Нас было четверо - я, братик и две сестрички. Маленькие пушистые комочки, мы копошились у мамы под пузом, пытаясь найти сосок, либо спали. Мир ограничивался стенами коробки. Интереснее стало, когда мы научились стоять на лапах и ходить. Большая добрая женщина высаживала нас из коробки, и мы изучали окружающую действительность. Сейчас я понимаю, что это была комната с большой кроватью, застеленной пледом. Тогда я этого не понимал, но мне нравилось, когда женщина сажала нас на кровать. Плед был мягким и очень приятным. До сих пор помню ощущение, которое возникало, когда я ступал по нему лапками. У моих хозяев такого нет. У них все гладкое и блестящее. Хозяйка называет это шелком, кожей и евроремонтом. Мама была красивая. Белоснежная, с шикарным хвостом и кисточками на ушах. Ещё был папа. Вальяжный, гордый кот. Иногда он даже уделял нам внимание. Сейчас, когда к хозяевам приходят гости и начинают восхищаться мной, хозяйка говорит, что я пошел в отца - чемпиона с вагоном медалей. Видимо, это означает что-то очень хорошее.
Меня забрали первым. Я помню, как первый раз увидел хозяев. Зазвенел звонок и мои братик с сестричками, испугавшись громкого звука, кинулись прятаться. Большая женщина, у которой мы жили, пошла к входной двери. Я остался наблюдать за развитием событий. Женщина открыла дверь и впустила гостей. Молодая пара. Миловидная блондинка и улыбчивый мужчина. Были приветствия и обмен какими-то вежливостями, как это принято у людей. И тут блондинка увидела меня. Подбежала, подхватила на руки и запричитала что-то нежное. У людей вообще принято умиляться котятам - своим, собачьим, кошачьим. Мне это понравилось. Я замурлыкал.

-Оооой, он даже мурлыкать умеет! Или это она? Я хочу этого котёнка! - Заявила блондинка, обращаясь к мужу и большой женщине.
-Может, все же посмотрите остальных?- Улыбнулась женщина.
-Нет, мне нравится этот! - Тон стал капризным.
-Дорогая, давай посмотрим остальных. - Голос у мужчины был приятным и действовал успокаивающе.
-Давай, но только просто посмотрим, потому что я уже выбрала этого! - Блондинка прижала меня к груди.

Дима Гордеев, замредактора газеты "Гордость Придвинья" сидел в летнем сортире тракториста Сени и мучился диареей, в простонаречии, банальным поносом. Сей недуг был вызван жестоким похмельем после вчерашнего "корпоратива" в честь дня рождения главного редактора Ильича, прозванного жителями райцентра Двинск Вождем за полное совпадение имени-отчества с Лениным. Пили самогон от тети Фроси, тещи главреда. Закусывали салом от хряка Маркеса, названного Ильичом в память о великом писателе, чьи "Сто лет одиночества" Ильич часто перечитывал.
Дима Гордеев вообще хотел отлежаться, но Ильич взял отпуск, и пришлось отдуваться за всех. Гордеев прибыл к трактористу Сене писать о рождении седьмого по счету отпрыска тракториста и скотницы. Скотнице обещали вручить орден матери-героини, и в райцентр приехала какая-то шишка из области, которая вместе с Димой тупо смотрела на хату-развалюшку, в которой ютились тракторята, и вздыхала. Сеня и его жена почти постоянно находились под градусом, поэтому не всегда понимали, что, вернее кого, творят в очередной раз, и к детям своим относились как к сорнякам, что росли на огороде: есть и ладно, абы не мешали жрать самогон и трахаться. Дима мучительно соображал, как из этого сделать красивую статью о демографическом росте, и привезли ли в сельпо свежее пиво.

Рука Димы потянулась за туалетной бумагой, но наткнулась лишь на клочки газеты, в которой он был великим начальством. Дима повертел в руках обрывок с собственной статьей о ремонте школы в деревне Париж (да, была такая пафосная деревенька неподалеку, куда некоторые алкаши из Двинска бегали на танцы и мордобитие), подумал:
"Да уж, этим творчеством только жопу и вытирать", и тоскливо завершил акт очищения желудка от продуктов самогонного распада.
На душе было гадко. О такой ли карьере он мечтал на пятом курсе журфака? Работал два года внештатником в одном столичном журнале, думал, возьмут. Не взяли. Отправили в Двинск писать убогие совковые опусы о подъеме сельского хозяйства. Мечтал снова - вот пройдет два года, вернусь в столицу в журнал. Два года прошли - Ильич предложил место заместителя. Прежний от цирроза тихо умер.
- Тебе в твоей столице хрен такое предложат, - сказал Ильич веско, - а со временем до моего кресла дорастешь, - сооблазнял, - тогда и о серьезном месте подумать можно.

В сад сегодня за ребенком ехал, посадская электричка, народу чуть-чуть совсем, напротив сидит краля.
Клёвая! (Посадские девки вообще породистые. С пропеллером правда чаще всего, но это близость к богу видно сказывается. Лавра там, монаси туда-сюда, и прочее.)

