-- Привет!
-- Привет, Наташ!
-- Как жизнь?
-- Нормально. Таньку вот на хор привела.
-- А я Тошку. Вы зачет когда сдаете?
-- На той неделе, так что есть еще время погулять.
-- Счастливые, еще и гуляете. А мне домой надо, муж придет, ужином всех кормить...
-- Ну, нас-то никто не ждет, кроме мамы. Пойдем, заодно ей памперсов купим.
-- Как она?
-- Да как, лежит. То Любку, то Таньку зовет поговорить, а они отмахиваются, неохота. С телевизором особо не поговоришь. Я ей вчера банный день устроила. Вымыла, выпарила. Так она такая благостная заснула. И не орала весь вечер, как обычно.
-- Чего она недовольна-то? Дома лежит, ухаживают за ней днем и ночью. И как ты еще справляешься со всеми?
-- Привыкла. Когда Сашка жив был, полегче конечно было. Он вечером мог маму поразвлекать.
-- Это сколько уже мужу?
-- Три года. На той неделе поедем на кладбище. Убрать надо. Да Любка хочет цветочки посадить.
-- Понятно. Люба у тебя уже совсем невеста. Сколько ей, напомни?
-- 17. Невеста... Ей про мальчиков и думать некогда. Уроков задают горы. В час, в два ложится. Да еще на курсы записалась. В декабре ЕГЭ репетировать будут. Говорит, текст очень сложный.
-- Сочувствую, нам еще три с половиной года ждать. Пока морально готовлюсь. Может, что изменится. Хотя с нашим министром образования...
-- И не надейся. Лучше не будет!
-- Спасибо, утешила!
-- Всегда пожалуйста! О, наши бегут, уже закончили. Ну мы пошли. Пока!
-- Ага, давайте, до встречи!


Ей 37. Три года назад умер муж. Она одна воспитывает двух дочерей. И ухаживает за парализованной свекровью. Всегда бодра и весела. За два года нашего знакомства я не услышала ни слова жалобы на тяжелую жизнь, несправедливость и одиночество.

© Акация

Была у Маринки такая привычка. Говорила, что красиво. Пацаны ржали, а я злился. Она вечно находила какой-нибудь цветочек и вставляла его в волосы. Бывает утром придет к нам на стройку, где мы играли в тайный партизанский штаб, цветочек уже в волосах. Пацаны в смех, я злюсь. Чего злился? Ну, не мог я Саньку и Колю бить, это же друзья были самые лучшие. А за Маринку бить надо было.

- Марин, ты чего вечно в волосы цветочек вставляешь? - бурчу я, тайком от пацанов вкладывая ей в ладонь кусочек гудрона, который утром нашел. Чистый, ярко-черный - такие жевать особенно классно было.
- Олежек, так красиво ведь! - и улыбается. Вот как-то действовала на меня ее улыбка, по-особому действовала, хоть и пацаненком еще был.

В школе, правда, пришлось все-таки подраться. После соревнования по "Что? Где? Когда?". Приз мне дали - мишку большого плюшевого. А я ей подарил. Вот просто подошел к ней, стоящей, с цветочком в волосах и подарил. Гундосый из параллельного что-то сказал вполголоса, девченки, что рядом стояли, прыснули. Что тут думать было, развернулся к Гундосому, в живот саданул, а когда он согнулся, коленом нос разбил. Терять мне было нечего, мы с родителями уезжали на следующей неделе, завуча я не боялся.

Маринка тогда улыбнулась. Думаю, мишке улыбнулась, а не тому, что нос Гундосому разбил.

Я эту улыбку вспоминал еще долго. Класса до восьмого вспоминал. Ну, а потом вестимо что, постпубертат, девочки с налившимися формами, вышибло у меня Маринку из головы. Институт. Работа. Жена. Ребенок. Все как-то по накатанной и проверенной поколениями дорожке.

Посвящается одной девочке с рыжими волосами



Не знаю даже с чего и начать.
Сказка должна начинаться со слов "жили-были". Ну, или "давным-давно"... А тут как-то не получается. И не жили, и не были, и совсем не давно это было, а недавно. Практически, в наше время.
В общем, построили люди как-то пароход. Большой, красивый, белый весь. Внутри весь чистый, дубом отделан и бронзой. Три палубы, две трубы, машины мощные. Красавец просто!
Но вот беда - как-то так получилось, что по воде ходить пароход боялся. То ли его неудачно со стапеля на воду спустили при постройке, то ли ещё что... Но выходить в море пароход категорически отказывался. Благо, что придумать причину не составляло никакого труда. То он сделает вид, что машина забарахлила, то начнёт на один бок наклоняться, словно воды за борт набрал, то трубой дымить начнёт, а то и вовсе электричество отключит. Инженеры все мозги изломали, пока искали причины поломок.
А поломок-то и не было - всё проверят, всё подкрутят... Вроде бы нормально всё. А не идёт пароход в море, хоть ты тресни! Никому же и в голову придти не могло, что пароход воды боится - пароходы же только для воды и строят.
Даже стали привыкать к тому, что пароход всё время у причала стоит и ремонтируется. Потихоньку стали использовать его как гостиницу, командировочных матросов там поселять... А пароходу этого только и надо - с командировочными на борту уж точно в море не отправят. А там, глядишь, и вовсе привыкнут, и даже думать про него забудут.

