Мне захотелось фруктов, и я открыла холодильник. С верхней полки на меня вопросительно посмотрело яблоко.

- Привет, - сказала я, несколько растерявшись.
- Привет, - ответило яблоко.
- Как дела, - спросила я, чтобы хоть что-то спросить.
- Нормально, лежу вот, - ответило яблоко.
- Не холодно тебе? - озаботилась я.
- Да ничего, прохладно, конечно, но жить можно, - успокоило меня яблоко.
- Может, тебя отсюда того? На стол? - предложила я больше из вежливости.

Яблоко посмотрело на меня с интересом.

- Ты в себе? - осведомилось оно лаконично.
- Нет, я просто предложила, - заоправдывалась я торопливо, - мне показалось, тебе здесь всё-таки холодно.
- Мне здесь нормально, - отрезало яблоко.
- Ну, ладно тогда, - я сделала невнятный жест рукой, - я, наверное, пойду.
- Удачи, - кивнуло яблоко. - Ты заходи, если что.
- Я зайду, - пообещала я, - если что.

Пообещала, уже закрывая холодильник. Яблоко повторило "если что", пошловато хихикнуло и подмигнуло мне вслед.

Ну ладно, подумала я нервно, пусть его лежит, свет клином не сошёлся. Пойду открою банку горошка.

Взяла открывалку, сняла с полки банку, сполоснула под краном, поставила на стол. Поднесла открывалку и смутилась. Банка горошка глядела на меня в упор с упрёком.
- Поосторожней, я щекотки боюсь! - сообщила она таким тоном, что мне немедленно стало стыдно. Я аккуратно протерла банку полотенцем и поставила обратно на полку.
- Ты вот что, - деловито сообщило мне полотенце, - когда будешь в следующий раз что-то мокрое протирать, ты его сначала хоть нагрей, что ли. Противно ведь, по теплому махровому телу, да холодной-то водой!

Я в изнеможении опустилась на стул в спальне. Хотелось есть, но к холодильнику не тянуло. Хлопнула дверь: пришел муж.

Во время полёта Быковского на "Востоке-5" связь ещё была хреноватая. И получив сообщение с орбиты "В 9 часов 05 минут был космический стук", на ноги поднялись все. Все конструкторы во главе с Королёвым... Какой стук? Откуда? Спрашивают:
- А повторный стук был?
Пауза и Быковский отвечает "Нет, а что, должен был быть?" На Земле опять ничего не понимают.
- Характер стука какой был?
- Какой-какой, нормальный. Обычный.
- Внешний или внутренний?
- Что - "внешний" или "внутренний"? Как это?..
Снова пауза. Потом Быковский заржал в голос.
- Не! Не "стук", а "стул"! (помолчал и для снятия всех вопросов уточнил) Я сходил по-большому, покакал, покакал, понимаете?
Земля не ответила - все смеялись. Потом генерал Каманин искренне поздравил Быковского с достижением и первенством - Быковский стал самым первым, кто это сделал в космосе.

В 1973-м американец Оуэн Гэрриотт взял на станцию "Скайлэб" диктофон, на который его жена наговорила авансом несколько хорошо рассчитанных фраз. Когда в один из дней оператор вышел на связь с орбитальной станцией, Гарриотт этот диктофон включил.
Между станцией и Центром управления состоялся следующий диалог:
- "Скайлэб", это Хьюстон, ответьте.
- Здравствуйте, Хьюстон, - бодрым женским голосом отозвалась станция. - Это "Скайлэб".
Земля после секундного колебания поинтересовалась:
- Кто говорит?
- Привет, Боб, - отозвалась станция. - Это Хелен, жена Оуэна.
Боб несколько секунд переваривал ответ, а затем с трудом выдавил:
- Что ты там делаешь?
- Да я тут решила зайти, принесла ребятам поесть. Не беспокойтесь, всё свеженькое, - ответили с орбиты.
Центр управления молчал около минуты, а затем отключился. Видимо, у офицера связи сдали нервы.

Когда температура превысила предельно допустимую и стрелка подобралась к красной отметке, я свернул с дороги и выключил двигатель. Поднял капот, отверткой замкнул клеммы, от чего шумно заработал вентилятор. Все дело в термостате - давно нужно поменять.
Стояла середина июля. Солнце походило на сковороду, забытую на плите - раскаляется, но ничего на ней сегодня не будет приготовлено, - воздух обжигал и жар исходил от липкого, в расплавленном гудроне асфальта.
Светка сползла с заднего сиденья, сказала: "Уф, жарко!" - и, спустившись с дороги, принялась рвать пыльные и сухие цветы. Самодельный бумажный веер, которым она обмахивалась в дороге и иногда, перегнувшись через спинку, обмахивала меня, Светка оставила в машине.
Я закурил. По обочинам были установлены билборды с портретами лидера либерал-демократов. В городе неорганизованная толпа вчера устроила беспорядки, сгорели две полицейские машины, бутылки с зажигательной смесью кто-то бросил в окна пенсионного фонда, днем ранее неизвестным был ограблен ювелирный магазин.
Светка поднялась на дорогу с небольшим букетиком, показала мне.
- Красивые? - спросила она.
- Красивые, - ответил я. Цветы были очень пыльные и сухие.
- Ты знаешь, как они называются?
- Нет, - ответил я.
- Почему ты не знаешь?