Ну, сидим, я рассматриваю её в упор не мигая так поглядываю на неё украдкой, и тут она достаёт из сумки пакет.
Ой, дальше смотрите. Достаёт из сумки мешок такой, доверху набитый грецкими орехами. Нечищенными. То есть нелущёными. Килограмма полтора там может этих орехов, или два.
Развязывает мешок, достаёт орех, и - хоп так в рот!
Если бы было куда упасть, я бы упал. Точно говорю.
Нет, ну вы возьмите орех, зажмите его коренными зубами, и поглядите на себя в зеркало. Главное что б рядом никого не было. Нравится?
Я от страха зажмурился, голову в плечи втянул, слышу напротив - хрясь блять!
Орех в одну сторону, зубы в другую...

Шучу. Открыл глаза, она сидит как ни в чем ни бывало, и из ладошки ништяки выковыривает. Белка блять посадская.
Покушала, скорлупки с ладошки аккуратно в сумку стряхнула, и новый орех достает.
И тянет его в рот.
Я хотел уже в другой вагон уйти, потом не выдержал, говорю.
- Девушка! Ну что ж вы делаете-то? Вы же так все зубы себе испортите! Давайте хоть я вам помогу.

И беру у неё мешок этот, достаю два ореха, и в ладонь. Ну, вы знаете. Хрусть, и готово.
Она
- Ой, ну что вы...
А сама уже пакетик пустой откуда-то достала, и подставляет. Что бы я значит чищенные орехи ей туда складывал.

Был у меня Агроменный доберман Гаврюша (теленочка из "Простовкашино" помните - где-то рядом). Я его иногда называла "Махина на ножках" или "скамейка", т.к. издалека в темноте, когда он отворачивал морду в сторону, его легко можно было спутать с лавочкой.
Судите сами. Холка (рост без его головы и шеи) - 70 см, а с ними (+ ~ 40 см). Киль (обхват грудины), мне даже стыдно признаваться, что больше чем у меня - 102 см. Да и весил он больше моих 56-ти на все 20 кг, т.е. 76 кило.
А лапы, под этой тушей, как и положено у доберманов тоненькие-тоненькие. Ну? Чем не "лавочка"?
Описываю экстерьер не просто так. Этот случай напомнился историей из лучших прошлых лет про дога Графа, когда он "крышевал" приютённого щеночка.
Мой Гаврик пошел куда дальше. А фигли там мелочиться?
Одно время он оказывал услугу по охране абсолютно всем нуждающимся в этом сервисе МЕЛКИМ собачонкам, независимо от их пола, породы и возраста. Я так думаю, что в прошлой жизни он был (как минимум) элитным охранником для детей.
Смею заметить, что при нападении на него или явной агрессии больших (крупных) и взрослых кобелей вел он себя весьма не интеллигентно. Рвал он их не по-божески, и не по-детцки, независимо от породы. И плевать он хотел, (а может просто и не знал), что являлся собакой охранной, а не бойцовской, и фигачил нападавших - мама не горюй. А потом, когда я мазала его йодом и зеленкой, или везла заштопывать раны к врачу, то смотрел на меня умильным взглядом, типа, А ЧО Я??? Он первый начал!
А мелких собачек не трогал. Табу для него это было. А может и жизненное собачье кредо.
Уж они его и кусали-щипали, и гавкали-тявкали, и делали выпады-нападения, и ...
Ему было все по барабану. Рыкнет так незлобливо через плечо, и дальше идет. Флегма, одним словом.
А "крышевание" началось вот как.

Рыжая тварь, появляющаяся из ниоткуда и пропадающая в никуда. Его было трудно назвать "заставским" - где он жил, никто не знал. Был он вечно угрюм, нагл до безобразия, и даже казалось, что срать ему на службу. Но служил исправно. Михалыч - так назвали его, когда меня, молодого капрала, представляли этому коту.
- Пойдёшь в дежурку, он тебе поможет, - ухмылялись деды.
Дедовщина в ПВ локальна. Если ты не идиот, тебя никто не тронет. В моём случае было ещё лучше: узнав, какую учебку я закончил, деды крестились, шептали "не дай Бог" и расслабили мне ремень - отмучился.

Действительно, Михалыч дело своё знал. Он помнил все смены нарядов, и уснувший дежурный будился им "на раз". Сначала он забирался на колени и мурлыкал. Потом подымал вой. И, как крайняя вера - царапал.
Интерес его был меркантилен- то ещё подонок. Наряды делились с ним своим дополнительным пайком. На тот момент это было существенно - кружка чая или кофе, пятьдесят грамм хлеба, тридцать грамм масла, двадцать грамм сахара и сто грамм мяса либо копчёностей. Я любил тушёнку (когда сам ходил в ночные наряды), но в основном давали копчености - сырокопчёную колбасу марки "сервелат". Кажется, ещё пару месяцев назад я бы продал Родину за батончик сервелата, который я на гражданке видел только в продуктовых наборах. Да чего бы я не продал за любую жрачку в учебке! Наголодался.

