Полтора уж года как служил в тропиках и вроде бы организм адаптировался, но всё равно тропическая жара, солнце на белесом небе и его лучи льющиеся почти отвесно действовала на меня одуряющее. Я вяло брёл через бетонный и раскалённый плац, палимый беспощадным солнцем и так же вяло и тяжело в моей голове ворочались мысли, перескакивая с одной темы на другую, нигде не останавливаясь. Я брёл на обед, но по пути хотел зайти в мед пункт и навестить там своего другана Кольку Сюткина.
С Колькой мы были друзьями детства. Жили и учились в Брянске, ходили в одну и ту же школу и с первого по десятый класс учились вместе. Естественно дружили и вместе неожиданно для самих себя поступили в Омское общевойсковое училище в один и тот же взвод. Здесь дружба только укрепилась. И как это в жизни часто бывает - Колька познакомился с подружками, втянул в эту дружбу меня. Итогом чего была совместная свадьба на подружках, о чём мы ни разу не пожалели. Но после училища военная судьба раскидала по разные стороны Союза. Перезванивались, переписывались и та же военная судьба свела нас на пересыльном пункте при отправке в одну из жарких стран. Радостей и восторгов, особенно у наших жён, не было пределов. А когда прибыли сюда, то оба попросились в одну роту, где мы и служим до сих пор. Через полгода кончается наша длительная командировка и теперь пределом наших общих желаний было попасть на обратную дорогу в Союз на один корабль.

Три дня тому назад на одном из перекуров, Колька, воровато оглядевшись, чтобы никто не слышал, поделился своими мыслями на ближайшее будущее: - Серёга, чего то задолбался я..., устал короче. Тут моя Ленка, подсуетилась и завтра ложусь в мед пункт на недельку. Типа у меня желтуха в лёгкой форме. Отдохну немного, посплю, книжки почитаю, телек посмотрю. А через пару недель тебя туда устроим - тоже отдохнёшь. Как тебе такая идея?
- Да нормально... Полтора года без отпуска. Тоже устал немного.... Давай.
На том и порешили. Ленка, его жена работала в мед пункте медсестрой, договорилась с кем надо и Кольку определили в одиночную палату для начальства. Надо сказать, что мед пункт мед пунктом, но в наших условиях когда мы все военнослужащие жили и служили здесь отдельно - это был госпиталь в миниатюре и там присутствовали все доктора и врачи, какие положено для хорошего госпиталя. Вплоть до того что можно было проводить и хирургические операции. Вот сегодня и решил проведать друга. Пообщаться немного...
Спросив, где палата и пройдя по полутёмному коридору, продуваемому приятным сквозняком, я ввалился в небольшую, светлую и уютную палату.
- Здорово болящим, - пробасил я навстречу встающему с койки другу. Тут же сидела и Ленка в белоснежном халате, заполняя солдатские мед книжки.
- Здорово, здорово, Серёга, - обрадовался Колька, тряся руку в рукопожатии, а Ленка неодобрительно обернувшись через плечо, делано-официальным тоном с ходу сделала замечание.

Дед рассказывал, когда я еще был маленьким.
1945 год, бои шли уже в Пруссии. Три дня бились за какой-то городок. И тут передышка. Деда засылали связным, вернувшись, он с трудом нашел в этой неразберихи штаб батальона, откуда его отправили к развалинам большого здания, где находились остатки его роты. Придя, Дед не стал докладываться, чтоб не загреметь в караул, после трех-то бессонных ночей, а забрался в кузов стоящей рядом разбитой машины и тут же заснул.

Проснулся от толчков и качки, приоткрыл глаза: япона мать! Он едет в кузове грузовика, вдоль бортов которого сидят три немца! Потряхивает прилично, но слава богу они дремлют. Остатки сна слетают мгновенно и он тут же соображает, что еще жив только потому, что с головой укрыт немецкой шинелью. Как можно осторожнее он оглядывается: рядом барабаны с проводами и немец весь в окровавленных бинтах и, похоже, уже скончавшийся.
Что делать? Попытаться пристрелить этих троих и сигануть. Но винтовки не видно. Да и бесполезно, наверняка машина едет в колоне и его тут же пристрелят. А ведь война заканчивается и ой как хочется выжить. И у него созревает план.

Дед тихонечко снимает грязные окровавленные бинты с немца. И так же тихо под шинелью заматывает себе ими голову, оставив лишь глаза. Мол, ранен так, что ни говорить, ни слышать не могу. А на первой остановке, изображая раненого, решает попытаться вылезти из грузовика, типа, отлить. Ну и свалить потом. Для этого он избавляется от своей советской формы, выпихнув ее в щель в борту и, оставшись лишь в исподнем, очень медленно, поскольку уже на виду у немцев, в такт толчкам, натягивает на себя шинель бойца вермахта.

Мальчики, а мальчики? Вот те, у кого есть девочки. Я вот спросить хочу... Ну, вы же должны знать.
А сколько у вашей девочки было мужчин до вас, а?

Если спросить у любой женщины, возрастом ближе к тридцати, сколько у неё за всю жизнь в постели поперебывало мужчин, глупая смущенно покраснеет и скажет, что спрашивать такие вещи у женщины просто неприлично, умная с непробиваемым видом произнесет цифру от одного до десяти. Ту, на которую душа легла.
И тут, честно говоря, можно даже на десять не умножать, цифра не тщательно выверенная, цифра сказана от балды. А истинный ответ знает лишь она сама, да и то, честно говоря, не всегда.