- Не знаю, потому что не знаю. Может, ромашки.
- Ромашки здесь тоже есть, вот они. А как называются вот эти?
- Не знаю. - Я не смотрел на цветы, а смотрел на кончик сигареты, - и от этого мне становилось еще жарче. Я не выношу жару, но все равно продолжал смотреть на этот дымящийся, ярко разгорающийся при каждой затяжке кончик.
- Ты ничего не знаешь, - сердито сказала Светка. - Почему мы остановились?
- Двигатель перегрелся, - ответил я.
- А почему другие машины не останавливаются?
- Потому что это хорошие машины.
- Я хочу есть, - сказала Светка. - Почему ты не остановил возле кафе?
- Я куплю тебе хлопья и молоко.
- Я хочу нормальную еду. Понимаешь? Нор-маль-ну-ю!
- В кафешках на обочине дорог как правило не бывает хорошей еды.
- А что там бывает?

На похороны своего отца Игорь ехал со смешанными чувствами. С одной стороны, папу, конечно, было жаль. Все таки родил и даже чуть-чуть пытался воспитывать, в перерывах между запоями. С другой, покойную мамку и свою последующую, тоже уже покойную, жену бил смертным боем. Денег опять же хрен когда давал. В квартиру после свадьбы жить не пустил. Мол, нас тут и так много: сам, жена, падчерица Женька, для двушки. Игорь попытался подать в суд на размен, но не вышло. Ко всему прочему, как только он обосновался в России, на родине жены, для получения гражданства и вселения в малосемейку, пришлось выписаться с белорусского адреса. Игорь трясся на заднем сидении машины друга Бори и прикидывал, сколько он может получить после продажи квартиры. Ну, половину придется отдать Женьке. Это если все же отец упомянул ее в завещании. Но это вряд ли. По сообщению соседа и друга детства Олежки, Николаич в последнее время выходил во двор с бутылкой и рассказывал, что хата после его смерти отойдет к Игорьку. Женька живет в Украине с каким-то хорем, поэтому она и выписана наверняка. Так что ноу проблем: переоформляем хату, продаем по-быстрому через агенство - и адью! А деньги пойдут в бизнес.
Игорь занимался ламинатом. Фирма была оформлена на того самого друга Борю, поэтому Игорь денег реальных не имел. Ничего, вот получит он 30-35 тысяч баксов и войдет в долю как полноправный хозяин. И жена не будет пилить его за безденежье.

Женька на похороны явилась тоже. Игорь посмотрел на круглое лицо с ямочками, лишенное того испуганного выражения, какое было у нее в детстве, и понял: Женька обнаглела. Поэтому надо быстрее разведать, что почем, и в случае чего девку припугнуть. Нечего на чужих хатах обустраиваться. Пусть валит на историческую родину, к шахтерам и своему хорю-металлургу. Игорь представил Женькиного бойфренда. Наверняка здоровый жлоб, пьянь, лупит ее по праздникам и воняет углем и потом. Девочкам же свойственно выбирать мужей по подобию отцов или отчимов.
Игорь заметил на левой руке "сестренки" блестящее кольцо. "Не хорь, законный супруг, - отметил, - тем лучше, значит, Женьку на своей территории прописал".
Муж Женьки, Дмитрий, совершенно не соответствовал придуманному Игорем образу. Он был маленький, щупленький, совершенно не употреблял спиртного, не бил жену и пах одеколом, потому что принимал ежедневно душ. На похороны тестя он приехать не смог ввиду занятости.

Пошли мы как-то на кладбище спиздить оградку. Пошли, конечно, под вечер, а то ведь среди бела дня не по-людски нихуя. Идём, кароче, приходим. А на душе чота бля всё равно не по себе. Хотя начало 90-х, надо быть наглее и циничнее. Ну и не подаём виду, нашли железку какая посолиднее, думали - чисто за уголок возьмёмся в две хари - она и вылезет... А - нихуя. Как репка, сцуко. Напряглись с Лысым до пердежа, да хуй там. Чо за йобаный насрать? Недоумеваем. Присели, закурили. Тут вдруг Гоха завис и начал дымом кашлять. Ну мы хуле не мешаем, может у него туберкулёз, зачем же другу про хуйню напоминать. А он сигарету прожевал и на памятник пальцем тычет. Зырим - йопте! На круглой эмальке - Лев Толстой! Ога, тот самый. Который разбудил декабристов. Бляааааа! Во пиздец, да? Хуясе встреча на закате. Мы ж его в школе проходили, помним знакомый на всю жизнь бородатый еблет. Гоха прокашлялся, чиркнул зажигой и прочитал:
- Семён... Спиридонович... Хуев.
Стало как-то неловко, хотя и так было не до праздника.
- Нннну? - гаварит Дрон. Это он мне, патамушто я в школе училса на тройки, когда все реальне пацаны - на твёрдые нули. - И кто же, бля, нопесал Войну и наказание, а?
- Типа... Толстой...
- Этот?
- Беспезды.
- Но этот же - Хуев!
- Выходит, однофамильцы наверно...

- Не, бля! - Дрон встал. - Как хотите, а я не стану пиздить ограду у пацана, которого и так ограбил какойто хуй Толстой. Спи спокойно, великий русский писатель Хуев. Пешы истчо по возможности, аминь.
И мы пошли искать дальше. Нашли быстро, начали выдёргивать, и тут Лысый, утирая пот, снова бросил работу и махнул рукой, типа - зырьте. Прочитали: Анна Ахматовна Цветаева.
Пиздец. Опять попадос, да што ж такое. Мы ж не варвары, хотя... ну... хотелось бы.
- Я помню, бля! - прохрипел Дрон. - Я спецом на географию нажимал, бля! Ну штоп потом в ходках ориентировацца, а не как баран. Я ж помню - Цветаева захоронена в Елабуге, это такой город в Африке, я ищо планировал в случее чево туда определицца, там же тепло. И чо бля?! Щас-то мы где?
Я не представляю, какая сила смогла бы выжать из нас ответ. С утра - в родном Бобруйске, а тут хуякс - уже в Африке. И ведь бабла не было нихуя даже на пиво, а не то што на трафку.