Кот был щепетильный. Он тоже не любил сервелат. Но ел, ибо больше ничего ему не давали. Ел с видимым отвращением, как бы говоря "ну и мудаки". Я давал ему кусок колбасы со словами "Жри, сиротка", и он послушно ел. С тушняком я его обламывал. Михалыч злился, глаза его из жёлтых превращались в зелёные.
- На погранца похож стал, - комментировал я.

Все началось с того, что Марат, водитель нашей кареты "Скорой помощи" припёр на работу арбуз.
Не, я согласен с мнением всего персонала станции - сука он, Марат. Подкозлил всем - однозначно.
Но обо всем по порядку.
Утро. Точнее второй завтрак, то есть 10 часов утра. До этого три вызова, мелочевка - давление, давление и ангина.
Приезжаем на базу. Машина в стойло, а сами решили перекусить.
Уселись, значит. Подаставали всякого из сумок, диспетчер припёрся, сгоношили стол и стали есть.
Водители, обычно, от медперсонала отдельно едят. Забьются в гараж и едят там. Там же спят (если есть возможность).
Мы, значит, пожрать успели нормально, приступили к чаю и тут вваливается Марат и тащит, сука, арбуз.
- Вот, мол, блядь, вам от нашего стола.
Короче, арбуз холодненький, на улице жара.
Сожрали мы этот арбуз и тут началось.
Три выезда в "степя" (обслуживали несколько сел).
Хуярим и тут начинается говнотреш.
Первой припёрло Светку, врач общей практики. Бабе 30, не замужем. В машине два мужика. Короче крепилась она долго, но все же не выдержала:
- Марат, притормози
Марат, тот еще долбоеб:
- Зачем, Светлана Евгеньевна?
- Затем - шипит Светка сквозь зубы - Останови!
Теперь представьте картину.
Степь астраханская, трасса, на трассе прижавшись к обочине, стоит "Скорая" с включенной люстрой, а чуть поодаль сидит и натуральным образом серет врач!
Короче, пиздец.

Раз в году, сисадмин Андрей отрывался от своего прокуренного монитора и выходил на улицу к людям, чтобы для начала вытащить пачку денег из банкомата с простеньким дисплеем и слабенькой операционкой.
Следующим пунктом Андрюхиного квеста было турагенство.
Там в обмен на деньги ему давали путевку, а уже путевка менялась на недельное лежание в турецкой гостинице с вай-фаем и видом на Средиземное море. Вот такой нехитрый ежегодный план.
Эх, если бы вай-фай добивал до самого моря, то можно было бы даже искупаться...

Итак, сисадмин звякнул дверным колокольчиком и вошел в маленький холл турбюро, где в радостном предвкушении своей очереди листали проспекты десяток посетителей с маленькими посетителятами.
Андрей присел на холодный диван и только тогда заметил бледнокожую девушку сидящую в углу за столом. Она что-то печатала на компьютере, шевеля при этом губами.
А ниче такая - подумал Андрей, можно попробовать "поклеить", пока очередь не подошла.

- Девушка, у Вас неправильно системник стоит, перегревается небось.
Девушка на секунду глянула на компьютерного ловеласа и тихо-тихо ответила, так тихо, что даже Андрей не услышал:
- Ничего, спасибо...

Ответ явно не подразумевал никакого продолжения. Интрижка не клеилась. Да и хрен с ней, зато впереди Турция, загорелые девчонки и целое море вай-фая...

Парня позвали в кабинет и уже через полчаса он бегал по магазинам в поисках плавок, сумки для ноута и малюсенького замочка для чемодана.

Рассказ о том, как я пообщался с Иеговистами.
Как-то сижу дома один, вдруг звонок в дверь. Открываю, там два сударя в деловых костюмах и с дипломатами в руках. Один из них говорит:
- У вас есть время поговорить об истинной вере?

Мне стало интересно, свидетелей Иеговы и им подобных я на тот момент не встречал. Отвечаю:
- Да, конечно.

Мужик сразу обрадовался и начал доставать библию. А я спрашиваю:
-Скажите, а вы староземельные креационисты или младоземельные?

Иеговист посмотрел на меня ошалелыми глазами, потом на напарника. Через минуту его отпустило и он неуверенно:
- Простите, что?
- По-вашему земле 10 000 лет или все же миллионы?
- Эммм, пожалуй, больше 10 000.
- Ну, хорошо тогда... А вы эволюцию признаете?
- Вообще-то мы считаем, что все создал бог.
- А как же останки динозавров?
- А что с ними?
- Вы верите, что это кости древних рептилий.
- Эммм, да, они погибли из-за безответственности человека.
- А как на счет того, что люди появились позже...?
- Ну, я не уверен на самом деле... Возможно, ученые заблуждаются...