Предисловие

Рукописей приносят уйму. Там повторы и туманы. Без поворотов, без виражей. Пальцы на первых страницах в сон клонит. И вдруг этот найденыш. Шустрый, с ветерком, с подвохом, с отметинкой. Что ни фраза, то розыгрыш. Пацан не пишет, спотыкается. Что ни день, то фингал, и так до самого финала. Читаешь и завидуешь, почему ты не Вовка. Но поздно, поезд ушел, Вовкой надо родиться.

Рукопись принесла бабушка: - Возьмите и спрячьте ее подальше. Внука за эти художества из школы выпихивают. Директор рвет и мечет. Учителя готовы в штыковую броситься.
- А нам что прикажете с этой пиротехникой делать?
- Милые, у меня ни сжечь, ни порвать рука не поднимается. Может, вы в четыре руки дело уладите?

Известно, рукописи не горят, а рвать, что против ветра гадить. Решили печатать Вовкин дневник. Продадим, а навар бабке, Пусть на старости лет погуляет, за Вовкины выкрутасы порадуется.

01.09.12

Меня зовут Вовка. Я вредный.

01.09.12

Во дворе много собак и мусора. Для меня места нет. Сижу дома, пишу дневник.

02.09.12

В войну у нас танки делали, сейчас макароны.

03.09.12

К доске никого не вызывали. Я съел на спор два куска мела.

03.09.12

Наша математичка сердцем матерится.

- Мои родители - воры и пьяницы. Так говорит воспитатель в детском доме. Я не верил, но скорее всего она права. За мной никто не приходит. Со мной никто не хочет общаться. Только Аня. Она хорошая. Она никогда не обидит. А я... Я вырасту и стану Человеком. Клянусь!

- Ненавижу математику! Все эти синусы и котангенсы. Идиотизм. Умею считать - мне хватит. Мир меняется. Теперь правят рыночные отношения. И те, кто умеет считать, будут самыми богатыми в мире. И я среди них. И Аня со мной. Я никуда без неё теперь. Я люблю её.

- Вот и выпуск. Вместо положенной квартиры мне выдали комнатку в общежитии. Ну и на том спасибо. Некоторым и комнат не досталось. Так и остались при интернате. Я предложил Ане жить вместе. Она улыбалась.

- Да, согласен. Скорее уже расписывайте! Дайте же мне поцеловать мою жену! Единственную и неповторимую. Аня - ты Ангел!

- Нет, так и не нашёл работу. Завтра снова пойду на рынок, подработаю разгрузкой фур. Не переживай, любимая. Всё наладится. Просто сейчас период такой.

- Да, я профессиональный грузчик. Шучу, конечно. Армен обещал взять к себе водителем, так что скоро заживём.

- Я не плачу. Это слёзы радости. Я так давно об этом мечтал. Анька, ты сделала меня самым счастливым! А как назовём? Это будет мальчик, я уверен. Давай Юркой, как твоего папу. Он у тебя лётчиком же был? Вот и наш будет.

- Девочка? Четыре восемьсот? Красота! Значит, будет Юлькой. Анюта, солнце моё. Я тебя обожаю!!!

- Михал Петрович, - нежно пропел динамик тоненьким голоском секретарши, - к вам Ваганов.
Плужников досадливо поморщился, приподняв уголок рта, "пришёл извиняться, опять какую-нибудь сказку о себе будет рассказывать".
Рафаэль Борисович Ваганов был в строительном управлении фигурой заметной. Собственно, сама фигура его была напротив слишком уж неказистой: небольшого роста, худой, сгорбленный, как будто его давило вниз земное притяжение, ходил он всегда бочком, опустив глаза вниз. Землистого цвета лицо с впалыми щеками и характерным румянцем на них выдавало человека "употребляющего". Однако на стройке он продолжал работать, хотя давалось ему это нелегко, труд тяжёлый. Рабочие подсмеивались над ним, над его прогулами, над выдумками, оправдывающими запои, над его "фронтовым" прошлым, о котором он упомянул как-то под пьяную лавочку. И звали его только по имени, как мальчишку.
- Проси.
В дверь робко просунулся красный нос, а за ним и сам его хозяин.
- Здрасьте, - Ваганов поспешно стащил с головы шапку.
- Здравствуй, садись, Рафаэль, - начальник управления показал рукой на стул, - рассказывай.
- Да что рассказывать, Михал Петрович, виноват я, на встречу фронтовиков ездил, ну, там и пришлось принять немного, - Ваганов поднял руку к шее и характерным жестом показал, куда пришлось принять.
- Рафаэль, в прошлый раз ты просил предоставить несколько дней в счёт отпуска, говорил, что мать умирает на Урале, а близких нет там никого и надо срочно лететь.
- Мне прислали телеграмму, что мать при смерти, я помчался, оказалось, что просто заболела, в тяжёлом состоянии была. Ну и задержался там, пока дело на поправку не пошло. Сейчас полегчало ей.