В квартире двумя этажами выше менты застрелили жильца. Устроили пальбу, будто нарвались на группу моджахедов. С перепугу, должно быть. Подъезд провонял порохом. Застрелянного мужика звали Александром. Он был из тех Александров, которых до самой смерти полным именем называют пару раз - в ЗАГСе и в зале суда. Было ему под шестьдесят, одевался он как ханурик, жил одиноко и лицо его было перекошено так, как будто в него дули из мощного компрессора.

Мы недавно переехали в этот дом и жена сказала мне:
- Разузнай, что за мужик. Безопасен ли для ребёнка? Хрен поймёшь этих тихушников.
Через несколько дней я встретил его на лестничной площадке.
"С чего бы начать?" - думал я. "Может, поинтересоваться напрямую - не насилует ли он второклассников?"
- Здорово сосед, как жизнь молодая? - спросил я.
Он посмотрел на меня. Посмотрел с великой скорбью, как Христос с невритом. Я переступил с ноги на ногу.
- Некоторое время назад, - начал он, - я привёл домой проститутку. После первой получасовки мне захотелось отодрать её в зад. Я развернул девушку, глядь - а её анальное кольцо похоже на рот Жириновского, только без зубов. И стало мне плохо. Неудобно, неловко, стыдно. Знакомы такие термины, молодой человек?
"Что бы это значило?" - подумал я. "Отъебись во веки веков" - вот что это значило. Я и отъебался. А он ушёл.

- Это порядочный и интеллигентный человек, - сказал я жене.
А сыну шепнул на ухо, чтобы не подходил к дяде с четвёртого этажа. Сыну недавно подарили ноутбук, и ему было плевать на окружающий мир. Он и ко мне-то уже не подходил.

Семь лет назад сын спас мне жизнь.

-Шишел-мышел, пёрднул-вышел, - накрашенный ярко-розовым фломастером палец Ленки Хатиной ткнулся прямо в сопливый нос Серёги Трошина. Тот ничуть не обиделся, а чего обижаться, не ему ж водить?

-Шишел-мышел... - следующим вылетел Витёк Сычёв. Вот ведь что интересно, во чтобы когда не играли, никогда ему водить не приходится. И в школе так же - чтобы не натворили вместе, в какую бы историю не влипли, всегда он сухим из воды выходит, как и не при чём совсем. Везучий он, Витёк, или, как дядя Слава говорит, "фартовый".

-Шишел-мышел... - палец Ленки поочерёдно указывал то на Олега Турина, то на Светку Ложкину, то на Андрея Зацепу, то на Коляна Артищева и даже на местного полудурка Васю Карасёва. Хотя, если вдуматься, какой из Васи вожий? Так, недоразумение одно. Не то, что б Вася был самым всамделишным дурачком, как Саня Сопля, например, или Зина-Дура, но и нормальным бы его назвать никто не рискнул. Мог он, ни с того ни с сего, запрыгать козлом по двору громко матерясь, запросто мог плюнуть в лицо кому-нибудь, кто ему не понравился, мог схватив огромный, больше его самого, дрын, гоняться за обидчиком по всему району, а мог полдня просидеть на скамейке, уставившись в одну точку. Психический, короче, что с него взять? Его и играть-то с собой брали только потому, что отвязаться от него просто-напросто не было никакой возможности.

Тётя Таня Лепилкина говорила, что Вася такой оттого, что папаша его сильно "злоупотребляет", пьёт, то есть. Но Сашка в это не очень-то верил. Если б у всех, кто водку пьёт, только придурки навроде Васьки рождались, то в городе, а уж на посёлке то и подавно, нормальных людей и не было бы вовсе. Подумаешь, пьёт, эка невидаль? У Ленки, вон, отец, вообще, тюремщик самый настоящий, она и видела то его раза четыре в жизни, а сама отличница и староста в классе. А у Андрея отец уж не раз до белой горячки допивался и с топором за Андрюхиной матерью по двору носился, а потом в больнице специальной лежал и чего? Дюшка то поумнее многих взрослых будет, хоть и не слышит почти ничего одним ухом.

"Наихудшее, чему может научиться молодежь, - легкомыслие. Ибо последнее порождает те удовольствия, из которых развивается порок."
© Демокрит

"И всё-таки, Алёнка, ты молодец, что рассталась со своим "Отелло"... Представь что бы было,если бы вы поженились! Ты бы вообще в парандже ходила, или того хуже - он просто бы тебя из дома не выпускал..." - тараторила Катька, пытаясь прочесть по лицу подруги прошли у неё чувства к Максу или нет. - Ты уже несколько месяцев в свободном полёте, тебе что совсем-совсем никто не нравится? И секса тебе не хочется?" Алёна вздохнула - "Наверно я какая-то ненормальная... Вот не хочется и всё тут. Не западает никто в душу, так зачем я буду парням мозги морочить и играть "в любовь"?....."
Девчонки дружили со школы. Они были как "лёд и пламень" - Катя - невысокая, черноволосая, голубоглазая, белокожая, "кровь с молоком", весьма лёгкого нрава , а Алёна - "недобитый романтик" (со слов Кати), зеленоглазая с пшеничного цвета волосами, собранными в два хвоста, загорелая и высокая .