Тут я понял, что я могу ставить мужика в ступор бесконечно долго, поэтому сказал, чтобы он рассказал, с чем они пришли. Иеговист сразу обрадовался и начал мне рассказывать, что если я вчитаюсь в библию, то пойму. что в ней истина. а еще мне доказывали, что рай это место на Земле. Слушал я не очень внимательно, но когда он начал говорить о всемогуществе бога, то я спросил:

Вечер дня получки и аванса Иван Ильич проводил не абы-как, а как настоящий технарь, по давно установившейся и строго регламентированной процедуре.
После работы заходил в недорогое заведение со скромным названием "Алые паруса", и не спеша, в три приема, выпивал сто пятьдесят граммов коньяку.
Лимон не брал принципиально - не уважал. Закусывал обычно принесенной горстью сырого миндаля или жареного фундука. Любил он эти орешки, да и полезно, говорят. Поэтому каждое воскресенье покупал их на рынке у одной и той же миловидной узбечки.
Работа Ивана Ильича требовала внимательности и полной самоотдачи, поэтому иногда можно, да и нужно было позволить себе расслабиться.
Работал Иван Ильич в опытном авиационном КБ начальником отдела механизации крыла. Пришел он в КБ сразу после института и в этом году отпраздновал двадцатипятилетие в уже ставших родными рабочих стенах.
Пережив разруху, хаос и дерибан девяностых, КБ, как ни странно, выстояло, в последние годы даже поднялось, но проблем хватало.
Очень медленно, не так как раньше и как хотелось бы, шла разработка документации и изготовление опытных образцов новой техники. В девяностых было очень туго с финансированием, непонятно, как и выжили. Сейчас возникла новая проблема - самых толковых молодых ребят сманивал Боинг.
Зарплата, стажировка в Штатах, перспектива роста. Хорошо сейчас, вон пишут - в самих Штатах скандал возник, с этим связанный, может, перекроют ручеек-то?
Допив коньяк, Иван Ильич покидал заведение и ехал домой. Но домой шел не сразу, а в предвкушении заходил в маркет возле своего дома.
В маркете, в котором Иван Ильич бывал через день, в угловом закутку перед кассами располагалось два маленьких отдельчика. В одном продавали карточки пополнения счета для мобилок, батарейки и прочую ерунду. В другом - серебрянные украшения.
Иван Ильич был хоть и нечастым, но клиентом первого отдела. Изредка покупал то карточки, то батарейки. Продавщицами в отделах были молоденькие девчонки.
Девчонка - продавщица в "его" отделе со временем запомнила Ивана Ильича и каждый раз приветливо встречала его, будто даже радуясь его приходу.
А надо сказать, что внешность Иван Ильич имел весьма презентабельную.
Представительный, выше среднего роста, даже без намека на "пивной" живот, с хорошо сохранившейся шевелюрой, правда, с уже посеребренными висками.
Но главное, что делало Ивана Ильича крайне интересным мужчиной в глазах женщин - был он очень похож на артиста Тихонова. На работе за ним давно закрепилось неофициальное прозвище - Штирлиц. Внешне Иван Ильич ничем это не выказывал, но в душе такая похожесть ему льстила.

Я - собака. Мне 8 лет.
У каждой собаки должны быть мама и папа. Я знал это с самого рождения. Поэтому всегда их ждал.
Я родился там, где живет много собак. Все они - таксы. И я - такса. Когда я был еще щенком, меня, вместе с моими братьями и сестрами поселили к другим щенкам. И там я начал кушать другую еду, не молоко, как раньше, а творог и мясо с перловкой. И тогда я начал постоянно хотеть есть, потому что, когда приносили мясную кашу или творог, приходилось скорее бежать и отпихивать от миски других щенков, чтобы успеть схватить хотя бы кусочек. Я всегда успевал, но всё равно хотел есть. А один щенок никогда не успевал. Его почему-то оттесняли от миски, он падал и отползал в уголок. Тогда приходила женщина и забирала его куда-то, а когда приносила, он был сыт и сразу ложился и засыпал. В этой постоянной борьбе я всегда боялся, что мне не хватит еды.

Мне казалось, что там, откуда приходит женщина, еды много и за нее не нужно драться.
А иногда женщина приходила и говорила мальчику, который за нами ухаживал: "Хотят кобелька черненького посмотреть. Давай этого и... этого". Щенков уносили, и обратно возвращали только одного.
Я чувствовал, что того, который не вернулся, забирали мама и папа. Поэтому и я ждал, когда меня заберут, и там я никогда не буду хотеть кушать и драться около миски.
Однажды женщина пришла и сказала: "Приехали смотреть рыженького мальчика. Рыжий - один. Давай его сюда. Все равно пора отдавать. Ему полтора месяца уже. Потом труднее будет отдать".
Она взяла меня на руки, а я затаил дыхание и почему-то испугался. Я вдруг подумал, что она не знает моих маму и папу и отдаст меня совершенно другим людям.
Сердце от страха почти остановилось. Но когда меня вынесли и я увидел, я понял ЭТО - ОНИ!
Мама сидела на стуле, а папа стоял рядом. Я бросился к ним сразу, с радостным визгом, потому что не мог поверить своему счастью. Я узнал их, моих маму и папу! Мама взяла меня на руки, и я понял, что она тоже меня узнала. Она улыбалась и показывала папе, что я помещаюсь у нее на ладони. А папа робко гладил меня по голове и тоже улыбался. Наверное, он был рад за маму и за меня. Потом папа разговаривал с женщиной, а мама держала меня на руках, и мне было тепло и уютно, но я все равно хотел кушать.
Потом мы сели в машину, я прижался к маме, а папа почесал меня за ушком и сказал: "Едем домой" и мы поехали.