Отпиздили меня, ребята, охуенно. Качественно отпиздили. Можно сказать с любовью. Ну и я, конечно, заслужил, нужно в каске на работу приходить. А все начиналось так обыденно. С утра опоздал я всего на полтора часа, но попал в самый разгар офисной битвы. Треск стоит, шум, гвалт, степлеры летают. Я сначала охренел, но тоже добравшись до своего стола, на всякий пожарный, швырнул в бухгалтера дырокол.

- Какого хера? - успел проорать я, увернувшись от мусорной корзины, летящей прямо мне в тыкву.

"Какого хера? Вот такого хера!" - проорал наш менеджер по продажам, показывая этот самый жест, огромной волосатой рукой. "Ты мне скажи, почему я, дипломированный специалист, отгорбативший на эту контору 5 лет, получаю зарплату в два раза меньше, чем эта Дашка? Эта секретарша, которая всего полгода у нас работает?"

Оказывается, наш доблестный менеджер случайно увидел ведомость по зарплате и был глубоко возмущен. "Это что, потому что она сосет хорошо?" - продолжались вопли - "Может, я тоже хорошо сосу, меня же никто не спрашивал?". И тут же в его голову полетела пластиковая ваза с пластиковыми цветами. В Дашку же, и в бухгалтера, началась массированная бомбардировка из пустых кокакольных банок со стороны менеджерской братии.

Вся эта вакханалия закончилась только тогда, когда замдиректора с воплем выскочил из своего кабинета. "Что за идиоты! Никакой этики, никакого корпоративного духа! Где же наше братство, дружба, любовь? Мы так пойдем ко дну, и так над нами конкуренты ржут".

Это утро оказалось нехорошим. И стало оно плохим после моего звонка Ивану.
-Что нового, Иван? - спросил я осторожно в телефон. - Что врачи говорят?
-Все плохо.- ответил он и, помолчав, добавил. - Доктор дал две недели... а потом - конец.
-А как же процедуры, лечение...
-Бесполезно. - ответил Иван. - Спасибо за помощь, но бесполезно.

У Ивана был пятилетний сын Мишка - шепелявый шалопай и маленькая двухмесячная дочь. Имени у нее не было: врач сказал что придумывать имя бесполезно. Девочка была безнадежно больна. Причин болезни я толком не знал, да и не собирался знать : это ничего не изменило бы - малышка была неизлечима. Теперь я ступал по опавшим листьям и размышлял о неправильном устройстве мира.

" Вот, взять хотя бы этих бомжей и алкоголиков, - думал я, глядя на рваную старуху у церкви. - Творец дает им жизнь и способы существования, а маленькую невинную девчонку оставляет без помощи. Разве это правильно? Разве эта грязная старуха нужна нам более, чем маленький ребенок?..."
-Дай рубль, -прервал мои мысли хриплый голос. - Рубль дай!
Рядом стояла облезлая нищенка. Протянув худую руку она заунывно тянула:
-Дай Фофе рубль...- блестела деснами попрошайка, - дай рубль.
"Иди к черту, - зло решил я. - Тут ребенку на лечение последние деньги отдал, так еще ты ноешь, тварь беззубая."

Нищенка продолжала клянчить. Худая, в оборваном пальто, она прижимала загипсованую руку к животу, а здоровую тянула мне прямо в лицо. Руку ей, похоже, сломали подростки. Я слышал, что местные пацаны ради развлечения бьют Фофу до крови. Бьют безнаказанно, ведь Фофа - умалишенная и жаловаться не умеет. Соседи как могли лечили Фофу: мазали ушибы зеленкой, бинтовали раны и отгоняли от нее подростков. Тем не менее, зубов у женщины совсем не осталось, а вокруг глаз образовались синие круги.
Не из жалости, а чтобы отделаться от навязчивой попрошайки я сунул ей в руку мятую купюру и быстро вошел в церковь. Бесцельно побродил у алтаря и, словно в забытье, зажег свечу.