После школы их пути разошлись - Кэт пошла "учиться торговле", а Лёнка , как и мечтала, поступила в институт . Видеться удавалось нечасто , и у каждой были свои интересы , но зато , если уж они собирались , то ничего друг от друга не утаивали и могли часами "трещать" о своём о девичьем, потягивая шампанское.
Вот и сейчас подружки не спеша шли по проспекту , наслаждаясь теплым летним вечером. Такси вызывать не хотелось и было решено прогуляться пешком.
Катька подхватила Алёнку под ручку и продолжила лекцию на тему " секс для здоровья и дабы не отвыкнуть".... Алёна молча слушала и улыбалась своим мыслям.
Девчонки не сразу заметили белую иномарку, которая медленно следовала параллельно им по дороге. И только когда машина заехала передними колёсами на тротуар, преграждая им путь, они обратили на неё внимание.

Места у нас холодние, северные. Зима приходит рано, лютует почти пять месяцев, лишь в марте, нехотя, эдак снисходительно, пущает в леса и поля робкую необстрелянную весну. Склизко, мокро, пакостно...
Так-то бы пофиг, привыкли. Татьяна вона полста лет ряст топчет, уже ничем не напугаешь. Бывали годочки, когда осерчавшее светило вовсе отворачивалось от земли. Сорок и даже пятьдесят градусов мороза, не абсолютный ноль. Говорят и хуже места есть на планете.

Татьяна - баба вдовая, свободная. Живёт, к слову, уже третий раз ... одна. Как третий? Троих и пережила, ну почти троих. Злые языки обзывают Татьяну каракуртом. Есть, мол, такой паук, паучиха, что мужиков своих ядом кусает, а потом жрёт, чтобы добро не пропадало.
Витя, хороший был мужик, крепкий во всех отношениях, но пристрастился к водке, да так по пьяному делу и сгорел в своей сторожке. Только головёшку и выгребли из-под угольев.
Семён бабе достался уже с дефектом. Всего и пожили с год, а туто и рак лёгкого подсуетился. О, как.

Мишка. А что Мишка? Ещё не умер, вона - браги надрался и на полатях дрыхнет, ирод. Ещё и пердит во сне, гадина така. Не умер. Ну, так помрёт, куды денется. У Татьяны на такие вещи глаз намётанный. Потому и списала его со счетов. Пыталась гнать, так ведь не гонится, да ещё и дерётся. Но тут по-всякому мимо. В Татьяне сто пятьдесят килограммов живого мяса, да кофта, да трусы. Един только раз и ёбнула в тот раз Мишке, а экономический эффект превзошёл. Более тот полусупруг рук не распускал, а если и лаялся, то предварительно закрывшись в чулане.

Главное же достоинство Татьяны заключено в необъятной, как Отечество, заднице. И как пишут в рекламах, если вы найдёте где-то крупнее, то эту мы вам отпустим бесплатно.
Злыдня и сука, Файка Шарохвостова, дровощепина и подпиздыш от рождения, как-то сказала:
- Когда Господь распределял жопы, тебе, Танька, достался весь лимит, что был отпущен на всю деревню.
Ан, не любила Татьяна, когда упоминали еённую задницу. Жутко не любила, могла и в зубы дать. А с её-то массой и кулачищами, это ж смерть лютая!
И то обидно! У самой-то Шарохвостовой смотреть не на ча. Сушеный куриный огузок, от которого мужику не то, что детей приживать, даже пошшупать неприятно.

Светило солнышко, пели птички, настроение у Золушки было поганое. Полы она уже натёрла, посуду помыла, но оставалось ещё неперебранное зерно, нестиранное бельё и эти гадкие розовые кусты, от которых она всегда чихает. А тут ещё в дверь кто-то ломится.
-Вам кого?- спросила Золушка, приоткрыв окошко в двери.- Никого нет, все уехали на бал.
За дверью обнаружилась высокая костлявая старуха с живописной бородавкой на носу.
-Элла Синдер здесь живёт?
-Да...- Золушка даже растерялась.- Это я.
-Вот тебя-то мне и надо,- довольно хмыкнула старуха.- Открывай давай.
Угрозой от старухи не веяло, но Золушке всё-равно стало как-то неуютно.
-А Вы, собственно, кто?
-Родственница,- отрезала старуха.- Ну ты открывать будешь или нет?

Золушка подняла засов и впустила гостью в дом.
-А я думала, у меня из родни никого не осталось...
-Я дальняя родственница,- уточнила старуха.- Ты мне приходишься правнучатой племянницей. А я тебе, стало быть... хм... прабабистая тётка.
-Ой,- моргнула Золушка.- А сколько же Вам лет?
-Триста с небольшим,- ответила старуха и кокетливо хихикнула.- Женщине больше трёхсот никогда не бывает.
Золушка нашарила за спиной стул и села на него не глядя.
-Тогда, значит, Вы... фея?!
-Я, по-твоему, похожа на фею?- захихикала старуха.- Феи - они все в розовом, с крылышками, у них волшебные палочки с мигалкой на конце, да и выглядят они на все сто... а не на триста. Да и откуда бы им тут взяться? Все феи сейчас во дворце, на балу. Все двенадцать. Их-то, небось, пригласили!
Гостья запнулась на секунду, стиснула зубы и добавила с неожиданной злостью:
-Меня вот пригласить никто не удосужился. Даже наоборот! Под страхом, значит, смертной казни... Ну ничего, ничего, я им ещё припомню! Ведьма я, деточка, ведьма. Да ты не бойся, не обижу. Я сюда не затем пришла.
Ведьма подманила пальцем другой стул и величественно опустилась на него.
-На бал хочешь?- спросила она.
-Хочу, тётушка! А Вы мне поможете, да?
-Помочь?! Милочка, да за кого ты меня принимаешь? Ведьмы никому не помогают. Ведьмы только вредят. Да и как бы я тебе помогла? Бельё за тебя постирала? Окна вымыла?