1.

Костя Семушкин ехал в трамвае и думал про пизду. Он привычно думал так каждое утро и про себя называл эту поездку на работу "пропиздон". Про пизду думалось легко, не надо было напрягаться и что-либо вспоминать - все вспоминалось само собой, складывалось в картинки и разные интересные вопросы. Семушкину нравилось рассматривать женщин в трамвае и думать о том, ебали ли их сегодня ночью, а если ебали, то - как. Женщины с утра были все больше напряженно-мрачные и Костя обычно ставил диагноз, что не ебали.

Последнее время Костю интересовал вопрос, который пришел к нему из интернета - вопрос о бритой и волосатой пизде. Мода на бритую пизду, захлестнувшая весь мир, интересовала Семушкина с точки зрения практической реализации. Как и любому мужику, Семушкину приходилось в жизни бриться и он знал, что дело это хлопотное, отнимает время, не всегда - особенно с похмелья - вообще хочется бриться. Но это все-таки бритье, так сказать, лица - места, которое доступно и видно в зеркале. Пизду же не очень видно, особенно если у женщины животик. Семушкин представил себе, что ему надо каждый день брить себе яйца и ему это не понравилось.

С другой стороны, Семушкин знал, что уж раз начал бриться, то волос прет с годами все крепче и надо либо бросать совсем и отпускать волосатость, либо бриться каждый день. Потому что щетина. На лице у Кости щетина - еще ладно, а вот у девушки, понимаешь, щетина на пизде - это облом. Костя как-то раз ткнулся в такую и ощущение было - как будто он выебал проволочную щетку.

Костя был уже не молод - заканчивался четвертый десяток - и курс молодого бойца проходил еще при старом режиме, когда порнухи не было и многое приходилось поначалу додумывать самому. С блядями Семушкин старался не вязаться - был брезглив и боялся болезни, а вот девушки с репутацией приличных обычно были озабочены тем, чтобы их блядями не считали. Потому что с какой-то попытки все же рассчитывали выйти замуж. Быть целкой в те легендарные времена было не зазорно, до определенного возраста даже почетно и сильно прибавляло шансов при попытке замужества. В более зрелом возрасте, когда уже понятно, что девица пользованная, - ей надо было изо всех сил показывать, что ее не ебет кто и когда попало, что она ждет любимого нетронутой, а то, что пломба у нее сорвана - так это след трагически оборвавшейся любви, а не результат блядства.

В 1993 году я вернулся из армии, отслужив положенные два года. Устав за это время от казарменных порядков и сугубо мужского коллектива, я, соскучившись по женской ласке, стал искать себе "единственную и неповторимую". И вот - свершилось! В одном уютном кафе я познакомился с милой восемнадцатилетней девушкой Катей. Стройная, красивая и очень приятная в общении она сразу растопила лед в моем грубом мужском сердце, и что самое прекрасное - я чувствовал ее взаимный интерес к моей скромной персоне. В тот день я проводил ее до дому, долго с ней прощался, и даже чмокнул в щечку, прежде чем за ней закрылась дверь подъезда. Домой я летел как на крыльях, а моя рука сладостно сжимала в кармане бумажку с записанным номером телефона. Ее телефона!
На следующий день, я, полный радужных надежд на скорую встречу звоню ей, но после того, как мы с ней поздоровались, вдруг слышу:
- Ой, Сережа, извини, пожалуйста, позвони мне вечером, я сейчас тороплюсь очень! На аборт опаздываю!
Словно боксер, пропустивший нокаутирующий удар, я просто лишился дара речи. Ну и Катя! Вот тебе и скромница - красавица! На аборты ходит так просто, как я в булочную! В сердцах бросив телефонную трубку, я побежал заливать свое горе спиртным. Делал я это и два последующих дня, рассказывая случайным собутыльникам о том, как несовершенен этот мир, и как легко ошибиться в людях. Но вот на третий день в моей квартире раздается телефонный звонок. Снимаю трубку - Катя!

