фигуристыми воздушными гимнастками.

Эти приятные мысли были бесцеремонно прерваны визглявым голосом директора филармонии, посредством которого, он пытался донести до меня информацию о том, что ебланетяне, вроде меня, в его ниибацо культурной организации нужны как жопе вилка, а именно не нужны нахуй ваще. Однако, слышал он от своего заебатского друга-собутыльника по консерватории, что ему, между дрочим, нужен некий циркач в филармонии города Целиноград (ныне Астана).
Так судьба, не обделенная каким-то пиздякнутым чувством юмора, привела меня в Казахстан...

Почему в ночь на понедельник дети решили ехать на турбазу - было непонятно. Как так получилось, что Саша согласился - вообще было загадкой. Впрочем, перед фактом он был поставлен лишь тогда, когда Маринка и Витька выгрузили его из автобуса и всучили банку отвратного, но холодного джин-тоника.

- Где мы? - спросил Саша, отпив половину. Дети захихикали, кто-то похлопал Сашу по плечу, но внятного ответа предводитель так и не получил. "Да и насрать", - устало подумал он, покорно принял из рук Витьки какой-то баул и поплелся за толпой по старой асфальтовой дорожке. Милые сердцу звуки доносились из каждого рюкзака. Там, внутри, легонько соприкасались друг с другом кое-как завёрнутые в шмотки бутылки.

- Много взяли? - строго спросил Саша.

- Шурик, да мы еле распихали... - начала было Наташка, но Витька быстро перебил опрометчивую исповедь младшенькой.

- Саш, там пару бутылок, да может ещё пивка в пластике литров пять. Сигарет набрали. Пожрать придумаем. Ты не переживай. Кстати, у тебя мобила разрядилась вчера.

"Мобила разрядилась... это даже к лучшему, никто не будет мозг ебать, - начал Саша свой привычный внутренний монолог. - Спирта по-видимости до ебеней набрали, пожрать видать тоже - сумок много, все полные".

- А мы вообще надолго сюда? - слегка обеспокоенно спросил он.

- Саша, ты правда ничего не помнишь чтоль? Ты же сам вчера список на три дня составлял, - откликнулась Маринка. - Мы консервов набрали, макарон... - Она обиженно замолкла.

История эта произошла в далекие 80-е.

Дядя был у меня - хохмач и приколист. Что не скажет - все со смеху валятся в диких корчах! С серьезным лицом таким говорил, чуть заикаясь, но реакция у всех всегда была одна и та же: гомерический ржач!

Приехал к нам дядя наш как-то прям с рыбалки в болотном костюме, к которому сапоги пристегиваются, переночевать: помыться-побриться-переодеться. Постирал он, значит, костюмчик свой, одел его на вешалку, пристегнул к нему сапоги (чтоб проветривались) и на балкон через перила так лихо перевалил, чтоб, мол, высох к утру. Надо добавить, что дядя мой имел привычку вставать рано утром часов так в 5 и делать зарядку на свежем воздухе. Ну, летом-то на балконе - это еще можно понять, а вот зимой - холодно, блять!

Так вот, проснувшись утром как обычно в пять утра мой дядя принялся зарядку делать: стоит, блять, руками машет в разные стороны, прыг-скок делает. Костюмчик сохнет. А этажом ниже жили у нас соседи - та еще парочка! Старики-врачи: он - врач-нарколог, она - врач-психиатр. Или наоборот. И с ними собачонка жила - дрищ припизднутый с дворянским названием породы: мальтийская болонка, блять! И старички эти в силу возраста ли, или в силу общей припизднутости, не могли вставать утром рано, чтоб дрища своего посрать вывести на улицу, выкидывали его посрать-поссать на балкон. Сделает этот выкидыш мочалки дела свои на балконе-и давай орать на всю улицу, откройте, мол, блять, не могу по своему дерьму гулять!

Так о чем я? Ну вот, значит, стоит дядя на балконе, руками машет, кислородом легкие насыщает, а соседке в этот самый момент приспичило дрища своего выгуливать на балкончике. Слышыт дядя - открылась снизу дверь балконная и в тот же миг - истошный вопль старушки соседки нарушает утреннюю идиллию. Такой вопль, блять, будто наконец-то прорвался у нее многолетний запор. И вслед за воплем этим звук падающего невъебенных размеров мешка с дерьмом. И тишина...