Как-то оказался я на девичнике.
Не на стопроцентном, конечно, ведь я там присутствовал не в качестве стриптизера, а в качестве нагрузки к жене. Но в остальном, женские секреты порхали вокруг, как на настоящем девичнике, а я сидел тихо, чтобы не выгнали, и помалкивал.
Сначала перемыли и обглодали косточки всем своим мужьям (кроме меня) потом взялись за своих любимых свекрух.
Алла (совсем небедная барышня, живет с мужем Сашей в загородном доме) с удовольствием подхватила наболевшую тему:
- Обидно, что анекдоты бывают только про тещу. Про свекровь я лично не знаю ни одного. А это несправедливо, ведь свекрухи ничем не хуже и крови могут попортить не меньше.
Приезжала тут к нам из своей деревни Сашина мамочка.
Нет, я ее конечно же люблю, по-своему... хотя бы за то, что она ни в какую не хочет бросать свое село и насовсем перебираться к нам в Москву. Но знаете, девочки, три дня - это тоже очень немалый срок...

В первый день, вечером, она закатила мне лекцию: "Аллочка, за продуктами нужно следить, а иначе мужа можно отравить. Продукты в кладовке давно протухли, и по виду и по запаху видно же. А ты только ногти, как птица отращиваешь..."
Оказалась, что мамочка сделала "доброе дело" - отнесла на помойку наши "протухшие продукты": огромный круг сыра "Рокфор" и целую ногу паршута из черной свиньи (Из Испании, кстати, привезли)
Муж только посмеялся и перевел стрелки на меня - это видите ли я маму не предупредила.
Во второй день свекровь выгнала нашу Жулю на веранду и сказала, что скотину не держат в доме: - "Вы бы ее еще в постель с собой положили. Где ваше чувство гигиены? Собака должна жить - либо в будке, либо, если она такая мелкая, лысая и бессмысленная, как ваша, то хотя бы на веранде. Но никак не в доме"
Я конечно промолчала о том, что Жулька на самом деле спит в нашей кровати и что она у врачей бывает гораздо чаще, чем свекровь и если уж выбирать - кого нужно держать на веранде...

У меня появилась соседка.
Я так давно жил один, что забыл, как жить бок о бок с красивыми молодыми девушками.
Разумеется, никакого внимания на меня она не обращала.
Забывала выключать свет в коридоре, гоняла по ночам музыку, от которой стыла кровь в моих и без того холодных жилах, приводила домой мужчин, с которыми я бы не пошел даже в туалет, и разбрасывала по квартире одежду.
От ее макияжа падали в обморок консьержки и замужние матроны.
Одна бровь была выбрита полосками, а вторая выкрашена в густо-фиолетовый цвет.
Ее духи пахли лунным светом и умирающими осенними цветами.
На лопатке зеленым колечком свернулась ящерица татуировки.


Впервые она увидела меня, когда обдолбалась какой-то амфетаминовой дрянью.
- Привет, - сказал я, опускаясь в ее кожаное кресло и закидывая ногу на ногу.
- Пошел вон, - равнодушно сказал она, разглядывая сквозь меня узоры на обоях.
- А ты меня, попробуй, выгони, - хохотнул я.
- Сиди, пожалуйста, мне всё равно. Ты же моя галлюцинация.
- Может, это ты - моя галлюцинация? - предположил я.
- Какая разница...
Она погружалась все глубже и дальше, и на мгновение мне показалось, что она не выплывет.
Но искра ее жизни мерцала ровно и монотонно.

Последний ее крендель мне откровенно не нравился.
Он фонил безумием, как неисправный блок ядерного реактора - радиацией, но она от него горела и пылала сухой соломой на ветру.
- Он тебя грохнет, дура, - сказал я, когда он ударил ее.
- Не твое дело, - огрызнулась девушка, разглядывая в зеркале кровоподтек на скуле. - Что ты все время лезешь в мою личную жизнь? Кто ты такой, вообще?!
- Я тут жил. Когда-то, очень давно.
- Убирайся. Теперь тут живу я.
- Ненадолго.
- С чего ты взял?
- Приложи лед. Или накрась второй глаз, симметрично этому фингалу.
- Это мысль, - с этими словами она швырнула в меня тяжелым металлическим подсвечником, который стоял на прикроватной тумбочке.
Я даже бровью не повел. К пролетающим сквозь тебя предметам, привыкаешь через пару десятков лет.
- У него жена и двое детей. А также цирроз в зародыше. Пожалуй, печень сведет его в могилу года через три, - сообщил я ей. - Но до тех пор он успеет свести в могилу тебя.
Скорее всего, задушит. А может быть, изобьет до полусмерти, оставив инвалидом.
- Проваливай, - она упала ничком на кровать, чтобы забыться быстрым, тревожным сном.

