-А мой опять в пятницу на бровях приполз. -Митрофановна грустно вздохнула, сурово сдвинула брови и продолжила:-И ведь, скотина, каждую пятницу напивается. А в субботу всю кладовую обыщет. Сушит его. Рассол ищет. И чего моя Ирка, за него держится? Ни зарплаты хорошей, ни машины. Ничего за душой нет. Живет как таракан паршивый, да и в ус не свищет. Хорошо хоть детей ещё не наплодили.
-Да, ладно тебе, Митрофановна. Грех ещё жаловаться. Вот кому не повезло так, это моей Дарье. Она мужа своего раз в неделю видит. Все в разъездах, да командировках. Знаю я, что у него за командировки! Небось, по бабам шастает. Вон, вчера приехал, разит от него духами за версту, а Дарья - дура, на шее у него повисла и щебечет-щебечет! Тьху! Противно! Что не говори, а измельчал мужик. Не то, что в наше время. Эх, девоньки, вот ведь не было раньше такого!
-Та было Настя, всегда было. Только с годами забывается. - Катерина Сергеевна поправила седую прядь, разгладила невидимую складку на юбке и по-детски улыбнулась подружкам. - Вот, Митрофановна своего зятя ругает, а сама забыла, как ее Петро каждые выходные за шиворот заливал? А Митрофановна?
-Ты моего Петра не тронь! Святой человек был! -Поджала губы старушка и для пущей надежности пальцем пригрозила. - Моему зятьку до него ещё ого-го! Петр в его возрасте уже в мастерах был. Жигули купил. А этот? На дом копит. Видите ли, плохо ему со мной живется. А я что? Я ему и борщику и вареничков. А все не угодна. Знай, твердит свое: "Дом построю, сына выращу!"
-А твой то что? -Настя сочувственно взглянула на Катерину Сергеевну. Бывшую учительницу, а теперь, вот уже пять лет, как пенсионерку.
-А что мой? Мой как всегда. Знай себе лежит, в потолок смотрит. Ничего делать не хочет. Лентяй. Ладно, девоньки, пойду я. - Катерина Сергеевна поднялась с ветхой лавочки, подхватила два пакета и медленно пошла к подъезду.
Вошла в свою квартиру, поморщилась от запаха. Бросила пакеты в угол, заглянула в комнату, посмотрела на лежащего, на диване зятя.

Эпиграф:
Сказка трэш, да в ней намёк


- Через два проёма вправо - задыхаясь сказал Волк.
Иван бежал рядом со зверем, мысленно проклиная полцарства, царёву дочку, не к месту появившегося Кощея и, те самые молодильные яблочки.
- Давай - рыкнул Волк и толкнул Ваньку в едва заметное в свете факелов ответвление.
Повернули. Еще раз. Замерли. Затаили дыхание. Сердце Ивана в истерическом приступе паники билось изнутри о грудную клетку.
- Тихххо - сквозь клыки не то проурчал, не то прошипел Волк.
В основном коридоре раздался гулкий топот, а за тем, голос Бабы Яги:
- Ива-а-а-ан! Ты где-е-е-е! Выходи, Ванечка!
Ваня, дрожащей рукой достал из кармана фляжку. Открутил пробку. Протянул Волку.
- Будешь?
Волк скорчил гримасу и помотал головой.
- А я - буду! - и, сделав два приличных глотка, уткнулся носом в волчью шерсть на загривке. Занюхал. Выдохнул.
- Как ты эту гадость жрешь-то? - шёпотом поинтересовался Волк.
- Тебя б в мою шкуру, так не спрашивал бы. - Так же шёпотом ответил Ваня.
- Тс-с-с-с-с! - вновь сквозь зубы прошипел Волк.

В основном коридоре вновь раздался громоподобный топот. Но уже неспешный. Было понятно, что теперь их ищут, методично заглядывая во все ответвления на пути.

- Хорошо, что у неё нюх притуплённый. - Прошептал Волк.
- За то слух - ояебу. - так же шепотом ответил ему Ваня. И снова достал фляжку. - Будешь?
- Да когда она у тебя кончится-то? - шёпотом возмутился Волк.
Ваня взболтнул содержимое, прислушиваясь к плеску.
- Не скоро.