Вот одна моя приятельница, Ляля - она умная дамочка. И на нервный вопрос своего второго мужа "а сколько, дорогая, у тебя мужчин до меня было?", не моргнув глазом, ответила:
-Нууу, семь. Ты восьмой.
Она говорила нам, что с удовольствием сказала бы, что было их всего два-три, но так уж вышло, что выросли они в одном дворе, и, как минимум, троих, кроме ее бывшего первого мужа, он имел возможность наблюдать.
Плюс три мужчины на статистическую погрешность. Итого - семь.

Лялин муж страшно помрачнел, задумался и в конце-концов потрясенно выдал:
-Тааак много?!
И ушел на балкон курить.

А Ляля подумала, что совсем необязательно ему знать, что она перестала их, мужчин своих, считать еще лет пять назад. Где-то после седьмого десятка.

Я, в общем, к чему это все.
Есть такой женский секрет, который до меня завуалированно раскрывала певица Аллегрова.
Помните, да?
"А все мы бабы-стервы, милый, бог с тобой, каждый кто не первый - тот у нас второй..."

Киностудия в мягкой форме, но категорично открестилась и от самого фильма и от режиссера - "Ничего не знаем, фильм не наш, режиссер снимал его на свой страх и риск, на какие-то свои деньги, а главное - по собственному идиотскому сценарию. Так, что он нам тоже за аренду техники должен. Не так, конечно, как вам, но должен..."

Делать нечего, через пару часов бандиты, скрипя черными кожанками явились к режиссеру домой, но и тот стал клятвенно уверять и божится, крестясь в сторону перепуганной тещи, что на киностудии бессовестно врут и он всего лишь их нанятый работник. К тому же - вообще не режиссер, а музыкант по образованию. Вот диплом. В любом случае - во всем виноват Боря, с него и спрос...

Визитеры потерли затылки, прихватили у режиссера две полезные вещи и ушли навсегда (первая вещь - это праворукая Тойота-Карина 79-го года выпуска, а вторая - бумажка с Бориным телефоном)

Бориса дома не оказалось. Дверь открыла его сожительница. Женщина очень удивилась визиту столь серьезных и занятых людей и честно призналась, что муж еще ночью быстро собрал сумку, занял у соседей деньги и уехал, то ли в Чехию, то ли в Польшу.
Бригадир подумал, обрисовал сложившуюся ситуацию и принял решение:
- Одевайтесь и детей собирайте. Пока этот, ваш, не объявится, поживете у нас.

Женщина рискнула возразить, что если Боря узнает, о том, что я с дочерьми у вас в заложниках, то решит, что он теперь с вами вполне рассчитался и его совесть там, в Польше, будет чиста, как слеза ребенка...
Бригадир тихо выматерился, пожелал спокойной ночи, после чего братва навсегда покинула и этот дом, оставив лишь мокрые следы на паркете.

Нашли ли Борю, неизвестно, но скорее всего нашли - эти ребята всегда ищут скрупулезно и с душой. Небось не уголовный розыск...

А как славно все начиналось. Какой бы мог получиться фильм...

Обычный вечер. Ничто не предвещало беды, как говорится.
По приезде со службы домой пошел в ванную. Принимаю душ. Оба крана смесителя выкручены на максимум.
Супруга готовится меня кормить, стоит на кухне у раковины. Кухня через стенку от ванной, под раковиной в ванную сквозная дыра, там проходит сливная труба раковины. Жена споласкивает в пластиковой банке салат.
Кот за ее спиной исподтишка влез по скатерти на кухонный стол и потихоньку подкрадывается к вазочке с орешками.
Дочка в комнате рисует в альбоме что-то.
Чтобы сполоснуть салат, жена открывает кухонный кран холодной воды.
Смеситель в ванной перекидывает в режим триггера, есть за ним такой грех на полном напоре. И он напрочь отрубает холодную воду, место которой моментально занимает горячая. А она у нас почти кипяток.

Я, натурально, шпарюсь, как бройлерная кура, и от неожиданности ору "голосом дикого вепря" (С).
Кот (напомню, между ванной и кухней дыра у пола в стене) пугается, что его накрыли, и шмякается со стола на пол. Попутно обрушивая вилки-ложки.
Жена от моего рева и от грохота столовой утвари тоже пугается, кричит и рефлекторно дергает руками. Банка с салатом (и литром воды) взлетает в воздух и падает на кота. Дном кверху.
Кот, облитый водой, с пробуксовкой (в линолеуме сквозные дыры от когтей) шарахается под раковину, в дыру. Он там свободно лазает. В ванной он вылетает из-под ванны, отражается от противоположной стены и прыгает в ванну, в которой стою я и в которой еще сантиметров 20 воды.
Упав в воду, он понимает, что вообще настал писец и с диким мявом по моей, пардон, голой заднице и спине взлетает на мое плечо и там прочно закогтяется.
Это все занимает считанные секунды.
Хватаю полотенце, полотенцем хватаю кота и сдираю его с плеча. Кот от испуга обделывается.