Зло, существующее в мире, почти всегда результат невежества, и любая добрая воля может причинить столько же ущерба, что и злая, если только эта добрая воля недостаточно просвещена.
Альбер Камю




- Янек, четыре утра, куда тебя несёт, дурень старый? - Женщина недовольно повернулась в сторону мужа, пытавшегося по-тихому выскользнуть из-под одеяла.
- Марица, ну что ты? - Обиженно пробурчал мужичок, ещё не старый, но седой и морщинистый - деревенская жизнь рано забирала молодость. - Я ж на рыбалку. В Чёрную Заводь. Вчера как раз хорошую удочку сладил.
- Тьфу, на тебя! Иди, куда хочешь. Небось, опять с Карелом водки нажрётесь. - Марица отвернулась и закрыла глаза, а Янек ухмыляясь, отправился к сараю, где уже ждали заготовленная с вечера удочка, набор наживок и, конечно же, бутылочка отличной домашней водки.

***


- Кая, ты не видела моего Янека? С утра ушёл рыбу удить и не вернулся. - Марица третий час бегала по посёлку в поисках мужа. На Чёрной Заводи его не было, хотя на его любимом месте виднелись следы лагеря - кострище, пустая бутылка из-под водки, остатки нехитрой закуски.

- Сама Карела потеряла. Он с твоим должен был пойти. И пропал. - Кая тоже была не на шутку встревожена. Карел был, конечно, не лучшим мужем, любил выпить, иногда пил по нескольку дней в компании Янека и Матеуша, но никогда не пропадал вот так, не сказав ни слова. - Никак ведьма недоброе сотворила. Она давно поглядывает на наших мужиков. Своего то нет, а между ног чешется, небось.

Спи, зайчонок-заинька,
Зверушонок маленький.
У, какая зюзика,
Серенькая пузика.
За окошками сугроб.
Лапа - тапа - точки
Топ- топ- топ.
Шухи - шухи - перешухи.
Коплоухенькие ухи.
Через речку мостик,
Там пуховый хвостик.
Сам зайка - егоза,
Удивленные глаза.
И. Сельвинский


Он ждал... Пусть и в не очень комфортных условиях - на техническом этаже было душновато, пыль забивала глаза и ноздри, похрустывал сухой голубиный помёт, а щебень впивался острыми краями в бока через резиновый коврик. В своё время его научили ждать. Очень хорошо научили. И он лежал в снайперском окопчике где-то в районе Ачхой-Мартана, орошаемый проливным дождём, да ещё за трупом чеченского боевика, да когда от подорванного БТРа, стоящего на обгорелых ступицах в трёх шагах, несёт гарью и разлагающейся плотью.
Так что грех жаловаться. Тем более, что основная работа, по большому счёту, закончена: "объект", точнее, "пассажир", как он его сам называл, дистанцируясь от дешёвых карманных, "на поездку", детективов, где глаз резало это слово, был "просчитан" - установлены все маршруты движения и места его появления, выбрано место, где надлежало поставить завершающую точку - дом любовницы. Была перепилена дужка замка на двери, ведущей на технический этаж, да так, что при поверхностном взгляде кажется целой, и даже бутылочка минеральной воды (без газа) приготовлена.

У деда Федора случилось несчастье - старая покосившаяся уборная превратилась в вулкан, изрыгающий лаву фекалий. Причем перла эта лава прямо-таки с небывалой скоростью и напором, грозя залить всю округу.

- Ах ты ж едрить твою налево! - ругался дед Федор прыгая вокруг кипящей клоаки, - Шо ж это делается?

- А я ведь тебе давно говорила, старый хрыч, шо уборную перестраивать надо, - ехидно сказала бабка Клава, сминая в кармане передника обертку от пачки дрожжей, - В нее и так ходить страшно было - ей-ей провалисси, а тебе все ни почем! Вот дождалси, шо теперь гавно поперло.

- Да отстань ты, старая! Много чего понимаешь! - дед Федор схвативши лопату, пытался направить хаотичные потоки по одному руслу, - Этот гальюн еще и нас бы пережил! Провалится она... А ты не засиживайся по-долгу и вообще ходи реже и тише. А то, как засядет, так у кур слезы текут! От едрить твою мать! Кудой?!

Дед Федор неуклюже повернулся и, запнувшись о камень, шлепнулся в самую гущу, обрызгав с головы до ног бабку Клаву и пса, не перестававшего лаять с момента возникновения вулкана.

- Да заткни ты пасть, черт пархатый! - крикнул на пса дед Федор, на четвереньках выбираясь из лавы, - Тебя еще не хватало!

- Ай умора! - бабка Клава радостно захохотала, - Ну как есть черт!

- Шо ржешь-то, старая! Сама эвон в гавне вся, а ржет! Лучше б помогла бы подняться!

Как-то в лютый мороз собирался я ехать на съемки в Ивановскую область.
Накануне понял, что теплая обувка у меня есть, подштанники тоже не подведут, а вот курточка - хоть и красивая, но для сильного мороза не серьезная.
Прибежал в магазин, докладываю:
- Мне нужен пуховик с капюшоном, самый, самый теплый, который у Вас имеется. И чтобы материальчик покрепче.