Когда достигаешь цели, понимаешь, что путь и был целью. Поль Валери

Дрожащими пальцами всаживаю патрон за патроном в обойму, каждую секунду выглядывая из-за перевернутой ванны, служащей мне слабым, но все же, укрытием.
Обойма полна - в карман разгрузки.
Пальцы разрывают бумагу пачки патронов, звеня, они рассыпаются.
Черт! Я начинаю торопливо их подбирать и засовывать в накладной карман штанов.
- Четвертый, твою мать! Тебя где черти носят?! - оживает рация
- Я в доках - почти шепотом отвечаю я, нажав на тангетку - Я уже один.
- Какого болта ты там делаешь? - рычит рация голосом начштаба
- Загнали меня сюда, падлы. Парни все полегли - отвечаю я, продолжая набивать следующую обойму
- Справишься? - отвлекает опять меня рация
- Не знаю, но посылать сюда кого-либо безумие - я смотрю на свою ладонь
Пальцы дрожат, нервно поддергиваясь.
- Слышишь, Пашка? Не присылай сюда ни кого! Это бесполезно, их слишком много.
Рация молчит секунд тридцать, но потом оживает вновь:
- Леха, как хочешь, но мы тебя будем ждать на базе.
- Ставь чайник, милочка - мой голос дрожит - Скоро буду!
- Удачи, брат. Отбой.
Я добиваю обойму и сую в разгрузку. Итого четыре обоймы по шестьдесят четыре патрона в каждой. Хорошая и тихая машинка "Бизон".
Глубокий вздох, как перед прыжком в воду.
Быстрый взгляд из-за края ванны.
По асфальту ветер тащит пакеты, обрывки газет и прочий мусор. Горизонт чист.
Ноги пружинят, и я срываюсь с места. Моя цель и спасение, огромный ангар.
Триста метров по прямой и открытой, простреливаемой местности.

Не знаю, что меня дернуло взять трубку на этот раз, да еще и ответить "Хорошо, давай встретимся". Последние четыре года на звонки от этого абонента ответ получался примерно одинаковым по своей сути и степени лживости: "Ой, это ты! Да, я тоже соскучилась! Обязательно надо встретиться. Но сейчас не могу. И завтра не могу. Давай я тебе сама перезвоню. Все, рада была услышать". Не соскучилась, есть когда, не рада была.

С Ангелиной мы были коллегами лет пять назад. Тогда же и общались. Она ненавидела, когда ее называли Геля. "Либо полным именем, либо Ангел". Поэтому я называла ее Пух. Производное от "Пушок" заядлую кошатницу радовало.

Постепенно эта псевдодружба от меня отвалилась по ряду причин. Пух звонила мне с периодичностью раз в три-четыре месяца. Но всегда слышала вышеприведенную ложь. И тут я согласилась. Мы пошли "гулять".

- Ты че в кедах-то пришла?!

- Мы же гулять пошли. А гулять - это ходить.
- Дурочка, гулять - это посидеть, пивка дернуть, попиздеть. /смеется/
- И куда ты планируешь "гулять"?

Ангелина пришла в узких джинсах, топике с кошечками и стразиками, поверх которого покоилась толстовка с кошечками и стразиками. На шее висела бижутериальная кошечка. Со стразиками... Волосы по-прежнему выкрашены в пергидрольно-белый. Глаза обведены по кругу черным карандашом.
Я рядом в милитари кепке и хаки-куртке смотрелась как ее мини-буч.

Пошли "гулять" в кофейню. Выбор был осуществлен по принципу "Смотри, какие тачки клевые запаркованы, там что-то интересное".

Как и подразумевалось, "интересным" оказались какие-то толстые дядьки, мажорные парни с длинными челками, утонченные одинокие мужчины с ищущим взглядом. Администратор отыскала для нас последний свободный столик в центре этого праздника.

Одной далекой-далекой африканской стране правительство в очередной раз сменилось. Ничего необычного, но в этот раз к власти пришла хунта павианов. Новый дерьмокретинический режим Республики Бабуйня опирался на дружбу с одним из своих потомков. Потомок уже успел выбиться в люди и был президентов одной большой и щедрой страны. Наследная принцесса Арина осталась у власти, но под домашним арестом, на мужской половине дворца. Но мы не про политику.

Вождь краснозадых Анималис, крутанулся на шесте для стриптиза, спизженом революционерами из разгромленного салона с блекджеком и шлюхами. Он спрыгнул прямо на трон, выломаный ранее из салона подаренного союзниками джипа, и посмотрел на подданых. "Дохуя." - Анималис поправил галстук-бабочку на голое тело, почесал мудя: "Дохуя людей!". Анималис поймал и раздавил на себе блоху и начал:
- Мы положили конец аппартеиду людей!
- У-у-у! Ых-ых-ых а-а-а! - поддержали его соратники-революционеры.
- Да! Мы с вами одной крови! - кричали либерастически настроенные бледные люди.