- Данька, смотри кого я принес!
- Вить, ты с ума сошел? Еще собаки дома нам не хватало!
- Пусть ребенок порадуется, он ведь так хотел.
Данька выскочил из комнаты и улыбка расплылась на его лице. На руках отца сидел маленький черненький комочек и все время зевал.
- Кто это пап? - улыбка становилась все шире.
- Это...ммм...назови его как хочешь. Только пообещай маме, что будешь ухаживать за ним, а то придется отнести его обратно.
- Мам, мам, мам общею, честно, честно, давай его оставим, пожалуйста!
- Ну оставляю уже, горе луковое.
- Спасииииииииииибо! Пап, давай назовем его...Чиб!
- Почему Чип?Он же не мышь, хотя похож! Надо что нибудь погрознее придумать для немецкой овчарки.
- Да не Чип, а Чиб. Я хочу Чиб, ну пожааалуйста!
- Ладно, ладно, Чиб так Чиб. Я же обещал тебе подарок на твой девятый День рождения. На поиграй с ним...

***


Шло время. Рос Данька, рос Чиб. Из маленького комочка, больше напоминающего мышку, Чиб превратился в красивого большого немецкого овчара. За эти два года, Данька ни разу не нарушил обещания, данного матери. Гулял с Чибом утром и вечером, кормил его, дрессировал...Он очень любил его и пес отвечал ему взаимностью.

- Я гулять мам!
- Только не так как вчера до часу ночи, полтора часа собаке вполне хватает.
- Ты не знаешь мам, ему надо набегаться, с другими собаками поиграть. Конечно не до часу, но полтора часа мало!
- Ой все, иди иди.

Гуляли они обычно вместе с другом Андреем, на поле. У того был далматинец, того же возраста. что и Чиб. И в этот раз они договорились встретится возле водонапорной башни, через гаражи метров сто от дома.
- Эй, малой! - окликнул кто то Даньку из темноты. - Давай меняться, мы те пачку Камелия, а ты нам свою псину?
- Нет. - сухо ответил Данька, и ускорил шаг.
- А мы его у тя просто заберем, а так выгодный обмен!
Данька промолчал. Он старался побыстрее пройти это не доброе место. Чиб бежал рядом на поводке.

Вы когда-нибудь слышали выражение "сам себе злобный дурачок"? Это точно про моего соседа Витю.

Если бы ему выпало родился в Индии, то он стал бы живым богом и основателем секты Долбоебисторазтра, наставляя на путь других ненормальных. Проповедовал бы отречение от здравого смысла в пользу шизофренических фантазий и банального долбоебизма. Я уверен, что личным примером он затмил бы все бредни остальных индийских культов, про белых слонов рожающих из бока демонов. Иногда мне кажется, что Витина жизнь это одно сплошное реалити-шоу, и Джим Керри тайно подсматривает за ним, в надежде разучить неведомые до сих пор пассажи-кривляки. Ну или, например, это все один сплошной заговор, с целью свести всех Витиных знакомых с ума и, уже из дурдома, продать на органы.

Не до конца понятно? Вот вам простой пример из недавних.

Сколько разумных существ, способным полезть в десятиградусный мороз, в трусах и майке, на сосну, за орехами в беличьей кормушке? Да, блядь, на настоящую большую крымскую голосеменную хвойную древесину!

Ну или на сосну Палласа - я не зоотехник в них разбираться. Когда я думаю о случившемся, перед глазами неоновыми километровыми буквами мерцает слово "НАХУЯ". Оно бегущей строкой несётся справа налево, как огромная реклама на подземной парковке в вегасовском казино "Vdara". "Русские Витязи" чертят это слово дымными шлейфами в небе над Бахрейном. Возможно, что Капитан Очевидность сейчас режет себе вены, не справившись с этой загадкой.

И ведь самое главное - это железная логика: нельзя лезть в одежде на дерево, чтобы ею не порвать и не испачкать. Плоскоголовый девяностокилограммовый безволосый павиан карабкается на хвойный торчун. В пути он теряет очки и, в итоге, падает на эти самые очки, подобно парашютисту, перепутавшему куль говна со своим спортивным снарядом. Просто рушится плашмя, сильно располосовав в полете хлеборезку и пузо. Не спрашивайте, КАК он умудрился это сделать, упав буквально с нижней ветки. Это рациональный вопрос, а мой сосед - алогично хуепутало.

Андрюха сидел на краю скамейки и старательно, высунув язык, приматывал к поджигу новый ствол. Старый разорвало на третьем выстреле. У Андрюхи обгорели ресницы и брови, а на лбу остались ожоги от разлетевшейся селитры.

-Привет, пионер! - раздалось, откуда то сверху.

Пацан вздрогнул, поднял глаза и воровато прикрыл поджиг. Над ним нависал его сосед, Василий Иванович. Василий Иванович работал учителем физики, был очень грамотным и мастеровым человеком. Мог отремонтировать все что крутилось, светило или разговаривало, за что был очень уважаем всем населением двора. Ну и особенно молодой его частью, за то что давал советы по созданию электрогитар, светомузыки, являлся зарегистрированным радиолюбителем и на праздники устраивал запуски твердотопливных ракет.

-А ну покажи что ты там прячешь, да не бойся, покажи! - продолжал Василий Иванович, насмешливо глядя на Андрея.

Андрюха вздохнул и нехотя протянул поджиг. Василий Степанович был не только соседом, но и отцом Сашки, первейшего Андрюхиного кореша. Он частенько закрывал глаза на шалости пацанов, а иногда и откровенно отмазывал от праведного гнева матерей. Но тут был конкретный залет.