Аринка была неразборчивой девушкой в отношении сильного пола. За спиной уже шушукались во всю соседки, а подружки только нагло хихикали, подначивая девушку на новые подвиги.
Арине же было плевать. Она искала любовь. Первым ее мальчиком оказался, не слишком расторопный, но довольно симпатичный малый, который в конце акта любови дерзко спросил: "А что крови не будет?".
Тогда Арина растерялась, откуда, ей двадцатилетней, было знать, что иногда так бывает. Тем более у наездниц.
Но вот парнишку, явно задело это обстоятельство и уже через неделю все общежитие гудело о доступной Арине.
Вторым был Николашка сосед по этажу, он утешал Арину, когда та билась в истерике после взрыва сплетней в ее адрес. Доутешался. А через месяц,
по-братски постучал друга Антона по плечу: "Да, все правда, что о ней говорят. Она сама тебе в койку прыгнет, ты только слушай ее, включи философа. Процитируй Канта и дерзай".
Антон дерзнул. Правда, немного не рассчитал. Влюбился. Больно ему понравилось, сидеть с Ариной на подоконнике, слушать "Серьгу", пить литрами зеленый чай и мечтать. Оказалась, что для спортсменки она довольно умная и начитанная. А ещё он, просто балдел, когда она начала рассказывать о своей лошади Маргаритке. Ее зеленные больше глаза начинали икриться, а голос дребезжал от восторга. И все бы ничего, да только вот Арина с ним спать не стала. Смеясь, в который раз повторяла, что больно хорошо иметь такого преданного друга как он.
А когда, Арина рассказала, о своем новом кавалере, Антон едва не свихнулся от ревности.
-И кто он?
- Ну, он жокей... - мечтательно ответила девушка.
-Жокей? -переспросил растеряно Антон смиряясь с поражением. Воображение живо нарисовало картинку, мелкого ростом, но поджарого паренька, в белых штанишках и черных лакированных жокейских сапогах.
А через несколько дней, Арина познакомила Антона со своим возлюбленным. Паренек едва доставал девушке до плеча, но уж больно был горд и высокомерен.
Арина переехала к жокею, вышла за него замуж, а Антон успешно закончив учебу, уехал в свой родной город.

Каждый вечер, когда солнце прячется за верхушки сосен, на небе зажигаются звезды, а где-то в лесу неподалеку начинает ухать сова, которую мы уже два месяца не можем поймать, чтобы сварить из нее суп, - так вот: каждый раз, когда на нашу свалку опускается темнота, вся детвора собирается вокруг ржавого чайника в пустой нефтяной цистерне на западной окраине, чтобы попить кипятка, съесть по кусочку сахара и послушать сказку на ночь.

Урчит, закипая, чайник. Ухает сова. Восемь носов выжидательно пошмыгивают. Восемь пар глаз внимательно следят за мной.

- О чем же вам сегодня рассказать, внучки? - тяну время. - Может, о том, как шестьдесят лет тому назад у Мумусика, на котором мы с Лебедевым ехали в этнографическую экспедицию, провалился двигатель?

- Нет, дедушка. Только не про двигатель и не про Лебедева. Мы про двигатель и про Лебедева уже сто раз слышали.

- Хорошо, - нехотя соглашаюсь я. - Может, тогда про старого педофила?

- Дедушка, - тоненьким голоском просит самая маленькая девочка, - пожалуйста, только не про старого педофила. Сил наших больше нет про старого педофила слушать.

- Ладно, не буду, - киваю я, почесывая бороду. - О чем же тогда? Может быть, о королеве перевернутого планкинга - самой красивой девочке во всей...

- Дедушка, - грозно рявкает самый старший мальчик, сжимая кулаки, - если ты опять начнешь про нее, то мы снова отберем у тебя кислородную подушку и намажем горчицей твою клистирную трубку.

Опять слетел новенький трехмостовый Камаз, уже второй за месяц.
Он не доехал до нашей точки совсем чуть-чуть, каких-нибудь три километра.
Сорвался, обкувыркался весь и лежал теперь вверх колесами на деревьях.
Прапорщик - старший машины, всего лишь сломал свой длинный грузинский нос, а водитель, так и вовсе отделался легким пинком от прапорщика.
Камаз укатился неглубоко, всего-то метров двадцать вниз и с дороги отлично просматривался.

Командир роты вызвал нас с Костылевым и вкратце обрисовал задачу:
- Бойцы, берете бушлаты, идете к упавшему Камазу, садитесь на дорогу и караулите там до утра.
Утром из бригады поднимется кран с тягачом, и вы свободны. Ночью не спать. И если хоть один волос упадет с этого Камаза... Вопросы?
- Товарищ старший лейтенант, раз мы все равно спать не будем, может нам заодно его вытащить и отремонтировать?
- Ты мне еще пошути! Кру...
- Товарищ старлнант, а сухпай?
- Слазите за тушенкой в машину, там ее пять тонн.
- А если не сможем достать?
- Тогда разрешаю сожрать друг друга. Еще вопросы?
- А оружие? Местные биджо наверняка уже знают про наш Камаз и ночью могут прийти.
- Если придут, поздороваетесь и скажете, чтобы уходили. Оружия не дам.
- Ну, хоть штык-нож, в лесу шакалы, да и тушенку открыть.
- От шакалов разведете костер, а для тушенки возьмете в столовой открывашку. Разрешаю даже две.
- Но...
- Кру-гом! На пост, шагом...!
- Но товарищ старлнант, без оружия мы не часовые, а какие-то бичи.