Женщина на борту - быть беде. Петр I


Кто видел наши корабли, не на конфетных фантиках
Кого ебли, как нас ебли
Тому не до романтики!
© народная моряцкая поговорка


Полуденный зной нещадно нагревал бока танкера, из-за чего дышать внутри помещений было невыносимо. Но мы, развесив мокрые махровые полотенца и направив на них вентиляторы, забаррикадировались в курилке. Делать было нечего абсолютно. В ожидании воды наш танкер, как многие суда, торчали на рейде Ростова-на-Дону. Проигрывая и тут же отыгрывая свою, недавно полученную, зарплату.
Нарушая покой нашего покер-клуба, в курилку ворвался Ромка-чмех:
- Я в скворечнике у Лома был - Ромка довольно потер руки - Прикиньте парни, три практикантки!
- Да иди ты - отмахнулся третий механик, сдавая карты под следующую партию покера
- Нет! Я тебе серьезно говорю! - Ромка бесился, когда ему не верили - И вообще, пошел ты сам!
- Захлопнись - второй механик махнул рукой на Ромку, подняв карты, взглянул в них и хлопнул ими об стол - Я пас! Рома, Иди в жопу! Ты всю игру ломаешь.
В курилку влетел запыхавшийся Железный капут.
- Пацаны - он хватал воздух, разевая рот, словно рыба, выброшенная на берег - Там....практикантки на катере едут!!!
- Да ладно - выдохнул я, а сердце радостно забилось.
Наш "Ястреб" шарахался по Средиземному и Черному морю уже шестой месяц. С бабами проблем, конечно не было. Но одно дело проститутка, хоть наша хоть иностранная, но совсем другое русская девчонка!
Мы, снося стулья и не обращая внимание на рассыпавшиеся карты, рванули на палубу.
Громыхая по трапам, вылетели на главную палубу и, сразу, приняв гордый и независимый вид, уселись на юте. Закурив и небрежно поплевывая с борта в воду, стали смотреть на приближающийся со стороны Аксая катер.
Старенький "Ярославец" пыхтя машиной, нырнул под борт "Ястреба", а из рубки надо всем рейдом пронесся голос Лома:
- Палуба, примите швартов с правого борта - на секунду замешкавшись, Лом добавил немного смущенно - И помогите подняться на борт.
Три очаровательных создания в сопровождении Папы, продефилировали мимо. Не обращая, однако, особого внимания на нас.

Толпа с факелами окружила небольшой домик, но ломать дверь народ еще побаивался. Было пять часов утра осеннего равноденствия две тысячи ... года.
Люди молчали.
Однако по лицам было понятно, что просто выпустить пар и разойтись никто не собирается. Собрался практически весь городок: мужчины с тяжелыми кулаками рабочих и интеллигенты, покашливающие и постоянно поправляющие очки, пенсионеры в старых пальтишках и пенсионерки в калошах, толстые дамочки с пухлыми пальцами, на которых красовались толстые кольца, и тонкие девицы в дешевеньких курточках из нейлона.
И дети.
Хмурые старшеклассники, постоянно прикуривающие друг у друга, тринадцатилетние сопляки и соплячки в безразмерных кроссовках и малявки с трогательными шейками.
Молчание хоть и длилось, но недолго.
Их лидер - учитель русского языка и литературы местной школы - вскочил на пень и, четко артикулируя, начал:
-Братья и сестры!
Народ напрягся.
-Давай!!!! - заорал учитель и ночь взорвалась. Люди в мгновение ока смели забор, в окна полетели булыжники, а дверь затрещала.
Не прошло и минуты, как хозяина, в разорванной рубахе и с разбитым носом, вытащили и, связав, поволокли через город.
-ШОЗАХЕРБЛЯ, - кричал несчастный, - ЭТА КАКАЙАТА АШИПКА!
-Поговори еще, сука! - ясно произнося каждую гласную и не оглушая ни одной согласной, хором отвечала ему толпа.
Куча дров переложенных сухой соломой была давно сложена на главной площади.
Трибунал ждал на помосте. Человека бросили на колени перед судьями, и толпа отхлынула, ожидая.
-Раскаиваешься ли ты? - пророкотал главный.
-ЖЕЗДЬ... ЙА НЕ ПАНИМАЙУ... - забормотал человек - ЙА НЕ НОРУШАЛЛ ЗАКОНАФФ, ЙА...