-Те-е-екс..- протянул Василий Иванович. -И что это такое?

-Поджига...- убито пробормотал пацан, рассматривая свои стоптанные сандалии. Ну все, точно матери стуканет, думал он.

-Поджиг? Не-ет молодой человек, это не поджиг, это недоразумение какое то. Это что за угол рукоятки? Руку вывихнешь держать. А ствол. Ты чем отверстие для запала делал?

-Напиль-напиль-напильником..- Андрюха стал заикаться от неожиданности. Он не ожидал получить выговор за неверную конструкцию поджига.

Проснувшись, Петя заправил хуй в трусы, поглядел на кухне на супружницу Зинку, дернул дверцу холодильника, заглянул в него, не увидел не хуя, сел за стол, попытался налить заварки из чайник, да не налил не хуя, не нашел не хуя в хлебнице, налил себе кипятка и помешал ложечкой. А хули. Хоть сахара то нет, но инстинкт то жив. Помешал, значит, и говорит:
- Нам нужная стабильность.
Сказал и охуел.
- Ты ебанулся,
Сказала охуевшая тоже Зинка:
- Какая в пизду сссстабильность. До зарплаты неделя. Жрать не хуй. Завод мой сокращают. Пиздец же блядь, пиздец.
А Петя сказал:
- Ебанннная блядь наймитка ЦРУ. В американском посольстве научили?

Зинка заплакала. Охуевший Петька молча смотрел на нее. "Что же такое происходит", - думал он. Хочу одно сказать, а выходит другое. Натащил на себя куртку и пошел в аптеку.
Хотел он было аптекарше сказать, что говорит не знамо что и чтобы такое от этого сьест. Но ничего сказать не смог. У окошка прыгал человек на одной ноге, с текущими слюнями из рта, махал руками, силясь произнести что-то. А продавщица выкладывал ему на прилавок шприцы, таблетки какие-то.
- За 12 лет Россия далеко шагнула вперед.
Сказал Петя. Какой-то мужик дал ему в глаз. Петя был с ним согласен. За такое и уебать мало. Вышел он на улицу и пошел на работу. Цеха были пустые. Аутсорсинг, оптимизация, корпоративная культура, ИСО-2000 еблись в глазах редких рабочих основательно и тщательно.
...Петя включил станок. Поточил деталей. Подмигнул проходившему рядом мастеру и сказал:
- ВВП растет, экономика вышла и застоя.
Сказал и заплакал. Заплакал и мастер. А потом дал Пете в другой глаз.
На обеде Петя взял кашу под зарплату, как и другие прочие все, поводил в жиже ложкой, но есть так и не стал. Рот его был заклеен пластырем. А отклеивать его Петя боялся, потому как понимал, убьют на хуй, если чего еще скажет. Посидел Петя, намазал нос кашей и вышел. А когда вышел, то, увидев, что остался один, на пару секунд отклеил рот, соскреб кашу пальцами, засунул в рот, но за эти пару секунд все же успел выкрикнуть:

Я перешёл дорогу на красный свет. Автолюбители закричали на меня в своих машинах, и лишь немногие опустили стёкла. И никто не вышел разбить мне рожу. А ведь они ничем не рисковали - ко мне можно было подойти и безопасно плюнуть в лицо. Остатки моей воли ушло бы на то, чтобы утереться. Кто, всего лишь с помощью пары фраз, может бойца превратить в труху? А я бойцом никогда и не был.

- Во-вторых, ты дрочишь, - сказала мне жена.
- Ну и что такого? Кто ж не дрочит? - сказал я. Что-то надо было сказать.
"Как она догадалась?" - соображал я. Лицо горело.
- Ты кончал в унитаз и забывал смывать. Боже, ты дрочил на унитаз! О чём ты мечтал в этот момент?
- О тебе, о ком же ещё?
- Свинья, ты уже больше года не спишь со мной. Ты всегда отворачивался от меня, во всех смыслах. Спал в обнимку с подушкой. Наверное, шептал ей нежности в наволочку, а потом дрочил на унитаз.

"Вот блять" - думал я - "Брак - это шахматы: размен фигурами и мат в конце. Какая тупость."
- Как ты узнала пароль от почты?
- Ты записал его на обратной стороне коврика от мышки. Невероятно умно. Пропил ты свои мозги, Рахман.
Я шагнул к ней.
- Котёнок, все эти письма - фальшак, лапша на уши... - начал я.
- Больше не называй меня так. И отойди от меня.
Я отступил.
- В любом случае, это не имеет значения. Я тебе изменила и я развожусь с тобой.
Моё сердце переместилось в область паха. Я стоял и думал о том, что нужно подойти к жене, собрать её волосы в кулак и ударить лицом о кухонный стол. Думал о смерти, о тридцати пяти каплях корвалола, о том, что нужно выпустить рубашку и прикрыть набухавший в штанах член. "Конец" - думал я.