- Да идите себе, идите... Устроили тут, не пойми что. Валите на хуй. - Григорий Викторович вяло махнул рукой, отвернувшись от входа в зал ресторана. - Совсем охренели от безнаказанности, материться мне нельзя видите ли.

От только что сверкавшего гнева и ярости не осталось и следа. Он без особого интереса смотрел, как из зала охранник выводит семейную пару с ребенком. Еще одних поставил на место. Но той радости, которая бывала, когда он только вступил в должность и пошел вверх уже не было. Как же ему нравилось ставить таких на место, показывать, кто здесь настоящий хозяин жизни. А теперь вот, даже это не радовало.

Бывает так, что то, что должно радовать, особых эмоций не вызывает. Такое бывает, например, от того, что хандра вбивается в голову, обволакивает разум серым ватным одеялом и глушит все яркое, что идет снаружи. Такое бывает, например, и от банальной пресыщенности.
Когда наелся человек до отвала и сыто смотрит на стол, а вставать из-за стола не спешит, все думает какой бы кусок еще в себя запихнуть. Без радости, но упорно. Говорят, что на таких людей боги смотрят по-особому. Говорят, что они им улыбаются, но пустая та улыбка. И чем пресыщеннее человек, тем более пустая и пугающая улыбка у богов.

У Григория Викторовича был как раз второй случай. Он был пресыщен. В буквальном и переносном смысле. На столе перед ним стояло блюдо с курицей, отсвечивающей янтарной запеченной корочкой. На блюде лежал и золотистый печеный картофель. В тарелках видны были остатки салатов. И Григорию Викторовичу на это все было наплевать. Есть не хотелось. Пить уже тоже хотелось не очень. Рюмка, еще минут 10 назад радовавшая запотевшим боком, стояла покинутая и брошенная. Рядом со столом лежала другая рюмка, залапанная уже и грязная. Лежала разбитыми осколками, которые не решался убрать халдей, стоявший сбоку и напряженно ловивший сигналы тела капризного клиента.

Юношество, погибшее на войне, - как изъятая из года весна.
Перикл


Мы лежали на крыше пятиэтажки, на обломках перекрытия и смотрели на город.
Город дымился пожарищами, где-то гремели разрывы снарядов и доносились автоматные очереди - война все еще жила в городе. Она еще не покинула этот город.
- Глядь, Петро. - Саня ткнул меня в бок и показал в сторону пятиэтажки напротив. - Третий этаж, второй подъезд, слева.
Мы соскользнули с обломков перекрытия, прижимаясь грязными бушлатами к крыше.
Я снял с предохранителя винтовку и, прищурив левый глаз, посмотрел в окуляр оптики.
Третий этаж, слева от второго подъезда, окно спальни.
- Саня, там мальчишка. - Сказал я, наблюдая за парнишкой лет десяти, который осторожно выглядывал из окна спальни.
- Какого хрена он там делает? - Саша крутанулся на спину и, сняв планшет с плеча, раскрыл его.
Саша водил грязным пальцем по карте, что-то считал и вполголоса ругался.
- Что он там делает? - Спросил, наконец, он.
- На ночлег обустраивается. - Ответил я.
Мальчик достал пару картонок и закрыл низ окна, почти скрыв от меня пространство комнаты. Проворно двигаясь по комнате, он завалил вход в квартиру камнями - осколками бетона. Скинув школьный ранец, достал из него спиртовку, пару банок, похожих на тушенку и спальный мешок.
Быстро перекусив, мальчишка выкурил сигарету и, забравшись в спальный мешок, уснул.
- Он спит. - Я положил винтовку и посмотрел на Сашу. - Что делать будем, Саня?
- Через час зачистка района начнется. - Саша поскреб пальцами щетину на подбородке. - Попробуем вытащить?
Я мотнул головой.
- Сокол! Сокол Беркуту! - Забубнил Саша в микрофон рации.
- Слушаю тебя Беркут.
- Сокол на территории обнаружен гражданский. - Начал Саша.
- Это его проблемы, Беркут. - Оборвал командир.
- Мальчик лет десяти. - Скрипнув зубами, добавил Саша. - Прошу разрешения на эвакуацию ребенка. Прием.
Рация молчала несколько минут.
- Беркут прием.
- Слушаю.
- Значит так. Один на крыше, второй за пацаном. Заберете его к себе в гнездо. Как вытащите пацана - доложите. Как понял?
- Понял Вас Сокол.
- Действуйте, парни. Удачи!