Ночь, лето. Я сижу в машине в поле, наблюдаю за звездами и пью красное вино, закусывая булкой с сыром и фруктами. Вот такой ужин я решила себе устроить. Двери открыты нараспашку, слышно, как стрекочут кузнечики... или цикады - не знаю... Пахнет полем. Позади рабочий день, впереди выходные, потом отпуск на 10 дней... до дачи километр - ментов нет, но если что - до дома дойду пешком, бросив здесь машину. Тишина. Только самолеты иногда пролетают. Лепота.
Вдруг я услышала в траве писк. Пригляделась - два пушистых комочка потеряли мамку. Чуть больше месяца малышам. Как они здесь оказались? и где их мамка? Вероятно, заблудились и пришли сюда с фермы - а это километрах в трех отсюда. Мне с кошками общаться нельзя - жуткая аллергия. Если иду в гости в семью, где есть кошачьи - пачку лекарств с собой беру и стараюсь пораньше свалить. В детстве пару раз доходило до отека гортани - ели спасли. Я смотрела на этих двух малюток и думала, что рядом должна быть кошка. В траве что-то зашевелилось. "Кошка" - мелькнуло у меня. Но нет! На поляну выскочили три огромные собаки. Маленькие глупышки запищали. "Ну, не тронут же их собаки". Тем временем псы зарычали и бросились на котят. Я выскочила из машины, схватила из-под сиденья монтировку и ринулась в бой. Эти клыкастые твари начали грызть котят, те орали, я охаживала собак железкой и орала "уходите, не трогайте, фу". Куда там...

В ногу что-то впилось, не глядя я саданула в сторону боли. Визг собаки, она упала, я еще раз ударила ее по голове монтировкой. Я видела, что одного котенка другая собака взяла в пасть. В два прыжка я очутилась рядом и отбила котенка, со всей дури ударив собаку по голове. Третья собака куда-то убежала. Второй котенок валялся рядом. Я, не соображая, что я делаю, схватила котят, замотала их в шаль, села в машину, мотор зарычал и я понеслась в единственную знакомую мне круглосуточную ветклинику. Слезы лились из глаз. Я понимала, что котята мертвы или сильно покалечены и не выживут, но надежда не умирала.. С разворота влетев во двор (спасибо школе экстремального вождения), я забежала в холл клиники и остановила первого попавшегося человека в халате.
- Помогите, их покусали собаки. - Я протянула шаль, в которой были котята. Врач осторожно развернул ткань, и крикнул подмогу:
- Лена, Катя! Помогите мне. А вам бы тоже не мешало показаться врачу. У вас кровь на брюках.
- Да это ерунда. Кошаки живы?

Валера как мог оттягивал эту поездку в объятия своему неминуемому позорищу. Но отмазываться до бесконечности не получилось, любимая Оксана и так вся в обидах. Пришлось ехать.
Выбрали выходные и вот, каких-то сто километров по размытым сельским дорогам и Валерина "пятерка", грязная, как брошенный при отступлении немецкий мотоцикл - торжественно въехала в Оксанину деревню.
Зачем только машину перед отъездом намывал, да еще и с полиролью? Все равно теперь даже цвет кузова не ясен.
Оксану с Валерой встретили, как встречали бы Бреда Пита в московском метро. Оказывается - можно не только сидеть, как засватанный, но и выходить из машины, стоять и даже не знать куда тут при всех можно сплюнуть песок, залетевший с ветром в открытую пасть. И все это как засватанный, под многочисленными взглядами и возгласами родни:
- Молодец Оксана, притащила наконец к нам своего жениха. Вот мы его уже и не выпустим, женим...
Валера снисходительно улыбался, чтобы не обидеть очередного Петросяна поймавшего кураж:
- Ну, что Валера, признавайся, ляльку уже заделал нашей Оксане?
Валера, прикидывая, где у них тут туалет:
- Да нет, какая лялька...
- Так вы хоть работаете с Оксанкой над этим делом? Едять тебя мухи.

И все в таком же духе.
Народу вокруг разгоряченной нездешней машины скопилось человек сорок. Валера уже и сам догадался где туалет, но про наличие бумаги не рискнул спросить у Оксаны, а то она тут же начнет орать - "Батько, а в туалете газета есть?! А то Валерчику надо!"

Засватанный судорожно шарил по карманам в поисках макулатуры, при этом непринужденно отвечал на вопросы своей возможной будущей родни:
- Нет, это не подголовники - это я поставил "сидушки" от "семерки"....

- Я писатель, пойми! - глаза Корицына наполнились горячей влагой. - Подумать не могу, что исписался! Страшно становится, когда представлю такое. Ни слова больше, ни мысли. Один бред сплошной и мутота! Боль! Это похлеще ада, брат. Ты не знаешь, что такое писательский ад!

Геннадий снова разлил по рюмкам. Они сидели на кухне у Корицына и пили третий день.

- Я исписался, - повторял Корицын с тоской. - Мне нужна тема, крохотный образ! Любой, пусть неправдоподобный! Я слеплю из него конфетку!

- Что тебе, тем мало? - удивился Геннадий.

Корицын пьяно помотал башкой.

- Тем много, - сказал он. - Но ни одна уже не трогает меня. Я выдохся. Все, пиздец.

Ему показалось, что Геннадий усмехается. Что он снисходителен к его словам.

- Может шлюх вызвоним? - предложил Геннадий.

Команда приехала через час после звонка. Все шлюхи были какие-то кривые, похожие на первые рассказы Корицына.

- Не, командир, - сказал Геннадий сопровождающему. - Да такого вообще не бывает.

- Че не бывает? - набычился тот.

- Такого в природе быть не должно, - объяснил Геннадий, обозревая товар. - Понимай простые вещи.

Корицын снова почувствовал укол в сердце.

- Погоди, - сказал он сопровождающему. - Вот эта подойдет.

Он указал на одну из трех.

- Тебя как зовут? - обратился Корицын к женщине, когда остальные уехали.

- Вера, - ответила та.