" - Я люблю Вас, княжна! - прошептал конюх Федор, робко дотрагиваясь до худенького локотка Ольги Воронцовой, своей хозяйки, - и если в моих силах спасти Вас от тех бед, которые принесет революция, я буду счастлив! Беречь Вас, холить, лелеять, носить на руках и целовать пыль под Вашими туфельками - вот оно мое предназначение. Княжна Ольга, станьте моей женой!
- Ах, - томно выдохнула княжна Воронцова, - как ты можешь, Федор, ведь я..."
- Кто сварил эту жуткую кашу? - раздался прямо под ухом популярной писательницы Ольги Воскресенской зверский рык. Это возмущался ее муж Григорий, вот уже пятый год лежавший в постели. Ноги Гриши, в прошлом довольно неплохого ученого-лингвиста, после жуткой автомобильной аварии, парализовало, и этот факт сказался крайне плохо на его характере, превратив беспечного весельчака в зануду и брюзгу, портившего жизнь близким. Ольга, работавшая до Гришиной инвалидности учителем русского языка в школе, неожиданно открыла в себе талант писателя, предпочитая наслаждаться фантазиями на тему любви исключительно в женских романах, где мужчины были мужественны и суровы, а женщины красивы и элегантны. Донашивая плешивую от времени каракулевую шубейку, она вдохновенно ваяла опусы о графинях, щеголявших в соболиных манто, доедая холодное картофельное пюре в школьной столовой, она расписывала изысканные деликатесы банкетов Наполеона. Ее слезоточивые истории о дамах высшего света неожиданно нашли своих читательниц и стали приносить неплохой доход. Сейчас Оля сочиняла историю о любви конюха и княжны в первые годы Октябрьской революции. История писалась со скрипом, так как у мужа начались проблемы со здоровьем, и он, словно младенец, капризно требовал круглосуточного внимания и ухода, не соглашаясь на услуги приходящих сиделок.

- Кашу варила Лялька, - сообщила Ольга, с неохотой отрываясь от героев, - овсянка на молоке.
- Дерьмо, а не овсянка, - заявил муж, - приготовьте мне узбекский плов!
- Пап, дерьмо - это то, чем тебя в инвалидском интернате будут кормить, когда мы с мамой тебя туда отправим! - заявила Лялька грубо, - не е...и мне мозг и жри, что дают.
- Лялька! - возмутилась Ольга. - Где ты слов таких набралась? Как ты с отцом разговариваешь?

"Джентльмен - человек, при общении с которым чувствуешь себя джентльменом..."
(Английская мудрость)



Тренер Игорь, со своими десятилетними футболистами возвращался из Венгрии. Настроение превосходное, все поставленные задачи выполнены, еще две ночи и родной Ленинград.
К окнам вагона подъезжал город Львов. Стоянка аж целый час. Игорь собрал ребят, дал им четкие инструкции, чтобы под страхом смерти без него не выходили из поезда, а сам отправился на привокзальную площадь прикупить арбуз, да побольше.
Тренер и не собирался целый час гулять в незнакомом городе, вполне хватило и получаса.
С огромным арбузом он вернулся к перрону и... с ужасом увидел только медленно удаляющийся последний вагон.
Как оказалось, Игорь просто напутал цифры в расписании.

И вот дан старт адскому забегу на триста метров с препятствиями в виде цыганских таборов, клетчатых сумок и детских колясок. Арбузный балласт был сброшен в первые секунды, резиновые шлепки к сожалению тоже. Вроде уже догнал, еще чуть-чуть и зацепится... но внезапно кончился перрон, начался гравий и скорость тут же упала, до бесполезной.

Нужно было что-то делать и делать очень быстро, ведь от Игоря уезжали почти два десятка маленький детей, за которых он отвечал головой.
Подлетел на площадь к вокзальным "бомбилам":
- Мужики, денег ни копейки, даю часы! Нужно срочно догнать поезд на Ленинград!
Таксисты неспеша оценили японские часы босого мужика в шортах и подытожили:
- Не, часы, то хорошие, но тут гнать до холеры, а потом назад, и неизвестно получится ли догнать... извини мужик, но не.
Игорь не теряя времени на споры, выскочил на дорогу и остановил "жигуль". Обрисовал ситуацию и показал часы.

Ромка нервничал, противно кололо в груди, да и руки мелко дрожали. Как школьник. Нервно достал сигарету из смятой пачки. Потер виски. Хлопнула дверь, он резко дернулся, побежал, задевая случайных людей.
- Ну как она? - вцепился в халат врача.
Мольба застыла в глазах. Доктор покачал головой, медленно стащил маску с лица и еще раз качнул головой.
Ромка закачался из стороны в сторону, ударил кулаком в стену, разбивая руку в кровь. Сползая на колени, сдерживая крик, что рвался из груди. Обхватил голову руками и тихонько завыл.

Олеська смотрела на отца. Не в силах понять, что случилось. Ее огромные блюдца глаз вопрошающе уставились на него. Ромка подхватил дочь на руки, прижимая хрупкое тельце к себе. Впитывая в себя исходящее от нее тепло и полноту жизни. Ей только предстоит понять, что мамы нет. Им обоим с этим теперь жить. Учится дышать без нее. Строить жизнь заново.
- Мама у нас ангел, да? - голос дочки вернул в тяжелую действительность. Ромка, глотнул тяжелый ком, кивнул, не в силах подать голос.
Хуже всего было ночью, когда обрушивалось непонимание и разочарование. Боль проникала в самые темные закоулки мозга, вытягивая наружу самые светлые моменты их жизни. Дни, когда они были счастливы.