Слегка шаркающая походка, глаза вниз, словно идет по разбитой дороге, вглядываясь в неровности под ногами.

- Привет, Андрей.

Он поднял голову. В глазах нет... Нет содержания, осмысленности нет. Был смысл, да когда-то вышел. Не потерянный взгляд, как бывает у давних знакомых, которые не узнают тебя. И не затуманенный, как у наркоши. А просто глаза, словно бы не живого человека. Полное отсутствие осознания и смысла. Глаза шизика.
- Привет, - сказал на автомате и взгляд снова вниз. А в голове у меня -назойливая песня Аллегровой.



- Привет, Андрей!
Андрюха, как всегда, в центре внимания. Наши девочки, входя в класс, здороваются первым с ним, сидящим "на камчатке" - последней парте. Он, балагур и красавчик, пользовался большим авторитетом. Причем не только у нас, одноклассников, но и учителей. Андрей легко мог разговорить училок на нужные ему темы, превращая урок в развлечение. Например, на литературе выдать краткое изложение Письма Татьяны из Евгения Онегина:

Наступила осень, выросла капуста,
Выразила Таня к Жене свои чувства.

Вроде и стишок был не ахти, но учительница заливалась смехом вместе со всем классом. И уже вместо того, чтобы спрашивать нас наизусть это самое злосчастное письмо, мы дружно спорили о том, могла ли какая девочка написать подобное послание, например, Андрею.

Но не это суть важно. Вы же поняли, что в Андрюхе учителя тоже души не чаяли.

No matter where I am,
When I close my eye, I see only one thing,
The endless plains of Mojave Desert


Иногда путь более интересен, нежели конечная точка назначения...

Солнце высоко...

Невозможно дотронуться до стекла машины не обжигая пальцев. За горячим стеклом нескончаемым потоком пролетает дикий русскому глазу пейзаж пустыни Мохаве.

Выжженная солнцем земля медового цвета, кусты и колючки - мертвый на первый взгляд мир. Я нахожусь как раз в середине своего пути, на забытом Богом кусочке Route 66, между Лос-Анджелесом и Лас-Вегасом.

Вдали, в жарком зыбком мареве приближается забегаловка, уютно расположившаяся на обочине дороги. Вблизи становится очевидным мрачность этого давно заброшенного места, где когда-то слышалась музыка Пресли и Синатры, сияли неоновые фонари, парковка была забита огромными красными грузовиками с хромированными бамперами, а дальнобои в бейсболках хлестали кофе за стойкой бара и пялились на сисястых официанток...

..Теперь здесь завывает ветер через пустые проемы разбитых окон. Ржавчина, практически съевшая буквы на вывеске, на которой всё еще читается слово D-I-N-E-R...

Колючие кусты, пробивающиеся сквозь асфальт парковки, и маленькие шустрые ящерицы - единственные живые обитатели места, где однажды кипела жизнь...

Жаркий ветер обжигает лицо и перехватывает дыхание. Я вылезаю из машины и неспеша иду по сухому потрескавшемуся асфальту. В американских фильмах в этот момент из заброшенной забегаловки должен с ревом выскочить маньяк с бензопилой.

Каждый раз после возвращения шкета, наблюдая изменения, которые с ним произошли за время отсутствия, я обычно говорю.

- Пребывание у бабушки весьма дурно сказывается на твоём поведении!

На самом деле я не знаю, как он там себя пребывает, и говорю это больше для профилактики. Хотя, зная бабушку, можно с вероятностью близкой к ста процентам утверждать, что ведёт он там себя омерзительно.

Звонит вчера.

- Папа, меня кот поцарапал!

- НАШ СТЁПА тебя поцарапал??? - переспрашиваю я удивлённо.

Дело в том что это действительно наш кот, это мы его привезли бабушке.
Бабушка очень хотела кошку. Про её любовь к кошкам я уже писал тут "Про одного ночного гостя".
Но у её сына, который живёт со своей семьёй через три дома, на кошек аллергия.

- У жены нет, у машки нет, у меня нет, у деда нет, а у него видите ли аллергия... - брюзжала бабушка, но завести кошку так и не отважилась.

Тогда мы решили сами привезти ей кота.
Во-первых потому что у нас как раз образовался излишек, а во вторых потому что ни в какую аллергию мы не верим.
Выбрали самого отмороженного, и отвезли.

Девушка Полина вчера объяснила мне, как ест Дарт Вейдер: трет сыр об маску, и ест. Любит маасдам и гауду, под настроение - пармезан, а вот камамбер и российский на дух не выносит. Штурмовики как-то подсунули ему сулугуни, просто для смеха, так он всех расстрелял. Чувство юмора, как у какой-нибудь джаббы. Остальные его потом за это недолюбливали, за спиной называли "хрипунцом".