- Пить будешь?

Та отрицательно помотала головой.

"Я служил в железнодорожных войсках, в Красноярском крае, между Минусинском и Абаканом. Мы должны были там отсыпать какую-то трассу. У нас были 66-е КрАЗы, причем аккумулятор был только на одной машине. Заводились так: ставили один КрАЗ, который с аккумулятором, и он начинал другой КрАЗ таскать по тайге, по бездорожью. Таскал 20 минут и заводил с толкача. И тогда он работал до тех пор, пока двигатель не высыпался, пока он не умирал. Один месяц выдерживал, другой полгода выдерживал. Если ты заглох - все, до свидания. Заглох на трассе - и привет. Пока работали весной, летом, осенью - нормально, нестрашно. Но зимой это было жутко. Заглохнуть на трассе в тайге - фильм ужасов. И я это пережил.

Я отслужил год, уже был младшим сержантом, командиром взвода, а по должности старшим нормировщиком производственной части. И получилось, что машину я почти перестал водить. Это потом и сыграло роковую роль. В один прекрасный мартовский вечер я был дежурным по роте. Дежурный взвод зачем-то работал в ночную смену, и надо было отвезти им еду. Но это было громкое название - еда. В бак после чая наливалась вода, бак обычно даже не мылся, бросалась туда практически нечищеная картошка, селедка черно-коричневого вида, которая 20 лет уже где-то на складе мариновалась, потом эта вся жижа варилась. Селедку с картошкой вынимали - это было второе, а первое - бурая, черно-малиновая жижа. Еще хлеб давали. Он был замерзший и непропеченный. Его рубили топором.

И вот два бидона с этими деликатесами дежурный водитель должен был отвезти для ночной смены. Но водитель был настолько уставший, что просто уже ничего не соображал, даже не разговаривал. А поскольку я все время сидел в помещении и чувствовал себя нормально, я решил его пожалеть и поехать вместо него. А морозы стояли минус 35. Если ты плевал, вниз долетала ледышка.

У меня есть друг-холостяк. Скрасить минуты одиночества ему помогают случайные знакомства, в том числе и с помощью Интернета. Когда я стану совсем уже пожилым и сентиментальным, (года через два, по моим расчетам) напишу про его житие книгу - оно того определенно стоит. Вот, например, отчего-то вспомнилось: как-то раз, посреди недели, сидим мы у него на кухне - собрались на часик какой, выпить по бутылке пива, пообщаться. Друг между делом рассказывает, что познакомился на каком-то местном портале с удивительной (судя по фото) красавицей. И она, в общем, ожидается. Приедет на свидание вот-вот, романтическому вечеру быть. Я за товарища порадовался и пообещал что свалю через каких полчаса после его появления - чтобы не портить людям настрой. Друг очень этой моей понятливости обрадовался и с гордостью продемонстрировал бутылку Мартини Асти, припасенную к свиданию. В общем, прошло еще немного времени и в дверь позвонили. Уже поворачивая ключ в замке, друг сказал буквально следующее:

- Ну, в общем, как договорились - посмотришь сейчас на нее, посидишь ради приличия чуток, и - клеим расход.
Я кивнул головой, друг открыл дверь.
В квартиру вплыла девушка... мне сразу вспомнился персонаж Ноны Мордюковой в фильме "Родня", только красавица из Интернета была чуть полнее и ниже ростом, зато шире раза в полтора.

- Че - как, пацаны? - поздоровалась она.

Друг ничего ей не ответил, вместо этого он повернулся ко мне, схватил меня за рукав и фальцетом прошептал:

- Боря!!! Пожалуйста, только не уходи! Посиди еще немного, ПОЖАЛУЙСТА, ну хоть часа три... не знаю... в общем, пока она не уйдет!!!

Столько отчаяния было в его голосе, в общем я остался. Мы отправились на кухню и следующие несколько часов общались, хотя говорила в основном девушка, ибо друг молча и большими глотками пил Мартини, а я старался запомнить все что услышал. А конкретно следующее:

Рассказ старого телемастера:

- Это сейчас люди выбрасывают почти новые, работоспособные телевизоры, только потому, что соседи купили с экраном побольше. Надо бы и себе такой. А сломанные уж тем более никто теперь не ремонтирует, да они сволочи давно и ломаться перестали...
Но вот лет 20 назад, я был уважаемым человеком. Перестройка - не перестройка, голод - не голод, а меня всегда позовут, за стол посадят и водочки нальют. Последнее с себя снимут, а телевизор должен работать. Без телика, народу тоска, хоть в петлю...
Бывало, конечно, нагревал клиентов, продавал им их же детали. А что делать? Не говорить же, что их ребенок или собачка просто случайно слегка выдернули шнур питания из телевизора. Что они мне заплатят в таком случае? Так, на сигареты за ложный вызов дадут, а я ведь на двух троллейбусах с тяжелым чемоданом туда добирался и кучу времени потерял.
А другой раз приходишь, смотришь - мертвый, черно-белый, старинный гроб, а вокруг четверо детей прыгают и радуются - "Ура, сейчас нам дядя телевизор починит, будем смотреть! Дядя, хотите конфетку?"
Мамаша, бледная вся сидит и по лицу видно - прикидывает, хватит ли у нее денег на ремонт... Тут хочешь не хочешь, а берешь в убыток себе - меньше меньшего...

Но я расскажу про одну веселую ночку, когда в первый раз в своей жизни довелось увидеть сто долларов одной бумажкой.
Двенадцатый час, я уже спал, когда меня растолкала жена и сунула телефонную трубку.
Я:
- Але, кто это?