Вместе с Олеськой ему было легче. Она трепетно хватала его за руку, когда ей было страшно, интуитивно чувствовала его боль. В такие моменты девочка залезала на колени и рассказывала "Курочку Рябу", повторяя, словно мантру, наизусть заученную сказку. Однажды, заметив как он на кухне сжимая кулаки и пялясь в одну точку, плакал, тихонько подошла. Обняла за колени и по взрослому заключила:
- Папа! Так нельзя, она ведь все видит. Она будет сердиться.
С того дня, как матери не стало, Олеська стала ее звать "ОНА". Будто отгораживаясь от беды, защищая себя и отца. Ромка, притянул дочь к себе и поцеловал в темную макушку.

Бой затухал, в отдалении изредка доносились глухие хлопки выстрелов и пару раз протявкал пулемет.
Сержант Виноградов бездумно смотрел на приближающуюся от опушки леса к переднему краю окопов группу солдат в мышиного цвета форме. У него не было уже, наверное, сил на эмоции, как и не оставалось больше патронов. Была тогда мысль оставить последний для себя, как учил их замполит батальона капитан Остапенко. Но теперь и сам капитан лежал в траншее с развороченным осколком, или разрывной пулей животом, а остальные друзья- однополчане Сергея были мертвы, или тяжело ранены.

Нескольких человек, оставшихся после последней яростной немецкой атаки в живых, прикрывать выпало именно ему, сержанту Сереге, все по-честному. Не было героических споров и попыток самопожертвования. Просто пятеро из них, тех, кто остался, по очереди тянули соломинки из крепко сжатого грязного кулака командира второй роты лейтенанта Медведева. Тянули, надо заметить, по справедливости, тоже без особых переживаний. От судьбы не убежать, это за время боя они поняли точно.

Почти все были ранены, в той или иной степени. Артобстрел их позиций продолжался без малого два дня. Обещанная артподдержка своей артиллерии так и не подоспела. То ли снаряды кончились, что часто случалось, то ли про них просто забыли. Полевую кухню они потеряли в первый же час боя, шальной снаряд, вот и говори после этого, что в тылу лучше. Не самый важный участок обороны им выпал, и на подмогу никто не спешил.

Короткую соломинку вытащил Сергей. Получив от товарищей сочувственные взгляды и три десятка патронов, он остался в окопе, а они ушли в степь. Ушли не оборачиваясь, и вскоре пропали из вида. Немцы почему-то не очень активно наступали в этот период. Несколько раз вроде предпринимали попытки выйти из леса, но как только Сергей начинал стрелять, сразу же залегали и отползали обратно. Он даже не знал, попал ли в кого-нибудь, да и, собственно, его это не интересовало в тот момент. Он просто стрелял. Стрелял, потому что знал: чем больше времени враги не доберутся до его окопа, тем дальше смогут отойти ребята, и может, даже успеют отыскать какой-нибудь глубокий овраг, где можно будет укрыться на дневное время. Поэтому, когда в карабине остался последний патрон, Сергей, не задумываясь, выпустил его по врагу. Он только очень жалел о том, что у него не было обычной гранаты, вот тогда бы...

Помнится, когда моя сестра Ирка училась в начальных классах, ее учительница озаботилась половым воспитанием детей. Устраивала для первоклассников дискотеки, мастер-классы по нанесению штукатурки. И в довесок к 23 февраля и 8 марта ввела еще один богопротивный праздник - день святого Валентина. Это был 1992 год - про день святого Валентина никто в стране еще не знал. А родители и не хотели знать, мало того, что на подарки девочкам (или мальчикам) скидываться на каждый из половых праздников, а тут еще один такой расточительный праздник. Ту учительницу звали Яна Валерьевна. Она еще на родительском собрании рассказывала, что такое "валентинки". Некоторые родители поняли, что это что-то красное и достали из закромов пионерские галстуки.

Я потом пытался осознать: каким образом этот праздник обязывает дарить друг другу подарки чужих православных людей? Валентин - поп из вражеской церкви! Который пошел даже против нее и венчал малолетних детей без согласия родителей. На ком уж он их там венчал - понятия не имею. Совершенно меня ввел в ступор какой-то фильм, в котором день всех влюбленных праздновал круизный лайнер, забитый по верхнюю палубу педерастами. Какой нахер день всех влюбленных в школе? Если в классе 9 девочек и 14 мальчиков, сколько из них влюбленных? Кто в кого? Кому дарить "валентинки?" У нас тут Лена, которая про кадры, хотела устроить тематический вечер, чтобы разнополые коллеги друг другу вручали пожелания. С какого хера? У меня есть любимая жена, с какой стати я должен кому-то еще дарить подарки и пожелания на день влюбленных?

Я попытался объяснить свою позицию, намекнул, что не хочу случайно обидеть жену. Меня не поняли и обиделись. Точнее, обиделась Лена, которая про кадры. Тут вообще не знаешь, как к такому чужеродному явлению относиться. Саша мне купила трусы семейные в мелкие красные сердечки. Сильно польстила мне с размером, хоть картофелину подкладывай. Я ей купил совсем бесполезную вещь. Называется - "хуёвинка". На ценнике было написано: "Сердце в ассортименте". Красное кожаное сердце для подвешивания к телефону. В телефоне не оказалось дырки для веревочки, поэтому "хуёвинка" висит на Сашином мониторе в регистрационной палате. Если бы этим ограничились все побочные эффекты от этого явления.