- Плохо, - говорили штурмовики, - когда у повелителя нехватка чувства юмора компенсируется манией величия.

Еще, сказала Полина, Дарт Вейдер может лечь на спину и отжимать через маску апельсиновый фреш прямо в рот. Очень удобно, и к тому же полезно, без витаминов в условиях глубокого космоса долго не протянешь. Два, может три световых года, а дальше каюк. Штурмовикам - тем вообще по лимону каждый вторник дают, заставляют съедать с кожурой и без сахара, для профилактики цинги, ну и просто чтобы служба медом не казалась.

Одна проблема, Дарт Вейдер фреши терпеть не может, он любит горячий кофе, без молока, черный. Вот почему он такой злой. Сами попробуйте пить горячий кофе через маску. Можно, конечно, через трубочку, но для темного лорда это как-то не комильфо. Сами представьте, сидит он, к примеру, и командует:

- Построить Звезду Смерти! И чтоб побольше звезд! И побольше смерти!

А у самого в руках кофейная чашка с надписью: "Лучшему темному лорду", и он из нее через трубочку: "Пффф!"

И что это за владыка ситх, спрашивается? Эвокам на смех. А прямо через маску кофе пить не получается, по усам течет, а в рот не попадает, еще и все лицо обожжешь. А у него и так 90% ожогов тела, с такими травмами не то, что в бане не попаришься - подтереться больно! В общем, сплошное огорчение.

Американский студент Алекс и трое его друзей сидели в длиннющей, открытой машине и глупо хихикали.
Над их головами, было организованно звездное небо, впереди мелькал большой экран с каким-то фильмом, а вокруг отдыхали десятки таких же хромированных машин, полных молодости, попкорна и поцелуев.
Парни глупо хихикали, от того что втихаря курили косяк, неспешно передавая его друг другу.
Алекс, кстати, в этот раз тоже согласился принять посильное участие в общем веселье, хоть и не курил вовсе. Просто не хотелось ему в очередной раз быть святее Папы римского и выглядеть еще большим "ботаником", чем он есть на самом деле.
Он и так, считался лучшим учеником курса и являлся председателем какой-то научной ассоциации университета.
Итак, друзья глупо хихикали, все кроме Алекса, его с непривычки "травка" "высадила на измену"
Он сидел и с интересом вдумывался в сюжет фильма, хоть вместо кинозвука, в машине играла легкая музычка.

А пока ребята тихонько хихикают, а Алекс "грузится", я расскажу об этих парнях поподробнее:
Впрочем, о троих хохотунчиках, особо нечего сказать, ну родились, ну окончили школу, ну поступили в университет. Обычные американцы из обычных хороших семей.
Но, вот Алекс, будет персонаж поинтересней.
Когда ему было два года отроду, он прибыл в Америку со своими русскими родителями, вместе с бабушкой и дедушкой.
А уже в Штатах, семья пополнилась еще двумя девочками близняшками.
Конечно же, для Алекса родной язык всегда был английский, хотя, на русском он тоже говорил, похуже, правда, но общий смысл уловить можно.
Отец Алекса занимался крупной международной торговлей и довольно скоро стал очень небедным человеком.

Алеша вошел в телефонную будку и набрал Славкин номер. Занято...
От нечего делать Алеша стал рассматривать номера, небрежно написанные и нацарапанные на внутренней стене будки.
А вот этот, в стороне от всех, написан аккуратненько. Сам не зная зачем, Алеша вдруг набрал этот чужой номер.
- Слушаю, - вдруг тихим хриплым голосом заговорила телефонная трубка. - Слушаю, кто говорит?
Еще можно было, ни слова не говоря, быстро нажать на рычаг, но Алеша неожиданно для себя произнес:
- Это я...
Невидимый человек совсем не удивился, даже наоборот. Голос его как-то сразу потеплел, стал звонче.
- Здравствуй, малыш! Я очень рад, что ты позвонил. Я ждал твоего звонка, малыш... Ты как всегда торопишься, да?..
Алеша не знал, что ответить. Тот человек, конечно, принял его за кого-то другого, надо было немедленно сказать ему об этом, извиниться.
- Как дела у тебя в школе?
- В школе... нормально... - пробормотал Алеша.
Собеседник, видимо, что-то почувствовал, голос его снова стал таким же хриплым.
- Ты, наверное, сейчас в бассейн? Или в студию? Бежишь, да? Ну, беги! Спасибо, что позвонил. Я ведь каждый день жду, ты же знаешь.
Весь следующий день Алеша думал о человеке, который очень ждал звонка какого-то "малыша".
И Алеша решил позвонить еще раз, чтобы извиниться.
Трубку сняли сразу.
- Здравствуй, малыш! Спасибо, что не забываешь деда! Может, зайдешь как-нибудь? Ты знаешь, я ведь почти не выхожу... Раны мои, будь они неладны!
- Раны?.. - ужаснулся Алеша.
- Я ж тебе рассказывал, малыш. Ты, правда, совсем еще крохой был, позабыл все, наверное? Меня ранили, когда я еще на "Ильюхе-горбатом" летал. Да ты вот позвонил, и мне легче. Мне совсем хорошо.
Алеша вдруг понял, что он просто не может сказать этому старому, израненному в боях человеку, что тот говорит с обманщиком.
Вечером Алеша как бы случайно, вскользь спросил у отца:
- Папа, а что такое "Ильюха-горбатый"?