Продавец - вялый пацанчик, лет девятнадцати, понимающе кивнул, подвел меня к нужным вешалкам и давай показывать:
- Я бы посоветовал взять вот эту. Легкая, крепкая, куча карманов, все регулируется. Не смотрите, что сделана в Китае, фирма серьезная. А попробуйте какая она невесомая...

Короче продавец убедил меня, что этот пуховик такой теплый и дышащий, что в нем и самому дышать не обязательно. Куртка подышит за двоих.
Вещь мне понравилась, спрашиваю:
- Почем?
- Эта модель будет стоить 52 000 рублей. Выписывать?
- Погодите, не торопитесь, я ведь только начал. А чего у вас есть еще такого типа?
- Вот такая моделька за тридцать семь тысяч. Этой же фирмы, но подлиннее - сорок две. Вы померьте, походите, Вам сразу понравится.
- Да мне они уже нравятся, как десятиклассницы солдату, но цена, что-то не нравится.
- Ага, так Вам нужно что-то побюджетней? Тогда пойдемте в тот угол. На какую сумму Вы рассчитываете?
- Ну - семь, может быть - восемь тысяч.
- Ну, не знаю, посоветую вот эту, за десять. Отличный бюджетный вариант. Пух нормальный, не лезет. Вполне прилично смотрится, не маркая.

- Нет, ну ты все таки настоящая стерва - произнесла Света, отпивая глоток вина из бокала - и что же он?
- Ну как что, подарил мне цветов, наделал кучу комплиментов, а потом я свалила на вечеринку с другим парнем - навинчивая на палец локон волос ответила Настя.
- А он, как его, Николай - наверное обиделся?
- Да ладно тебе, обиделся, да и хрен с ним, ни денег ни работы, зачем такой нужен, я на голую любовь больше не ведусь, вот так та вот!
- Молодец -девка, а на вечеринке как отдохнула?
- Да вообще улет, приехали в клубешник, а там тот, помнишь мальчик, которому я в прошлом месяце понравилась - и уже с другой. А он меня увидел - все смотрит на меня, как я танцую с новым кавалером, слюнки текут, но так и не подошел, ничего не сказал. Весь вечер протанцевал с какой то белобрысой блядью.
- А дальше?
- А что дальше, ну мой этот новый потом отвез меня в другой клуб, везде за меня расплатился, по нему сразу заметно паренек с деньгами - мажористый, наверное из хорошей семьи, подкатывать ко мне начал, обещал подарить серьги золотые и пригласит в свой новый коттедж.

- А ты?
- Да не знаю, я что то устала под утро, отошла в туалет и уехала потом на такси, так ему ничего и не сказала - ни пока, ни где меня искать.
- Ну ты прямо огонь девка. Отдыхаешь потрясно, я тоже так хочу. А этот, новый - он же потом наверное волновался, искал тебя.
- Да ну и хрен с ним, у меня каждый вечер такая история, стоит только в клуб зайти как все парни мои!

Надпись на могильной плите одного мужика:
"Ну, теперь-то вы поверили, что мне и в самом деле плохо?!"
(Бородатый анекдот)



...Мне лет семь. Или восемь. Я уже хожу в школу. Поздний зимний вечер в нашем старом доме без удобств. Тускло светит лампочка на потолке кухни, и этот полусвет вызывает уныние. Я стою, опустив голову, перед мамой. Мама держит в руках пластмассовый автомобильчик, купленный на мои "нетрудовые доходы".

- Ты где это взял? - в голосе мамы угроза.
- Купил...
- На какие деньги?
- Я нашёл рубль на газоне.
- Не верю!!! Говори, паразит, где взял игрушку?! У кого украл?! - мама несильно, но обидно даёт мне подзатыльник.

Совсем не больно. Но слова "не верю" бьют сильнее кулака. Куда-то в живот. Оттуда поднимается горячая обида и выливается из глаз. Я реву. Навзрыд. Всхлипывая и стараясь сдержать слёзы, отчего они бегут всё быстрее.

- Я правду сказал!
- Чтоб глаза мои тебя не видели, маленький врунишка!

Я ложусь спать, ещё всхлипывая. Засыпаю. И мне снится, почему-то, бабушка. Она во сне поит меня парным молоком и угощает пресными лепешками.

...Второй класс в школе. Сосед по парте Олег. Хулиган и задира. Но мы с ним дружили. Первый раз попробовали курить тоже с ним, в первом классе. Лазали по крышам сараев, прятались в проходных дворах и там же курили "бычки", собранные на остановке.
В тот раз у меня была новая авторучка. Чернильная. Поршневая. Он просил посмотреть, а я не давал - такая ценность, сломает ещё! Он хотел выдернуть её у меня из рук, но вытащил только верхнюю часть вместе с поршнем. И по парте потекла огромная чернильная клякса. Естественно, он свалил всё на меня.