В ответ раздраженный голос:
- Ты куда подевался!? Тебя за смертью только посылать!
Я:
- Вы куда звоните? Але...
- Как это ты адрес забыл? Ты что пьяный? Майкопская 5 квартира 13. Давай бегом. Да, и не забудь захвати все для телевизора "Фунай". Лампы, там, патрубки, блоки всякие, короче - все какие будут. Тут очень сложный случай, транзисторный конденсатор полетел. А надо срочно сделать, люди ждут, спать не ложатся... Давай быстрее Саня.

Настя вытерла лоб тыльной, чистой от муки стороной ладони и вздохнула.
- Живут же люди... Любовь у них...
Сказанное вслух относилось к сюжету только что закончившегося фильма, который она успела посмотреть, пока готовила.
На экране герои - русские, но почему-то живущие в Америке, молодые люди любили, страдали от любви и это получалось у них весело и красиво.
Семейная жизнь самой же Насти мало напоминала романтическую комедию. Всё в ней было как-то прозаично и обыкновенно. Она и замуж-то вышла скорее потому, что просто пришло время. Николай, её будущий муж, за ней не ухаживал по-киношному. Просто пришел к ним домой и заявил Настиным родителям, что хочет взять Настюху в жены. Отец с матерью были не против. Настя почти не знала Николая, хоть и жили в одном поселке. Но, недолго подумав, согласилась. А что? Очередь из женихов к ней не стояла. Чего ждать?
Да и времена настали тяжелые. В начале 90-х, когда-то успешный колхоз почему-то развалился, молодежь стала разъезжаться из поселка. Старший брат Андрей тоже уехал в город, там и сгинул в мужских спорах про чужие деньги. И не он один из поселковых ребят. А те, кто остались, либо уже были женаты, либо не просыхали от пьянки. Впрочем, женитьба тоже не исключала беспробудное пьянство.

Николай же, хоть и выпивал, однако знал меру, а если напивался, то бил жену редко. Зато оказался хозяйственным, рукастым мужиком, дома всё было в порядке и на своем месте. Зарабатывал нормально, из дому не тащил.
В первый же год после свадьбы Настя забеременела. Родился сын Сашка. А через год - Лёшка. Сейчас вон уже какие вымахали. Одному -15, второму - 14. Хорошие ребята растут, не шалопаи. Отца уважают.
Да всё, вроде, нормально. И муж - грех жаловаться. Дом, вон какой, отгрохал своими руками. Только вот...
Когда Настя смотрела фильмы о чужой любви, иногда плакала украдкой, понимая что у неё так не было и не будет. Николай цветы не дарил никогда, считая это пустой тратой денег. На ласковое слово был скуп, а в постели груб и деловит, как в работе. Он забирал то, что принадлежало ему по праву, не размениваясь на предварительные ласки, входил насухую, делал это жестко и зло, словно мстил кому-то. В первое время Настя молча терпела, плакала, кусая губы. Боялась, что это с ней что-то не так, что муж разозлится, если она признается что ей плохо. Да он и не спрашивал.

Вечер. На улице метёт. Снег серебрится мелкой крошкой.
Бабушка приготовила вкусный ужин - котлеты с картофельным пюре.
- Опять сегодня в Спасское гулять пойдёте?
- Наверное, не знаю.
Бабушка с дедушкой к моим гулянкам относятся нейтрально. Дед иногда журит, чтобы не хулиганили.
Залаяла собака - это пришли друзья. Игорь с Климом. Они деревенские. У Игоря два года назад умер папа. Заболел, а денег на лечение не было. Вот и умер. У папы Игоря была старенькая копейка. Её пожалели продавать - как раз хватило бы на операцию.
Клим вместе с мамой переехал в деревню недавно, к отчиму. Отчим сильно пьёт - поэтому они часто с Климом дерутся.
- Что ел на ужин? - интересуется Игорёха.
- Котлеты с пюре, а ты?
- Макароны с тушенкой.

У Игоря постоянно на лице ухмылка. Он - заводила компаии. Даже кличку себе придумал - уголёк.
- Ну что, пойдём сегодня в Спасское?
- Давай пойдём, - соглашается Игорь.
Клима обычно спрашивать не надо - он за любой кипишь, окромя голодовки.
Мы идём прямо. Все трое - в валенках. Это идеальная зимняя обувь. До спасского, если идти через поле, километра три-четыре - не больше. Быстрым шагом пол часа. Снег под валенками хрустит. Получается весело, однако диалог во время ходьбы поддерживать сложно - впереди идущему из-за хруста снега и встречного ветра не слышно слов.
Мы идём по полю. Всегда прямо, даже если надо свернуть. Дорога сама незаметно поворачивается. Главное не сбиться с тропинки.
Тропинка узкая, но утоптанная. Каждое утро и вечер по ней ходят некоторые служащие психбольницы, живущие в нашей деревне.
В Спасском самое крупное предприятие это психушка. Это единственное место, где можно получить хоть какой-то доход. Раньше сажали брюкву и растили хрюшек, на местном подсобном хозяйстве, но потом почему-то перестали. Психи оказались выгоднее.
Чтобы добраться до Спасского - надо преодолеть холм. Психушка как раз и стоит на этом холме. Издалека виден дежурный свет корпусов.
Из села доносится только лай собак. Психи спят.
Рядом с корпусами психбольницы стоят панельные трехэтажки. В одну из них мы как раз и направляемся.