Вождь дождался пока крики стихли.
- Мы докажем, что павианы и другие звери не хуже людей! Мы имеем право быть красивыми! Красота и не ибет! - огласил он революционный лозунг.
- У-у-у! Ых-ых-ых а-а-а! Заебись! - у соратников не было возражений. Быть красивым нравилось всем вне зависимости от пола и вида. И не только приматам.
- Чтобы поддержать демократию и выбрать нового министра культуры, мы должны провести охуительный конкурс красоты. - закончил Анималис и поправил галстук-бабочку. Хуй почесать он забыл - Да, и ещё. Самый красивый станет министром!
- Все желающие - два шага вперед! - привычно скомандовал военный советник, которому на самом деле и принадлежала власть в Бабуйне.
- Да, да это я придумал! - раскланивался Анималис.
- Ураа! Я первая, первая! - бросилась секретарь посольства той самой большой дружественной страны. И тут же разделась до купальника.
- Опа. - Анималис обалдело почесал затылок и красную жопу левой задней и правой передней лапами. Участие людей явно не входило его планы. Но планирование никогда не было сильной стороной вождя.

Работаю нейрохирургом. Как-то вызвал меня главврач и попросил прооперировать его крестника (или племянника, не важно). У парня был дефект свода черепа, после трепанации осталось в черепе отверстие, попросту дырка. В таких случаях делается простая операция и дефект закрывается титановой сеткой. Парень был согласен на вмешательство, но просил отсрочить на месяц. Узнав как его зовут (пусть будет Леша), я дал ему визитку, сказал: "Как созреешь - позвони".
Через месяц попадаю я в ДТП. В бок, не сильно, меня ударил таксист. Он виноват и не отрицал этого. Я очень спешил, опаздывать не мог, а ждать ГАИ долго. Мне было проще самому заплатить за ремонт, чем оставаться. Я предложил таксисту: "Поверю тебе, вот визитка, завтра позвони, скажи на какую СТО приехать, оплати ремонт и больше мне от тебя ничего не нужно". Таксиста звали тоже Леша.
На следующий день раздается звонок. Звонил пациент Леша, про которого я уже основательно забыл, а звонка таксиста ждал. И у нас получается такой разговор:
- Добрый день! Это Леша, я насчет заделать дырку.

Часть I.

Многих из "героев", о которых будет рассказано ниже, я знал лично. О других поведали их родственники, друзья, врачи. "Герои" эти - мертвы. Их убили наркотики. Опий, героин, дезоморфин, и ещё десятки видов отравы. Кто-то из них прожил после первого укола, затяжки или дорожки несколько длинных, страшных лет. С мучительными ломками, краткосрочными ремиссиями, с пустыми обещаниями отказаться от наркоты. Но большинство сгорели за 2-3 года. От передозировки, от заражения крови, от ВИЧа и гепатита. Помню тех, кто покончил с собой. Или был убит. Практически все из них имели проблемы с законом. Но есть и те, кого тюрьма и зона спасла. Но их единицы.

Я не стану называть фамилии. Только прозвища. Или как говорят "реальные пацанчики" погоняла, (терпеть не могу блатную романтику и другие "шансоны).

Это про наш город. Про Березники. Маленький, провинциальный городок на Каме. Кто-то узнает своих знакомых. Другие скажут, что "туда им дорога". Может последние и правы, но эти "герои" были чьими-то детьми. Можно слыть жестоким по отношению к наркоманам, если проблема где-то там, далеко. И призывать садить их на кол, сжигать в газвагенах, стрелять без суда и следствия. Ну, а если это ваш сын или ваша дочь? Как вы поступите?

1.Фёдор.
Высокий, красивый брюнет. Любимец одноклассниц и молоденьких соседок по дому. Спортсмен.
В 18 лет он устроился летом в детский оздоровительный лагерь. Вожатым. Ребятишки полюбили "дядю Федю". Они весь день не отходили от него: футбол, прятки, пайки и другие игры с утра до ночи.
Однажды в лагерь, на дискотеку пришли местные из посёлка. Затеяли драку. Так Фёдор, дрался один против всех. Пока не подоспела подмога.
В 19 лет он первый раз укололся. Старшие друзья научились варить мак. И пошло поехало. Опий, героин, и анаша каждый день. Завязывал с наркотиками несколько раз. Но срывался. В 25 лет женился. Не кололся несколько лет. Но после развода опять покатился по наклонной. За грабёж 5 лет отмотал в колонии. Освободившись, быстро подсел на систему.

Самое начало 90-х.
Карина - толстая веселая армянка на тонюсеньких каблучках, всегда была желанной гостьей нашей общаги. Она постоянно вносила апельсиново-клубнично-шоколадные оттенки в наш черно-белый студенческий ужин. Черно-белый, потому что белые макароны в черной кастрюле. Но любили мы ее не только за это, хотя за всех говорить не стану.
Итак, Карина - дочь богатых родителей, вполне была уверена, что этого качества ей хватит на всю ее долгую и счастливую жизнь.
Папа снял дочке трешку на Васильевском острове, но Карина частенько от скуки приезжала в общагу потыкать шпильками наш старый стертый линолеум.
Вся ее Питерская жизнь заключалась в том, чтобы проснуться от полуденного пушечного залпа, поймать такси, приехать в очередной Апраксин двор, растянуть краешек глаза, чтобы точнее сосчитать количество нулей на ценнике, вручить продавцу тяжелую пачку обесцененных денег и стать владелицей очередного шелкового топика.
Ах да, еще Карина любила учиться и подходила к этому делу со всей возможной ответственностью. В конце-концов, папа именно за этим отправил дочку в Питер и каждый месяц из Еревана присылал ей по четыреста стипендий.