- Вы, Виктор Сергеевич, сами во всем виноваты. Зачем вы с женой так поздно гуляли, да еще в состоянии алкогольного опьянения?
- Да сколько можно повторять, что мы возвращались с женой со дня рождения моего отца. Да и не был я в таком сильном опьянении, чтобы не запомнить этих подонков, устроивших стрельбу на улице.
- Вы мне это постоянно повторяете, как попугай, а результаты экспертизы говорят об обратном. Они свидетельствуют о том, что вы находились практически в тяжелой стадии опьянения, и соответственно не могли ориентироваться во времени и пространстве, что и явилось причиной ваших домыслов о том, кто стрелял в вас и вашу жену.
- Я их запомнил. Это были не русские, возможно кавказцы, и они ехали на дорогой иномарке, черного цвета, тогда я не знал марку автомобиля, но потом посмотрел каталог и теперь знаю, что это был "Майбах". Номеров на нем не было.
- Запомните, Виктор Сергеевич, у нас в стране все россияне, и упоминание о кавказцах, как о преступниках, без весомых доказательств может привести вас к скамье подсудимых по 282 статье УК РФ. У преступности нет этнического лица.
- Да что вы несете? У меня жену любимую убили, а вы меня же на скамью подсудимых хотите посадить! Были бы в той машине проклятой русские подонки или другой национальности преступники, я бы так и сказал. Мне без разницы, какой национальности был стрелявший, я просто видел, что эти молодые сволочи - кавказцы. Просто это лишняя зацепка для органов полиции. Да и кто у нас в стране, кроме них, любит носиться на дорогих машинах и устраивать пальбу на улице?
- Ну конечно, только южные ребята. А вы не думаете, что это могли быть русские, маскирующиеся под кавказцев. Что этим они хотят разжечь национальную рознь, и вы им в этом, возможно просто по не знанию, а может и специально, содействуете.
- Товарищ следователь, вы думаете, что после того, как Лену убили у меня на глазах, я стал бы вводить следствие в заблуждение и этим помогать убийцам? Вы за кого меня принимаете? Вы еще скажите, что я ее заказал. И кстати, мои слова насчет "Майбаха" и его пассажиров можно легко проверить, просмотрев записи камер наблюдения. Вон их сколько понавешено.
- Не учите нас работать, Виктор Сергеевич, все мы проверили, но, к сожалению как у нас нередко бывает, система дала сбой, и камеры в течение часа не работали. Вот заключение нашей экспертизы. Экспертизам-то вы верите, надеюсь?
- Вы знаете, уже как-то не очень, особенно после того, как меня признали абсолютно невменяемым на момент убийства.
- Ну, знаете, это уже переходит всякие границы. Что вы хотите этим сказать? Что мы, успешно прошедшие переаттестацию, не справляемся со своими обязанностями и покрываем преступников?
- Я ничего не хочу сказать. Вы сами все сказали.
- Я? Я ничего не сказал, а вот вы уже достаточно много написали, и я подозреваю, что попытаетесь написать и про это дело. Так вот, в интересах следствия я вас убедительно прошу не делать этого и понапрасну не будоражить общественность. А пока, ваше поведения и слова я списываю на то, что вы еще не отошли от смерти супруги, но в дальнейшем я не собираюсь выслушивать ваши оскорбления. Дело мы возбудили, так что ждите результатов расследования. Вы свободны. Когда понадобится, я вас вызову.

Конец 80-х. Отрабатываю распределение на "Скорой". Молодой еще, крови хочется. Вызывают на станцию метро Технологический институт: человек упал под поезд. Часто такие вызовы дублировались, и вот две бригады скорой двигаются по платформе навстречу друг другу. Платформа, та, которая поменьше, выложенная белой плиткой, зрелище представляет веселенькое. По всей кафельной стене - кровь, колонны залеплены какими-то шматками мяса, обрывками окровавленных тряпок. Поезд остановился, не доехав до конца платформы. Ужас. Платформа в час пик опустела. Шесть мужиков со "скорой" боятся заглянуть под состав. Страшно даже подумать, что там осталось от человека. Рельс обесточен, пожалуйста, спускайтесь, но никто не решается... И тут из-под вагона появляется голова мужичонки.
- Ты кто? Откуда? Вылезай-ка...
Мужичок ныряет под вагон:
- Я сейчас, только кепочку найду".
Ждем. Вылезает в кепочке. В руках ружье, как положено, разобранное, в чехле.