Давно я служил. Еще при союзе. Еще два года, когда служили. Еще когда отмазаться было почти нереально. К примеру, со мной в учебке, тащил службу сынок министра рыбной промышленности СССР. Ни хуя себе фигура, да? Министр самой коррумпированной отрасли, не смог сынка от армии оградить. Вот такое было время. А может, какая-то своя мутка у них была, но факт есть факт - служил. Ну да ладно, речь не об этом. Сами знаете, об армии начнешь рассказывать, рассказам конца края не будет. Поэтому сейчас о том, что на ум пришло, а точнее о моем первом армейском сексуальном опыте.

После учебки, попал я в славный приморский город и выпала мне честь охранять склад продовольствия НЗ и летнюю столовую. Объект находился в паре километров от части. Жили прямо на объекте. Я и мой напарник Саня, паренек с Украины, моего призыва. Небольшая комнатка, телевизор, обогреватель, пара кроватей. Всех обязанностей, поддерживать прядок на территории и смотреть, чтобы никто ничего в наглую не пиздил. Рядом море, пруд с карасями. Начальство наведывалось раз в неделю. Продукты получали на месяц и сами себе готовили.

В общем не служба, а курорт. А секса у меня на тот момент не было уже почти год. Учебка.... Да и на гражданке весь опыт можно по пальцам пересчитать. Это была проблема.

И вот как то сидим мы с Саней, какую-то хрень по советским телеканалам смотрим, передачи плоскогубцами переключаем и чай пьем. Вдруг звонок.
- Нижний лагерь (так наша вотчина называлась). Сержант Поляков.
- Вольно боец. КПП на проводе. - Это Серега Жунусов, здоровый такой казах, тоже моего призыва.
- Давай подтягивайтесь, у меня для вас подарок есть.
-Серег, какой нах подарок, отбой скоро.
-Ну как знаете. К нам тут две прекрасные птички залетели. Я же тебе обещал.

Бочкин с раскрасневшимся лицом расхаживал по гостиной, искоса поглядывая на Марию Петровну, которая сидела за столом, потягивая красное вино. В какой-то момент Бочкин не выдержал и, на секунду зажмурившись, решительно шагнул к столу.

- Знаете, любезная Мария Петровна, вы сегодня выглядите просто восхитительно!

Мария Петровна посмотрела на Бочкина и, пожав плечами, сплюнула на пол.

- Чушь несете, Бочкин. Выгляжу как всегда, - сказала она и закурила папиросу.

- Нет-нет, любезная Мария Петровна! Позвольте с вами не согласиться - сегодня вы выглядите как-то по особенному! Как-то торжественнее и прекраснее!

Мария Петровна вторично сплюнула на пол и, с сомнением посмотрев на бокал вина, отодвинула его в сторону.

- Вы, Бочкин, чем трепаться попусту, лучше бы коньяку принесли или водки на худой конец. А то поите каким-то пойлом паршивым, да еще и кислым к тому же.

Бочкин покраснел еще сильнее и тихонько икнул.

- Ах, простите великодушно, любезная Мария Петровна! Я, честно говоря, как-то не ожидал, что вы..., впрочем, что же это я? Я мигом, Мария Петровна! Одну минуточку!

И Бочкин в сильнейшем смущении выскочил из гостиной и бросился на кухню к холодильнику. А через минуту уже вбежал с запотевшей бутылкой водки и маленькой стопочкой в руках, которые торжественно водрузил на стол.