На общегородском школьном митинге начальник гороно сказал, что если мы продержимся целый час в живой цепочке и никого не пропустим через неё, то империалисты испугаются и выпустят Леонардо Пелтиера.
Толик Блинов спросил:
- Никого-никого, даже скорую?
А начальник гороно посмотрел на Толика, внимательно так, и ответил:
- Ни-ко-го! И я не шучу.
А он шутить и не умел, это мы и так знали.

А Танька с параллельного стала к нам пробиваться, чтобы её рядом с Толиком поставили, она в него влюблена была, тили-тили-тесто. Но её поставили далеко от нас, в самом начале цепочки, у памятника командарму Громову, как раз за его каменной саблей, напротив восьмой школы, бывшей городской тюрьмы. А мы встали с другой стороны цепочки, у домика с белым забором по улице Ленина - так у нас называли психушку.

И вот мы стоим за углом психушки, Толик, я и ещё один наш, а все остальные заворачивают за этот самый белый забор, там даже начальник гороно не проверял, как мы стоим, - и тут через забор лезет дядька мой, дядь Коля, он каждую весну тут лечился, не в психушечном отделении, а в другом, где алкоголиков лечили. Психов-то держали взаперти, а алкоголикам полегче было, можно было через забор сбегать или через дырку в высокой калитке - в магазин или ещё за какой надобностью, - тяжело же месяц выдержать "насухую", дядь Коля однажды жаловался моему бате.

И вот дядь Коля лезет, а нам его пропускать нельзя. У нас Леонардо Пелтиер у империалистов, кто ж мы после этого будем, если подведём его. А дядь Коля посмотрел на нас и аж расплакался, - спасайте, говорит, пацаны, трубы горят, ты что, говорит, Виталька, дядьку уморить без лекарства хочешь.
Ну и пропустили мы его, что делать. И обратно потом, с бутылками в штанине. Он их как-то хитро петельками к резинке трусов привязывал, чтобы "не запалиться".

Проходил я интернатуру в клинике при кафедре - да, есть в нашем захолустье медицинский факультет. Но был у нас, так сказать, один практический курс, который мы проходили в ЦРБ - центральной районой больнице. То есть действительно дежуришь, как врач, в отделении, в приемнике - это не Москва или Питер, где никогда интерна одного не оставят. Клиника при кафедре была не ахти, а ЦРБ так вообще разваливалась, больниц не хватало, койки всегда забиты были, больные лежали в коридорах. Идешь по коридору, а там всё нагажено, сломано, кто-то драться собрался, а кто-то вообще умер...

Говорили, что больниц было больше, но одна больница сгорела уже как два года. И вот работал там в терапии один доктор, с которым мы коротали дежурство в оставшейся ЦРБ, он-то мне и рассказал эту странную историю.

Это была обычная ЦРБ. Гнилая, старая, корпусы тридцатых-сороковых годов. Корпусов было два, один туберкулезный, другой для всех остальных, но туберкулезный еще в 80-х снесли, чтобы построить что-то новое, и так ничего не построили. Пять этажей, хирургия, две терапии, гинекология и реанимация. Очень неплохо в плане разнообразия, вот только оборудования нет, в реанимации один старый монитор, два изношенных импортных аппарата ИВЛ и три наших РО-6.

С лекарствами плохо, но тогда было куда меньше бумажной волокиты, чем сейчас - достать было проще. Анализы такие же. Контингент соответствующий - деградирующее население, люмпены и старики, с добавлением пьянствующей молодёжи и небольшим количеством приезжих кавказцев. Врачи пьют, главврач ворует - все как у людей, короче.

В больнице проблемы были от всех отделений, потому что здоровые в больницы не попадают, а больные и увечные имеют свойство помирать. Но больше всех проблем доставляла, конечно, реанимация.

Моя мама никогда ее не любила. Каска это чувствовала, боялась и всегда старалась спрятаться от мамы подальше на антресолях или зарыться в детские игрушки, но всякий раз, некстати, попадалась ей на глаза.
И так продолжалось уже почти сорок лет.
А вчера звонок:
- Нужна тебе каска? Приезжай и забирай, а то я ее выброшу. Почему она должна у меня валяться? Перебирала в шкафу постельное белье, так она сверху свалилась мне на ногу. Хорошо, что не на голову...

Пришлось сделать большой крюк с детальной экскурсией по всем пробкам столицы, заскочить к маме и вот я уже еду домой, а на пассажирском сидении лежит моя старая добрая каска, с двумя головками чеснока внутри (Не могла же мама отпустить сыночка с пустыми руками...)
Каска была мне рада и как будто слегка улыбалась своей полустертой красной звездой.
Я даже думаю, что если бы она вдруг ожила и вокруг собрались бы все ее хозяева (включая самого первого), то каска конечно выбрала бы меня. Ну, кто они для нее? А меня она знает почти сорок лет...