- Откуда ты, милый?
- С охоты мы.
- И кого ты там убил?
- Лося завалил!
- А где же твой лось?
- А вон, в рюкзаке мясо.
Смотрим, у мужичка на плечах лямки от рюкзака. Самого рюкзака нет. Оказалось все просто. Шел с охоты. Полный рюкзак лосятины. Когда стоял на платформе, вниз свалилась кепочка. За ней полетел и сам хантер. И аккуратненько так устроился в желобе между рельсами. Рюкзак сверху. Рюкзак сорвало поездом, а мясо разбросало по всей станции. Осмотрели мужичка. Кроме сломанной лодыжки - никаких царапин. В куртке три бутылки напитка, под названием "Спирт питьевой". Был такой продукт, выпускался для тружеников Севера, где на морозе простая водка кристаллизуется. Продукт в наших широтах редкий. Все три бутылки, естественно целы. Одна, к сожалению ополовинена. Стоит ли говорить, что они сразу перекочевали в наши чемоданы, за перенесенный стресс надо расплатиться.

- У Вас на производстве несчастные случаи были?
- Нет.
- Будут! ©

Дело было в далеком, теперь уже, 1999 году. Я, дипломированный техник-электромеханик, покинул стены альмаматер и вышел в мир.
Идти пришлось не далеко, буквально три остановки автоуса за номером пять и я уже на своей работе - рыбоперерабатывающий комбинат.
Вонь, мухи, многочисленные коты с мордами, размером с Оку и бабье. Много бабья. Причем почти весь коллектив бабья самого драгоценного, блядовито-ухарского характера, с мелкими вкраплениями правильных женщин.
Я, восемнадцатилетний падонаг, не чуя ног под собой метнулся в этот рай обетованный.
Электриком подстанции? Легко!
Еще полставки за грузчика? Пффф!
И еще полставки за сторожа? Запросто!
Короче, я приступил к работе.

Днем отсыпался на подстанции, под вечер таскал рыбу за забор, ночью тискал девок то из консервного цеха, то из икоро-балычного.
Через три месяца, несмотря на надежды моей драгоценной мамуси, я не поправился, а скорее наоборот - скинул килограмм семь.
Любовь кружила голову как пары аммиака в цехе глубокой заморозки продукции.
Перепортив роту девок, я взялся за ум и начал осваивать свою профессию. То есть бегать за пузырем для ВиктОра - моего наставника и подавать ему отвертки-ключи.
В обязанности моего сенсея, так же входило обслуживание лифтового хозяйства. А лифты там, надо сказать, грузовые, большие. Один лифт, больше зала моей "трешки" в пятиэтажке. Большие, ага.
Итак, наша доблестная команда получила вызов.
Пока мы с ВиктОром шагали на третий этаж, какая-то сцуко, включила, отключенное нами, питание лифтов.

- Привет,- раздался Голос в пустой квартире на шестом этаже. Комнаты две. Раньше тут жил дедулька. Потом дедулька умер. Его дети, а, может быть, и внуки продали квартиру Серёге, аспиранту института экологии. С тех пор прошло уже около года. Серёга спокойно жил в этой квартире. А тут Голос!
Нет, волосы у Серёги на голове не зашевелились, поскольку изначально торчали вверх, сильнее торчать им было просто невозможно. Зато руки заледенели. Хотя, ничего жуткого в этом Голосе не было: голос и голос, даже почти с теплотой душевной. Он бы Серёге даже понравился, если бы... Если бы Серёга совершенно точно не был уверен, что в квартире никого нет, кроме него самого. Раздвоением личности он не страдал, телевизор вот уже месяц как в ремонте, радио нет, а на кассетах и дисках к музыкальному центру записаны только песни. Слова "Привет" на них точно не было.
Молчание затянулось. Послышался вздох, затем Голос обиженно произнёс:
- Я же поздоровался. Почему не отвечаешь?
Тут Серёга сел в кровати. Появилась навязчивая идея: как бы поскорее свалиться на пол и заползти под эту самую кровать. Но он отринул её как заведомо ошибочную: вдруг этот Голос как раз под кроватью и сидит?

- Т-ты кто?- спросил Серёга, дрожа от ужаса.
Даже язык плохо повиновался. Он подобрал к себе ноги, потому что ему вдруг показалось, что кто-то их задел. Потом потянулся к выключателю настольной лампы, которая стояла на тумбочке у кровати. Он был уже весь мокрый от пота. Кто бы ни оказался на месте этого Голоса, но его лучше увидеть при свете, чем рисовать в своём воображении.
- Положи руку обратно,- попросил Голос. Требовательно.
Серёга отдёрнул руку, как ошпаренный, забившись в угол кровати. А голос спросил:
- Ты любишь свет?
- Я?- с трудом сглотнув, переспросил Серёга.
- Ты, ты,- согласился Голос, начиная терять терпение от непонятливости собеседника.
- Да, люблю,- осторожно ответил Серёга, одновременно соображая, как воры могли попасть в его квартиру на шестом этаже глубокой ночью. Если это воры. О, пусть это будут воры! Серёга никогда бы не подумал, что можно так захотеть увидеть в своей квартире обычного рецидивиста.
- А я нет,- оживился Голос,- в темноте так хорошо всё видно, и никаких теней нет, а то я на тени вечно отвлекаюсь.