Никто и никогда не видел Карину на лекциях, спать удобнее дома.
Ее учеба начиналась и заканчивалась только во время сессии.
К каждому преподавателю был свой подход. Одному ящик фальшивого армянского коньяка, другому - целую сумку дорогих продуктов, а кому-то хватало и скучной книжки по искусству.
Проще всего было платить деньгами, но в те времена не все еще брали...
Так Карина медленно, но верно и продвигалась к своей цели - красному как Феррари диплому.
За всеми этими заботами незаметно подкрался пятый курс.
Курс засел за написание дипломных работ.
"Ботаники" потянулись в библиотеки, а все прочие потянулись к бывалым аспирантам, чтобы те долларов за 100-120 накропали бы в лучшем виде.
Работа закипела и только для Карины, библиотека - сразу нет, нехрен там делать, там даже поржать не с кем. Аспиранты, тоже не уровень, она как всегда поступила по-своему и скромно постучалась в кабинет завкафедрой.
Вошла:
- Здрасьте Борис Иваныч. Я бы хотела с Вами посоветоваться по поводу диплома.
- Вы до сих пор не можете выбрать тему? Советую взять шумеров. Очень благодатная тема, только ее почему-то все опасаются.
- Да мне все равно какая тема, главное, чтобы был красный диплом. Признаюсь Вам откровенно - после института я выхожу замуж за сына друзей моего отца. Очень солидные и порядочные люди, так вот они поставили условие, чтобы обязательно у невесты был красный диплом, мол, если не красный, то невеста пять лет непонятно чем... ну Вы понимаете.

Зимой то ли 1988, то ли 1989 мне на работу позвонил мой приятель Ярик. Попросил встретить его на вокзале, помочь с багажом. Последние два года он работал на Северах в какой-то нефтяной провинции, которая в то время активно осваивалась. В Москве он бывал два-три раза в год по неделе, но успевали мы за эти визиты выпить и накуролесить столько, что Голливуду не на один сезон сериалов типа "Мальчишник в Вегасе" могло хватить. Положенный ему какими-то ведомственными нормами северный срок он уже отработал, поэтому возвращался в Москву, к месту так сказать постоянной прописки.

Шёл снег, Москва еле ползла, к поезду я немного опоздал. Ярик ждал меня на перроне, с двумя огромными коробками и разнокалиберными сумками. Слегка нервничая, он познакомил меня с оперативной обстановкой. Коробки были от японских телевизоров. В одной из них действительно был телевизор, в другой три видеомагнитофона. Стоимость этого по тем временам была просто астрономическая, и уже крутились вокруг нас тёмные личности, похоже, готовые хлопнуть нас прямо здесь под яркими вокзальными фонарями.

Мы, не торгуясь, взяли два такси, и поехали по тем временам к черту на рога, аж в подмосковный Красногорск. Уже после он объяснил, что за время, пока он во благо Родины осваивал Север, какой-то дядя осваивал его жену вместе с его же жилплощадью на "Чкаловской", а маленькая дочка Ярика уже готова была называть чужого дядю папой.

Я ехал с работы. Пейзаж за окном, неизменно повторяющийся каждый день, мне порядком надоел, и я стал рассматривать людей, едущих со мной в одном вагоне. Моё внимание привлекла молодая женщина, даже, скорее, девушка. Миниатюрная блондиночка с чувственным ртом, большими выразительными глазами и пушистыми ресницами. Я невольно залюбовался ею. Её лицо не выражало никаких эмоций, до тех пор, пока у неё не зазвонил телефон. Изящным движением она достала из сумочки довольно дорогой телефон, посмотрела на дисплей, улыбнулась, нажала на кнопку и поднесла телефон к уху..

Господи, ну зачем же так орать?! Все люди вздрогнули от её вопля: "Алло, прииивет!!" Конечно, вряд ли получится разговаривать по телефону вполголоса в раздолбанном движущемся трамвае, громыхающем всеми частями. Но, извините, визжать во весь голос в трубку-это слишком. Я поморщился, а девушка тем временем продолжала кричать на весь вагон, ведя "важную" беседу:
-У меня все хорошо! Как у тебя дела? Ну, это прекрасно! Да я с работы только еду! Собиралась из дома тебе позвонить! Да, задержалась сегодня! Ага.. Ага.. Какая там у вас погода? Отличненько! Чем ты сегодня занимался? Что делал, говорю!?

Первыми не выдержали женщины предпенсионного возраста, сидящие рядом с орущей нимфой.
-Девушка, можно потише? - Взорвалась одна.
-В общественном месте находитесь! - Подхватила другая.
И тут со всех сторон посыпались упрёки:
-Совсем совести нет!
-Не одна вообще-то едете!
-Люди с работы едут, а она тут разоралась под ухом!
-Кавалерам будешь звонить у себя дома!