...Давным-давно, классе во втором, мы с моим другом отправились покорять знаменитую львовскую пещеру под названием Медовая. Не знаю откуда такое название, скорее всего от того, что она как мед приманивает к себе таких шалопаев, какими были мы с Серегой. Ведь знали же прекрасно, что там пропадают люди и водятся привидения, но все-таки пошли.
В наш нехитрый набор юного спелеолога входили: пару мотков бельевой веревки (чтобы не заблудиться), свечка и ножик.
Как потом оказалось, в этой жуткой и холодной пещере был не один, а два входа. Первый - пафосный, парадный с большим холлом и колонной подпирающей потолок, а второй узкий, где-то наверху. Между этими входами метров двадцать извилистого тоннеля. Вот и вся пещера... Но тогда мы этого знать не могли и пошли на смертельный риск, с трудом продвигаясь с гаснувшей на сквозняке свечкой и готовясь к встрече со скелетами и привидениями.
Чего боялись - на то и напоролись.
Только в очередной раз погасла наша свечка, как что-то потустороннее блеснуло впереди зловещим, красноватым светом и послышался тихий вой, почти свист. Наши души стали ватными, а ноги наоборот, как пружинки. Побросав веревки, мы не сговариваясь кинулись к выходу, сталкиваясь лбами и в кровь раздирая о стены, локти и коленки.
Вой за спиной сменился яростным топотом многочисленных гулких шагов. Этот топот был даже громче нашего сердцебиения...

Ангелина ревела некрасиво, по-бабьи, размазывая темные, пополам с тушью, слезы.
Сморкалась, вздыхала, всхлипывала и подвывала, обтирая измызганной салфеткой опухшее пятнистое лицо.
Пожалеть ее не хотелось.
Дать подзатыльник, встряхнуть и наорать - хотелось.
А пожалеть - нет.

Хотя какая она, к черту, Ангелина.
Люська ее зовут.
Люська - она Люська и есть.
А Ангелина - это так, рабочее. Ну как сказать клиенту, что тебя зовут Людка?

Людке-Ангелине тридцать один. Возраст, когда уже можно набраться ума.

Но когда раздавали мозги, она стояла за попой. И попа ей досталась красивая. А к попе, бонусом, способность думать ею же. Бонус не самый прикольный, чего уж.
Долго рассказывать, как и почему мы оказались в одной компании, да и неважно.
Люська ревела по-бабьи, размазывая слезы.

Азиз снова от нее ушел.

Азиз - таджик, жену имеет, таджичку, живущую с ним же, и двоих детей.
Он пользует Люську раз или два в неделю, и вот уж третий год клянется, что однажды уйдет от жены и женится. На Люське.
Непременно.

А пока что - пусть будет все как есть.
Люська зарабатывает телом, а он - как стрельнет - устраивает ей игрушечные ревности: бьет мебель и посуду в ее съемной квартире, за которую, конечно же, не платит.
За мебель, в смысле, а за квартиру - тем более.
Азиз кричит, что Люська шлюха, но не брезгует гулять на заработанные ею деньги.
И одалживать иногда. Безвозвратно.
Но он же любит Люську и женится на ней, конечно же.
А чего деньги в семье, пусть и в будущей, считать?

Наверное, каждый из нас хоть раз в своей жизни да произнес эти слова, чудом выскочив из ситуации, угрожавшей жизни. Сам я недавно отметил круглый юбилей, оглянулся на прожитое, вспомнил кое-что, и с запоздалым ужасом подумал: а ведь я запросто мог не дожить до этого своего юбилея. Как, кстати, уже половина моих одноклассников, рано ушедших из жизни большей частью не по своей воле.
Сейчас я понимаю, что за прошедшие годы смертушка не раз и не два обдала меня своим ледяным дыханием, но в последний момент нашлось, видимо, кому заступиться, почему я и могу сегодня писать эти строки.
Самый первый такой случай настиг меня в таком возрасте, что сам-то я об этом решительно ничего не помню. Но о том происшествии частенько вспоминала моя мама, и каждый раз костерила отца и благодарила Бога, что оставил меня, ее первенца, в живых. А произошло вот что. Мне было всего три или четыре месяца, я еще даже и не сидел (ну, ну - как вам не стыдно, друзья: на пятой точке!).
Отец очень любил меня тетешкать - то есть как бы подбрасывать на руках. И вот в один из таких приступов отцовской нежности ему пришло в голову поднести меня к натянутой через всю кухню бельевой веревке, а я как будто только ждал этого и уцепился за нее обеими руками. Отец потянул меня от нее - я не выпускал веревки. Тогда батя приспустил руки, на которых я у него сидел, вниз - я не отцеплялся.
- Вот зараза, какой цепкий! - пробормотал мой папашка. - А так?
И на мгновение убрал от меня руки. Я висел!
- Мать, смотри: висит! - восхищенно заорал отец, повернув голову к накрывающей стол матери. На это у него ушла секунда. Может, две. Но их хватило, чтобы я почувствовал себя уставшим ("что я вам, акробат, что ли?"), и разжал пальцы. Батя обернулся на глухой стук. И нашу хату огласил тройной рев: мой, отца и матери.
Потом я затих и посинел. Еще бы: практически грудной младенец грохнулся на пол почти с двухметровой высоты. Меня, видимо, спас половичок. Он был хоть и не толстый, но не дал расколоться моей черепушке. И удивительно - я оклемался!
Потом жизнь моя протекала вроде бы без особых происшествий. Но затем два раза подряд я вновь оказывался на грани жизни и смерти. Первый раз - это когда тринадцатилетним пацаном решил переплыть Иртыш. Он у моей деревни не особенно широкий, может быть, метров триста-четыреста. Но течение у Иртыша достаточно сильное, и с учетом того, что тебя во время заплыва сносит далеко, приходится в общей сложности преодолевать не меньше километра. Для взрослого это, может быть, и пустяк (хотя не для каждого - нужно все-таки иметь хорошие навыки в плавании, чтобы преодолеть столь серьезную реку), а для пацана такой заплыв - большое испытание.