В этот вечер, вернувшись из садика, я был как никогда серьезен, задумчив и сосредоточен. Войдя в свою комнату, молча, я начал собирать свои вещи. К тому моменту, когда в комнату вошла моя мама, багаж был уже почти собран: пластмассовая зеленая лошадь, меч, набор детских кегель, луноход на батарейках и вся коллекция солдатиков. Мама, не понимая, что происходит, спросила, зачем я все это собрал. Я ответил, что ухожу жить к своей няне Оксане. После короткого разговора, мама видимо поняла, в чем дело и начала действовать. Первым делом она начала давить на жалость, сказав, что они с папой буду очень скучать по мне. На что я ответил, что буду приходить к ним в гости. После еще нескольких доводов, мама поняла, что я непреклонен и настроен серьезно и решила нанести удар ниже пояса.
-Ну что же. Раз ты решил, то можешь забирать свои игрушки и уходить. Но только бананы я тебе не отдам, и ты их оставишь дома.
Она подошла к моим вещам и забрала аккуратно свернутые джинсы.
-А как ты хотел? Мы с папой заведем себе другого мальчика и отдадим ему твои бананы. А няня пусть покупает тебе новые.
Это было нечестно, и я не был к этому готов. Я прекрасно понимал, что такие бананы "у нас" не продаются. Мама, почувствовав, что идет в правильном направлении, решила сделать "контрольный выстрел".
-И лошадь тоже заберу.

Она подошла и действительно забрала мою пластмассовую зеленую лошадь.
-А теперь можешь уходить.
Я думал про себя, что черт с ней с лошадью, но бананы! Они же так нравились Оксане. Что я ей скажу? И где она их купит? Я попытался выменять у мамы джинсы на все мои игрушки, но мама стояла на своем и в итоге я сдался.
На следующий день, я шел в садик с ужасным чувством стыда. Я не мог представить, как я посмотрю в глаза своей няне. Ведь она наверняка ждет меня уже с вещами, а я подвел ее и разменял на бананы. Но няня была спокойна, все так же улыбчива, от нее все так же хорошо пахло, и она даже угостила меня кофейной жвачкой.
Через некоторое время, Оксана вышла замуж и больше в садике не появлялась. А вместо нее пришла другая няня: большая, толстая и от нее пахло хлоркой.

- Прикинь, взять, сделать такую веб-камеру, размером с пуговицу и прицепить её какому-нибудь степному волку или медведю.
Ванька распинался перед Василисой так и эдак, пытаясь её что-то объяснить.
- Ну вот смотри. Лепим её волку на ухо, в камере батарейку с запасом лет на пятьдесят и пускай он живёт в природе. Вот мне любопытно, как он там живёт, этот волк степной, когда никто не видит.
Он стыдливо вспомнил о том, чем занимается, когда никто не видит и немного покраснел.
- И он-лайн канал - "Волк степной в природе" - включил, посмотрел, что же он там такого делает... Ну ведь это же интересно!
- Ага! Интересно. А о волке ты подумал? - Василиса, уткнув руки в бока, насупившись смотрела на мужа. Когда дурака несло, ожидать можно было любых событий.
- А что волк? Поизучали бы, всё поняли бы об их жизни, да и отпустили бы. А и не отпустили, что такого? Камера с пуговицу, весит унцию, мешать не станет.
- Ага, а наши делюги чего вытворят? Подумал? Да они же начнут массовые истерики по этому волку. "Волк опять загрыз бедную овечку!", "Серый убийца до сих пор на свободе!", "Нашими деньгами оплачиваются массовые убийства животных".
Василиса нависла над Иваном и тот, опасливо покосившись на сжатый руке ковшик, отодвинулся немного назад.
- А представь, они же полетят в этот лес. Репортёришки эти по сугробам за ним с камерой бегать будут, рискуя своими никчёмными жизнями. Вертолёты, камеры, свет. Да ты хоть представляешь, что это будет? Ни к какому царю я тебя с этим не пущу! Всё!
Иван посмотрел на Василису, потупил взгляд и пробормотал:
- Ну ладно, ну Вась, ну не пойду никуда я, чего ты завелась-то?
- Вот и сиди. - Василиса ушла на двор, хлопнув дверю.
Оставшись один дурак сел на табурет, хлопнул кулаком по ладони, потом подпёр этим кулаком голову и о чём-то задумался. То и дело бормоча что-то себе под нос, он то вскидывался, а то садился обратно и затихал на какое-то время. Внезапно, словно в зад ему вонзилась игла, он вскочил и побежал к зеркалу. Сбросив по пути с себя всю одежду, он начал вертеться у зеркала осматривая себя. Таким его и увидела вернувшаяся Василиса.
- Ах ты шалунишка, - томно начала она, - никак соблазнить меня решил?
- Да я тут подумал, волк же не будет знать, что на нём камера. А вдруг, на меня кто такое прицепил и смотрит сейчас? - выпалил Иван, осёкся, глянул на жену и пошёл прямо на неё. - А... это.. конечно соблазнить, ага.
- Дурак, ты и есть дурак, - только и успела сказать Василиса, перед как Иван подхватил её и потащил до койки.

- Послушай, царица, пришло время открыть тебе тайну.
Галадриель подпрыгнула, чуть не выколов себе шпилькой глаз.
- Кто это?
- Зеркало, естественно. Так вот, пришло время...
- Ты говорящее? - Галадриель убрала шпильку от греха подальше и приложила руку ко лбу - на предмет исключения горячечного бреда.
- Да. Пришло время открыть...
- И давно?
- Что давно?
- Давно говорящее?
- Всегда. Пришло...
- А почему раньше молчало?
- Тогда еще не пришло время открыть...
- Что, Саурон вновь готовится покорить мир?
- Хуже, намного хуже. Время пришло, и я...
- Хоббиты нашли еще одно кольцо?
- ДА ПОМОЛЧИ ТЫ!
Галадриель выпрямилась и убрала руки за спину.
- Так-то лучше. Господи, забыло, что хотело сказать. А. Вот. Пришло время открыть тебе тайну. Ты прекрасна, спору нет. Но царевна всех белее, всех румяней и милее. - Зеркало замолчало, покрывшись рябью от осознания значимости тайны. Галадриель приложила руку к зеркалу. Температура была комнатная, значит - тоже не горячка.
- Ты рехнулось, трюмо? Какая царевна?
- Не знаю. Мое дело - сказать. Вот раньше ты была всех милее, всех румяней и белее. А теперь нет. Теперь - царевна. А уж какая- сама ищи. Тебе разведка на что? Царица ты или кто?
Галадриель оглядела себя в зеркале еще раз, подумала, плюнула на стекло и вытерла о коленку.
- Ну вот. Спасибо. Теперь еще лучше видно. Точно тебе говорю - царевна.
- И что теперь делать?
- А что тут поделаешь? Годы-то идут. Вот тебе сколько лет? Тысяч пять есть? Чего ж ты хотела? Да ты не переживай, ты для своих годов - еще ого-го!

Утро воскресенья началось не так как планировалось. Проще говоря - хреново оно начиналось.

- Ты когда шкафчик поправишь? - ворвался в сонное сознание каверзный вопрос супруги.
- Шкафчик...?- Я медленно входил в реальность после сна эротической направленности.
- Ну да. Который ты обещал перевесить еще накануне войны 1812 года.

Блин, точно. Обещал. Этот вшивый шкафчик на кухне, презрев все устои морали, вытащил из стены шуруп на котором висел и одним боком грохнулся на микроволновку. Я, проявив инженерную смекалку, под этот угол подложил три книжки с рецептами, которые гармонично вписались в кухонный интерьер, чем и придал шкафчику первоначальное положение. Подставка из литературы была крепка и, как казалось, сделана на века. Но супруга сразу возненавидела мою прорывную идею и периодически, в пылу перечисления моих грехов, виртуозно вплетала этот злосчастный шкафчик в свой импульсивный монолог.

Воскресение грозило накрыться этим самым шкафчиком, а причин для переноса ремонта в сонный мозг не приходило.

- Ладно. Сделаю.
Супруга ушла по важным делам, плавать в бассейн, а я сумрачно уставился на злобную конструкцию из дерева.

- Ну, что, сволочь поганая? Добился своего?

Шкаф многозначительно молчал глядя на меня перекошенным боком.

Как-то пришлось мне попасть в больницу на обследование. В палате народ подобрался спокойный, можно было и о политике поговорить и литературу покритиковать - на все находились собеседники и слушатели. Днем многие интеллигентно располагались с книжками и журналами, седовласые бабульки умиротворенно вязали. Тихие голоса: "благодарю", "пожалуйста",
"позвольте"...
- Здрахуйте! - вдруг раздалось от двери, и мы все подпрыгнули на своих
местах. По узкому проходу между кроватями неспешно продвигалась
немолодая уже, представительная женщина. Так в нашей санаторной жизни
появилась Нина Ивановна.
Если мат называют вторым русским, то для моей новой соседки это слабо сказано. Мат был ее существом, сутью, частью физиологии. Языковой центр располагались у нее, по-видимому, в области гениталий, откуда, перемноженная на могучий темперамент и шла совершенно особая лексика.
При этом она не пила, проработала всю жизнь мастером на фабрике и имела семью.
Человеком моя соседка была энергичным и деятельным: так однажды она обнаружила на мужской половине молоденького парализованного парнишку, без ухода догнивающего в отдельной палате.

Привычно составляя новые слова из двух известных существительных и одного глагола, она полдня несчастного отмывала, меняла простыни и смазывала пролежни. Голос ее гремел на всю больницу так, что раскормленные медсестрички виновато поджимались Родственники посещали ее исправно, о своей дочери Нина Ивановна мне сказала как-то с нежностью: "Одна она у меня, как в жопе дырочка! "
В отношениях с мужем все было жар и пламень: однажды бывшая швея-мотористка вернулась в палату заплаканная, долго крепилась, а потом горячо мне зашептала: "Я ему говорю, ты почему со мной не е&&шься? А он мне, а ты почему со мной не е&&шься? "